Название: Тонким лучиком света на запястье.
Автор: Valerie, она же Ле и Lerianna.
Бета: Меланхоличная язва( Эльфочка, она же Олюшка)
Рейтинг: PG-13
Пейринг: ГГ/ДМ, ГГ/СС, ГГ/ГП
Жанр: romance, drama.
Отказ: отказываюсь от прав на всех героев Дж. К. Роулинг, ни на что не претендую.
Комментарии : всё за меня скажет рейтинг, разве что, обязана предупредить о смерти персонажа.
Статус: закончен
Фандом: ГП.

Всё с чего-то начинается... Никто не сможет назвать конкретное время или место, и в детали событий углубиться тоже не удастся. И всё, что можно сказать точно - что на этот раз всё началось с неё.
С тонкого лучика света на запястье немного несуразной девушки, или еще раньше? Не столь важно.
У неё всегда были красивые запястья. Тонкие, изящные, с такой трогательной косточкой на изгибе... И глаза у неё были большие и тёплые. Как почти остывший чай. Они источали нежное тепло. Мягкое. Немного терпкое. В ней всё было плавно, обдуманно наперед, а потому гармонично. Но всё чаще на её запястьях появлялись синяки. Их оставлял другой человек, однажды случайно, почти невольно, но очень прочно связанный с ней.
Она была первой вершиной странного квадрата отношений, который сама же построила.

* * *
Недовольный взгляд из-под выгоревшей, и без того блондинистой, челки. Глаза с вкраплениями металла, неизменно светлая кожа, невероятно сильные руки.
Раздражение, высокомерие, злоба... Всё как стена, за которой скрывается страх.
Однажды она влезла поверх всех его правил, бросив лишь мимолётный взгляд на испуг, который так негаданно вызвала. Да кто она такая, что бы без разрешения пробираться в его жизнь и так отчаянно игнорировать все попытки спрятаться от этого всепрощающего взгляда?
Она не ненавидела его. Проходя мимо, натыкаясь на обидные слова, пресекая попытки запугать и загнать в угол, она только смотрела на него с этим чёртовым пониманием и точной копией его высокомерия, всякий раз забывая вынуть из кармана палочку. Скорее всего, она знала, что где-то рядом непременно появится кто-нибудь, что бы спасти от него. Но он не мог сказать точно, знала ли... И было ли это спасением?

- Не боишься гулять так поздно, грязнокровка?
- А кого мне боятся?
- Меня, например. Или думаешь, Поттер и Уизли всегда будут рядом, что бы тебя защитить? Ну-ну, что-то я их не вижу поблизости...
Этот разговор не кажется таким уж угрожающим, пока Драко не делает шаг вперед.
Но Гермиона остаётся спокойной и невозмутимой, даже когда он делает пару шагов по направлению к ней. И когда он оказывается на расстоянии вытянутой руки. И даже когда они стоят лицом к лицу… Но ей не суждено узнать, что бы он сделал дальше, потому что тут же, уже в который раз прерывая их «милое» общение, появляется Рон (или Гарри, или близнецы, да какая собственно разница?).
- Всё нормально, Гермиона?
- Да, всё хорошо.
- Тебя проводить?
- Не отказалась бы, - она вежливо улыбается и даёт увести себя в гриффиндорскую гостиную. А Драко опять остаётся один. Чёртовы гриффиндорцы никогда не оставляют их наедине...

Он ненавидел её за всё. И каждый раз вместе со своими прихвостнями пытался ударить побольнее. Словом, поступком... как угодно... Казалось, его фантазия не имела границ.
Но однажды все отвернулись от него.
Когда он лишился семьи, денег и друзей (и конечно чего-то такого он ожидал, но ведь не в таких масштабах), она всё-таки появилась. Его фея. Такая красивая и такая... грязная.
Её всепрощение и понимание перестало казаться раздражающим.

- Мне, наверное, уже пора... Давай встретимся завтра?
Тишина. Минутное молчание. Гермиона так и не дождавшись ответа, делает пару шагов к окну и опускается рядом со своим молчаливым собеседником.
Они встречались каждый вечер, и Драко всё еще не мог понять, зачем ей это нужно. А еще упрямо подавлял страх однажды вечером не застать её на их обычном месте. Но каждый вечер она оказывалась в Астрономической башне.
Когда Гермиона впервые попыталась с ним заговорить, Драко накричал на неё и послал подальше. Во второй раз грозился наслать пару проклятий. А её третья попытка совпала с заключением отца в Азкабан.
И вот теперь в лунном свете видны только тусклые очертания Драко Малфоя. А Гермиона Грейнджер берет его за руку, переплетает его пальцы со своими, сжимает чуть крепче, чем обычно на прощание. Но, наверное, это ей кажется недостаточным и Гермиона несмело прикасается к его щеке губами.

Он не мог забыть то, чему был с детства научен. Она не могла вдруг сделать свою кровь чистой. Но он всё равно удерживал Гермиону рядом, хватая за руки, оставляя синяки на таких трогательных запястьях, хотя она и не собиралась уходить. А потом прижимал, обнимал так крепко, что ей становилось тяжело дышать. Просто Драко никогда никому не верил…
Он так быстро и незаметно затянул петлю на своей тонкой, аристократической шее, что и сам этого не заметил. А когда заметил, было уже поздно.
Он был второй вершиной.

- Не уходи. Не уходи... пожалуйста, - но его слова мало сочетаются с действиями. Драко сжимает запястья девушки так сильно, что она чуть морщится от боли, но в глазах застывает немая просьба, а голос подрагивает. И тогда Гермиона понимает, что нужна ему. Сейчас и здесь.
- Хорошо, - девушка почти шепчет. Он ослабляет хватку, но рук не убирает.
Рядом с ним она смотрится странно. Драко, в голубоватом лунном свете, выглядит почти ангелом, и Гермиона со своими сумасшедшими волосами, в мешковатой мантии чувствует себя неловко. Но всё же, эти мысли немного некстати, и она вспоминает о боли в запястьях.
- Ты можешь отпустить мои руки. Я остаюсь, - тень улыбки скользит по её губам. И он отпускает, но только затем, что бы прижать к себе, всё так же стараясь удержать, просто немного иным способом. И этот способ нравится Гермионе гораздо больше.
- Ты ведь не уйдёшь, правда?
Драко отчаянно нуждается в тепле, прижимает её все крепче... Но ей это почему-то нравится. Она сама закрывает глаза, кладет голову ему на плече и шепчет тихо-тихо, почти мурлыча:
- Не уйду. Обещаю.
Хрупкая, тонкая, почти прозрачная, она пленила его невесть чем, была нужна ему, как никто другой... Может быть потому, что никого другого рядом не было?

* * *

Чёрный ворон. Летучая мышь. Незнакомец, сошедший со страниц магловских детективов. Злой гений...
Всего лишь несчастный, измученный жизнью мужчина, чья общепризнанная гениальность была лишь причиной для всеобщей же осторожности. Болезненно белая кожа, черные волосы, всегда хмурое выражение лица... Глубокие чёрные глаза, потрясающе красивые руки... Она увидела в нём нечто большее и то, что он был вдвое старше её, не послужило препятствием.

- Мисс Грейнжер, что Вы делаете?
- Что-то не так, профессор?
- Клешня скорпиона кладётся после валерьяны, а не до. Зелье испорчено. Переделывайте.
- И никаких высказываний?
- Ну, если Вы так настаиваете...
Сарказм. Ехидная ухмылка.
Гневное фырканье. Вздох негодования. Но в глазах радость, потому, видимо, она спешит прикрыть их пушистыми ресницами.
Взыскание по пару раз в неделю, за исключением случаев, когда ей действительно нужно было быть свободной. Маленькая радость. Она ведь так нужна ему. Просто он об этом еще не знает.

Он проклинал её любопытство, чистоту, непорочность, её сумасшедшие волосы, то, как она покусывала кончик пера... Его начинало трясти от одного вида её вечно поднятой руки, от желания всегда быть первой, от этого проклятого всезнания. Всегда.
Всегда, но ночью... Каждую ночь она неизменно приходила в его чёрно-белые сны, внося туда, понемногу, всю цветовую палитру. И однажды она и в самом деле появилась в его комнате, никогда так и назвав причину своего поступка. Впрочем, в последствии это было уже не важно. Со временем он понял, что это был самый счастливый день в его жизни. И самый несчастный…

- Простите, профессор, можно войти?
- Входите мисс Грейнжер. Что-то я не припомню, что бы назначал Вам взыскание.
- Так и есть, не назначали.
- Тогда, позвольте поинтересоваться, что вы здесь забыли?
Тишина, взгляд тёплых чайных глаз, пара шагов во владения мрачного профессора. Её шаг вперед, его – назад. Неожиданность.
- Позвольте мне быть рядом. Нет, нет-нет... Не выставляйте меня за дверь... Просто позвольте мне помочь.
Он ненавидел жалость, никогда не принимал помощь, но было в ней что-то такое, что не позволило ему сдвинуться с места.
- Вы можете помочь мне разобрать книги, если так жаждете, мисс Грейнжер.
Молчаливое согласие и тихая радость. И даже в чёрных глазах появился оттенок какого-то нового чувства. Он не позволял никому быть рядом. Никогда. Никогда до этого дня…

Он не должен был впускать её в свою жизнь. Она не должна была видеть то, чего не заметили остальные.
Она была слишком юной, слишком чистой, слишком светлой для него... А у него за плечами было тёмное прошлое и выжженное на коже напоминание о том, кто он на самом деле.

- Извините, профессор, могу я Вас отвлечь?
- А разве Вы не это постоянно делаете, мисс Грейнжер? Вы закончили?
У него огромная библиотека. И книги самые редкие. За эти три недели она не успела разобрать и половины. Зато успела привыкнуть к таким репликам и только улыбалась в ответ. В его фразах начал появляться новый смысл. Она стали казаться почти доброжелательными.
- Да-да, почти... Тут книга по древним рунам, но она почему-то не вмещается...
- Покажите.
Девушка мягко встала с колен и, затаив дыхание, поднесла ему огромную старинную книгу. Немного пыльную и потрёпанную. Положила на стол перед ним, восхищённо смотря на пожелтевшее от старости великолепие, нечаянно коснулась холодной руки, смутилась...
А он смутился еще больше. И это было смехотворно. Неестественно. Невозможно. Такого не случалось никогда. До этого дня.
- Возьмите себе.
- Простите, что?
- У Вас проблемы со слухом? Она мне не нужна. Забирайте и выметайтесь.
- Спасибо, профессор.
Мимолётный взгляд и теплая улыбка перед тем, как выйти за дверь.

Его бдительность была усыплена образом всепрощающей, всегда готовой помочь маленькой девочки. Его удивляла многогранность этой странной девушки. Всезнайка, зануда, книжный червь. Гордая и любопытная гриффиндорка. Усидчивая, настойчивая, умная девушка. Просто девушка. Она бросала ему вызов, он плевался ядом, но почему-то шел у неё на поводу. И однажды привык…
Слишком юная, что бы остаться с ним. Слишком взрослая, что бы уйти... Хоть и на совсем короткий отрезок времени, он отвлёкся. А когда пришло время опомниться, девочка оказалась слишком взрослой и слишком родной, что бы мрачный профессор смог жить без неё, как раньше. Он стал третьей вершиной.

- Профессор, посмотрите на меня.
Робкий румянец на щеках, тёплый взгляд из-под ресниц.
- Я могу Вам чем-то помочь, мисс Грейнжер?
Обычное недовольство, немного сарказма и холодная снисходительность.
- Поцелуйте меня.
Мужчина закашлялся и побледнел. Эта скромность и невинность смутили его. Опять.
- Мисс Грейнжер, не валяйте дурака. Может, Вы пьяны? В любом случае, я настоятельно рекомендую Вам вернуться в свою комнату и хорошенько выспаться.
Но Гермиона, по-видимому, не собиралась отступать. Она сделала попытку дотронуться до его щеки. Безрезультатно. Он почти что отпрыгнул на пару метров.
- Мисс Грейнжер, не играйте с огнём. Я даже баллы с Вас снять не могу! Убирайтесь немедленно.
Но эта гремучая смесь невинности и решительности в ней не хотела отступать.
- Я люблю Вас, профессор. Северус... Позвольте мне быть рядом. Позвольте мне...
- Убирайтесь, мисс Грейнжер. Сейчас же. Что бы духу вашего здесь не было!
Испуганно распахнутые глаза, лихорадочно блестящие при свете свечей, тонкая солёная дорожка на румяной щеке. Шаг назад, к двери. Но это уже выше его сил. Теперь поздно отступать.
- Простите меня, мисс Грейнжер... Гермиона... Простите.
Он удерживает её за плечо, заключает в объятия. Она сквозь слёзы улыбается и целует его. И он уже ничего не решается возразить.
Они смотрятся вместе не так контрастно, как он мог вообразить. Вполне сносно. Даже гармонично. И хотя Северус Снейп не устаёт корить себя за происходящее, повторять, что он слабовольная сволочь и жалеть, что не родился лет на 10 позже... не смотря на всё это, он чувствует себя предательски счастливым. Даже перекидываясь с ней почти незаметным взглядом в коридоре, за обедом или на уроке, он чувствует себя почти молодым и полным сил.

* * *

Отблеск зеленых глаз сквозь тонкое стекло очков. Шрам молнией. Непослушные чёрные волосы. Тёплые, шершавые пальцы...
Золотой мальчик. Знаменитость еще с самого рождения. Лучший друг. Скорее брат, чем любовь всей жизни.
Она любила его как брата. Он ожидал чего-то большего. Потому что она всегда была рядом, потому что для неё ничего не значило его имя. Он с самого детства не знал нежности, а она, такая маленькая, гордая всезнайка, еще в свои 11 попыталась возместить ему всё то, чего его лишили.

- Знаешь, иногда мне кажется, что ты – моя семья.
- Я и есть твоя семья, Гарри. Я и Рон. И Джинни, и миссис Уизли...
- Нет. Именно ты, Гермиона. С самого начала... ты всегда была рядом и...
И конечно это ей очень льстило. И даже это жуткое сокращение имени, за которое она могла бы даже обидеться и отказаться помогать с трансфигурацией, на этот раз прозвучало мило. Но она не могла не догадаться, к чему клонит Мальчик-Который-Выжил.
- Не надо, Гарри...
- Нет, ты не понимаешь... Кажется, я...
- Нет, Гарри, прошу тебя...
- Я тебя... я просто... я люблю тебя, в общем.
Молчание. В глазах испуг. Трепет ресниц.
- Гермиона... Не молчи, пожалуйста... Я надеялся, что ты... Просто забудь, если хочешь и...
- Я тоже люблю тебя, Гарри...
Она не стала вдаваться в подробности и оттенки такого сложного чувства, как любовь. Он обнял её так мягко и нежно, и Гермиона решила, что всё не так уж плохо. С ним было спокойно, легко и привычно. И она всё-таки любила его. Немного не так, как он, но ведь это совсем неважно...

Она не могла отказать, потому что отлично понимала, как нужна ему. Герою. Надежде волшебного мира. Но, на самом деле, такому ранимому, растерянному... Он бы не справился без неё.
Она ассоциировалась с семьей и домом. И что бы ни случалось, в конечном итоге он возвращался к ней.
Она принимала обратно, улыбалась, обнимала, прижимаясь к нему крепко-крепко…

Дождь стучит по крышам. Молнии пересекают небо, грозясь искромсать его и разбросать по земле тяжелыми тёмными осколками. Она в плюшевом халате и домашних тапочках, пьёт горячий чай.
Стук дверь. Взгляд на часы. Половина первого. Странно.
Но дверь всё же открывает.
Он стоит на пороге промокший, тяжело дышащий... И любой другой, на его месте, наверняка смотрелся бы жалко. Но даже в таком виде он выглядит потрясающе...
- Гермиона, я...
- Нет, стоп. Разговоры потом. Заходи же, быстрее. Как ты сюда пробраться смог? Без мантии-невидимки... Еще и весь мокрый... Сейчас же раздевайся... – она едва захлопывает дверь, забывает про высушивающее заклинание и почему-то беспокоится, что он мог простудиться.
- Так сразу? Я думал, сначала поговорим, - он нервно хихикает, умудряясь при этом стучать зубами от холода.
- Ох, - она закатывает глаза, - все вы одинаковые. Да не об этом я. Раздевайся, а то простудишься, я принесу тебе халат.
Когда она возвращается с безразмерным махровым халатом, каким-то чудом завалявшимся в шкафу, он раздет уже по пояс. Мокрые волосы, магловская куртка на полу, рядом с такой же мокрой футболкой. Очки на тумбочке, а сам Гарри, в растерянности, посреди комнаты в синих джинсах. Но она не смущается.
- Вот, возьми. И полотенце. Ох, несчастье ты моё, давай помогу.
Она вытирает его мокрые волосы, он смеётся. Всё так привычно, игриво, вероятно даже мило, что она и не замечает, как оказывается в его объятиях. Он застывает на месте, лихорадочно соображая, что нужно сказать.
- Я так скучал... Я не знаю, как объяснить... Ты нужна мне... Я так тебя люблю... Прости меня, я...
- Хватит.
Он тяжело дышит. Немой вопрос. Удивление.
- Гарри Поттер, ну скажи мне, когда я тебя не прощала?
Она устало улыбается.
С ней всегда было так просто... Она - воплощение всепрощения. (И это её крест.)
Он облегченно улыбается и тянется её поцеловать. Она не сопротивляется. За окном гроза. Она одна. Рядом оказался Гарри. Он любит её. Он нуждается в ней. Почему бы и нет?
В конце концов, наверное, так и должно быть. И он, всё-таки, парень, о котором можно только мечтать.

В такие моменты она чувствовала себя счастливой. С ним всё было просто. С ним было спокойно и уютно. Он нуждался в ней, а она не могла сделать его несчастным.
Он был четвёртой вершиной странного квадрата.

* * *
Она любила каждого из них, каждого по-своему, особенно. Кого-то – «за», кого-то – «вопреки», не всегда понимая, но принимая. Она пыталась дать им то, чего у них не было. Оградить. Защитить. Помочь... Так часто забывая, что сама еще не столь взрослая, что бы быть чьим-то ангелом-хранителем.
Она жалела каждого из них. Она любила их, не требуя ничего взамен. И сама попала в ловушку. Они требовали её безраздельно. Целиком.
И хотя она не спешила решать, никакое время не могло помочь ей выбрать. Наверное, поэтому однажды она перестала спать.
Именно тогда, официально началась война. И это сделало проблему неразрешимой.
На Драко шла охота. Он отказался от метки и теперь считался предателем.
Северус всё еще был чем-то вроде двойного агента и всё больше времени пропадал где-то. А когда возвращался, несложно было даже на глаз определить, что он получил свою порцию Круциатуса. И это при всей его железной выдержке. Спасибо, хоть живым вернулся...
Гарри готовился к решающей битве, ему снова стал сниться Тёмный Лорд, шрам горел огнём... Все они, как никогда, нуждались в ней. Гермиона Грейнджер не знала что делать. Она зашла в тупик…

Однажды Гермиона проснулась ночью от странного ощущения. И хотя она никогда не верила в такую ерунду, как предсказания, предчувствия и даже разбила когда-то хрустальный шар профессора Трелони... Всё равно она могла поклясться, что это было предчувствие. Предчувствие того, что всё вот-вот завершится.

Той ночью к ней пришел Гарри, которого всё так же мучила бессонница. Было около трёх часов, они как раз собирались прощаться, когда по всей школе прозвучал сигнал тревоги. Гермиона только и успела набросить мантию прямо поверх ночной рубашки да захватить палочку, прежде чем Гарри выволок её в коридор. Они бежали по тёмным коридорам в холл. Первым, кого они встретили по дороге, был Драко. Такой же напуганный и взбудораженный. Почему-то то, что он оказался в Гриффиндорской гостиной и побежал с ними, Гарри воспринял как само собой разумеющееся. Хотя, может быть, он и не заметил...
Когда они добрались до холла, бой уже начался, причём в ход пошли не только палочки, но и вполне магловские способы.
Через секунду Гарри растворился в толпе, очевидно оставив Гермиону на Малфоя, который тут же, заслонив её собой, стал в дуэльную позицию.
Когда в Драко попал светло-голубой луч, и он свалился на пол без сознания, Гермиона поняла, что осталась совсем одна. Настал её черед защищаться.

Она не увидела, как всё закончилось, и толком не поняла когда. Гермиона была слишком шокирована, слишком напугана и слишком занята... Она успела потерять мантию (но в минуты сражения ночная рубашка мало её волновала), переместиться в эпицентр боя, как только Драко пришел в себя и опять встал на ноги, и уже потеряла счет Упивающимся, которые падали у её ног. Но она была всего лишь девушкой, хрупкой и слабой, немного неуклюжей и уязвимой.

- Мы победили! Гермиона, мы победили!
- Вот и хорошо, - слабая, но искренняя улыбка, взмах пушистыми ресницами... Это всё, на что она была способна. Слабеющие ноги, такая невыносимая усталость во всём теле и эти странные цветные пятна, прыгающие перед глазами... Залитый кровью пол оказался не таким уж и твёрдым...

Все трое одновременно бросаются к ней. Она улыбается.
- Я люблю тебя, я так тебя люблю. Будь сильным, всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо. Я люблю тебя...
Она шепчет, не называя имени. И каждый думает, что эти слова именно для него. Золотой мальчик, бывший Слизеринский принц и мрачный профессор. В эту минуту их объединяют одинаковые эмоции и девушка, лежащая на залитом кровью полу.

Впервые за много недель, она засыпала. И это было так сладко, что сопротивляться уже не хотелось. Всё так просто. И больше не нужно выбирать... Война окончена. Всё будет хорошо. Тёмный лорд мёртв. Метка Северуса пропала, Драко вернётся к матери, Гарри наконец свободен.
Одно из редких непростительных заклятий, попавших в неё, стало подарком судьбы. Скоро она встретится с ангелом.

* * *
Никто не сможет назвать конкретное время или место, и в детали событий углубиться тоже не удастся. И всё, что можно сказать точно - что на этот раз всё началось с неё, и закончиться должно было ей.
Так и случилось.
У неё были очень красивые запястья. Тонкие, изящные, с такой трогательной косточкой на изгибе... И глаза у неё были большие и тёплые. Как почти остывший чай...

Я переверну Землю, если захочу, так что заменить тебя мне проще простого. Мне просто лень, договорились?
***
...И иногда она очень hot, она иногда - просто секс, когда настроение, и парад планет, и погода под цвет ногтей.
Она вернётся домой одна. В голове – сахарная вата, в руках ворох бумажек с циферками телефонов, которые дома ритуально сожжет, полив напоследок остатками Бренди.
(с)

Я пишу очень давно, и пишу не столько для того, что бы кому-то показывать. Просто когда я пишу мне становится легче. В моей жизни много любви, но совсем не такой, какой мне хотелось бы. Взаимность для меня всё еще легенда. Так что не мудрено, что своими текстами я воплощаю мысли обычной девушки... Я и есть обычная. Просто могу элементарно описать что чувствую) Это же так просто)

Спасибо за внимание.
Всё будет выложено. Тут.

Я переверну Землю, если захочу, так что заменить тебя мне проще простого. Мне просто лень, договорились?
***
...И иногда она очень hot, она иногда - просто секс, когда настроение, и парад планет, и погода под цвет ногтей.
Она вернётся домой одна. В голове – сахарная вата, в руках ворох бумажек с циферками телефонов, которые дома ритуально сожжет, полив напоследок остатками Бренди.
(с)

Она сидела на подоконнике возле открытого окна. Дождь плакал в такт Её мыслям. Каждый щелчок её пальцев откликался раскатом грома. Каждая мысль эхом отскакивала от стекла и возвращалась дуновением ветра.
Она никогда не мечтала и гнала знакомые образы, пыталась избавиться от них, а точнее от Него. Но ничего не получалось. Он виделся ей в каждой капле дождя, на стекле и даже в зеркале, где-то за спиной. Его запах прятался в складках штор, под кроватью, в щели под дверью, под подушкой и даже между страницами тетрадей. Его дыхание обдавало её плечи, даже когда Его собственно не было рядом. Ей хватало одного напоминания, маленького отрывка памяти, что бы мурашки пробежали по коже в очередной раз, что бы затряслись коленки, что бы сердце стукнулось об пятку, обдавая вены адреналином. Когда-то ей нравилось думать о нём, представлять себя рядом с ним. Это было реальным, но значило совсем не то, чего бы Ей хотелось. Она хотела услышать от него всего 3 слова, и ответить на них двумя: я твоя. Но Его дыхание опять и опять сдувало её с дороги, как только Она решалась подойти к нему чуть ближе.
Он не разрешал любить себя и просто не умел принимать любовь от кого-то в подарок. А Она дарила её в подарочной упаковке и, как бонус, прилагала к ней себя. Он не понимал и не принимал любовь как таковую, но любил бонусы.
И на этот раз Он взял бонус, а любовь просто выкинул на помойку за ненадобностью. Но Ей хватило и этого. Оставаясь рядом с Ним, Она была безмерно счастлива.
Но однажды бонус исчерпал себя, и Она полетела на помойку вслед за своей любовью. Любовь нашлась в тёмном углу, в той самой подарочной упаковке. И, само собой, там не осталась.
Больше Она не мечтала. Просто боялась или, может, разучилась. Её любовь болела уже который месяц, издавала хрипы и принимала вишнёвую суспензию. Телефон молчал, впрочем, как и всегда. Дождь бился в истерике, но щелчков пальцев и грома, за ними следующего, больше не было слышно: на подоконнике возле окна уже никого не было. Там лежал только листок бумаги с двумя словами: «я твоя».
Скоро листок сдул ветер, и он улетел следом за пожелтевшими листьями, а подоконник остался пуст. И только Его запах между страницами разбросанных на полу пустой квартиры тетрадей напоминал о том, что тут когда-то жила Она.

Я переверну Землю, если захочу, так что заменить тебя мне проще простого. Мне просто лень, договорились?
***
...И иногда она очень hot, она иногда - просто секс, когда настроение, и парад планет, и погода под цвет ногтей.
Она вернётся домой одна. В голове – сахарная вата, в руках ворох бумажек с циферками телефонов, которые дома ритуально сожжет, полив напоследок остатками Бренди.
(с)

Эти фразы точно описывают мое душевное состояние. Все удивляюсь как ты настолько точно научилась описывать эмоции. Я сразу поверила в эту историю!

Шепотом. О любви. Слышишь? Отголоски грома вдали и слёзы... слёзы дождя на стекле... её слёзы на холодных щеках... Увидев её впервые, когда меня сделали её ангелом-хранителем, я удивился тому, какая она глупенькая.
Красивая и глупенькая.
И влюблённая…
И я записал её историю. Маленькую и немного бредовую... Потому что она поступала не так, как хотела и не так как должна была. Но ведь ангелу не разрешено давать советы... А жаль...
Она еще совсем юная, немного наивная, немного влюблённая...
Она пишет лишенные смысла фразы, угадывая в них гениальность.
Она говорит странные слова и не всегда себя понимает.
На запотевшем окне автобуса она рисует сердечки и выглядывает сквозь них, скользя взглядом по пыльным, а теперь еще и мокрым, тротуарам...
Уж не знаю, чем людям полюбился этот шоколад, но она считает его средством на все случаи жизни... И поглощает плитка за плиткой, когда совсем плохо. А казалось бы всего лишь смесь какао и сахара... Редкая гадость – горьковатая, приторная, вязкая... Но она любит молочный и говорит о каких-то мифических эндорфинах. Видимо, пытается себя оправдать.
Но это не мешает ей вбивать в голову всякие глупости, например комплексы...
Странные люди... Неужели, раз она отличается от всех, она уже некрасивая? И эти стереотипы, эти модели поведения, эти стандарты красоты...
Я ангел, я должен знать всё, но и сам часто задаюсь многими вопросами... Например, как можно подогнать красоту под какие-то мерки и параметры? И как может людям нравиться одно и то же? И как красота может меняться вместе с модой? И почему истощённое женское тело считается красивым? И может потому она и несчастна?
Но она и сама не знает.
Она немного несчастна, немного счастлива и вместе это создаёт некую атмосферу тайны в её душе, через которую, как через шифоновую занавеску, проглядывается одиночество.
Но она ведь знает, что он не последний... Она знает что это не навсегда.
Просто время любит её и тянется медленно, что бы она могла насладиться мгновением. И хотя мгновения не всегда такие приятные, что бы ими наслаждаться, она молча улыбается.
Время не умеет менять скорость, а потому она подождёт хорошего, что прожить его полноценно.
А пока...
Пока она получает садистское удовольствие от того, что происходит.
Просто жить во имя или вопреки... для неё нет особой разницы.

На моих глазах она строила себя. По кусочкам. Советами и подсказками, иногда догадками, иногда ошибочно, иногда так, как хотела... Она сомневалась, экспериментировала, нервничала...
Она вечно пыталась успокоиться и для этого однажды закусила губу до крови.
Что бы только заставить себя успокоиться. Что бы только заставить себя сидеть и не дёргаться. Что бы только молчать и не видеть Его.
Закусила до крови, а потом замазала помадой, что бы никто не видел.
Улыбнулась широко, даже глаза заслезились от боли.
Решила, что пусть лучше думают, что от счастья.
Ей не пристало страдать... Той, кого она создала, нельзя страдать.
Она может быть веселой, чокнутой, благородно-благосклонной, её может трясти от страха или от смеха, она может уставиться в одну точку и так подчёркнуто холодно о чём-то думать, она может быть измученной и остывшей... Но от всего в жизни она получает садистское удовольствие.
Не страдание.
Только холод и радость.
Даже под тихий аккомпанемент слёз.
И она не позволила себе плакать. А зря. Потому что слёзы – это не проявление слабости. Слёзы это искренность.
А потом дни сменялись ночами, время ползло улиткой и она перестала верить...
Она пила розовое шампанское и честно хотела и пыталась верить хоть во что-то хорошее.
Но не получалось.
Все веселые мысли пылью осыпались на пол и остались только он и одиночество в молчаливой схватке. Но вскоре он растворился в миксе холода и слёз, и осталось только одиночество. И пузырьки розового шампанского.
Что она праздновала? Она праздновала своё одиночество... Она праздновала всю безысходность.
И молчала. И мечтала о том, как всё будет иначе.
И решила, что будет праздновать своё одиночество, пока не станет кому-то нужна.
Но всё не становилась... И перестала праздновать... И нарушила даже обещание данное самой себе.
А потом потухла.
У неё в глазах появилась осень.
Она плакала дождём и дышала холодным ветром.
Она глотала снежинки от головной боли.
Её мир рушился.
Ничего не выходило, всё проваливалось, всё было как-то совершенно не так, как она планировала.
Она так хотела, что бы он был рядом. Он был рядом. Секунд 20. А когда она отвернулась, так, для приличия, как будто её всё равно, он ушел. Он был в двух шагах. Но она не могла обернуться.
И она думала, думала, почему она не может быть такой, как они? Они – его девушки... И не только его... Просто девушки, которые почему-то получают тех, кто им нужен.
У них тонкие руки, желтые крашенные волосы и чёрные корни. У них длинные ноги и квадратные фигуры. Они угловатые и лёгкие. Они строят глазки, нравятся мальчикам и ускользают.
"Поймай меня, я Белоснежка".
Люди всегда играют в странные игры. Любит-не-любит. Я она не играла. Играли с ней. Но эти игры оказываются смыслом жизни, когда они продолжаются месяцами.
И она опять захлебнулась своей любовью. Заигралась и не смогла вернуться. И становилась немой куклой рядом с ним...
Кукла не может жить без своего кукловода. А он то забывал о ней, то вспоминал опять... Она пылилась на полке, а потом вдруг удостаивалась двойного внимания... Ей любовались дни на пролёт. А потом её вдруг забывали в метро, в старом длинном переходе... А в замен покупали синтетическую Барби.
Она не понимала, зачем играть с ней, если она не нужна?
Почему вокруг так темно? Почему так холодно? Почему, завернувшись в байковую рубашку, она дрожала всем телом? Почему буквы в учебнике расплывались?
Она пахла мятой. А он думал, что мята пахнет холодом. Но она пахла теплом. Она пахла теплом и излучала тепло...
И когда она поняла, что это конец, она сделала последнее, на что была способна.
Кукла сбежала от кукловода, обрезав ниточки, которыми он ею управлял.
Она сбежала от него далеко и надолго, что бы вернуться когда всё закончится.
Но я-то знаю, что не он, так другой...
Они уходят, меняются, а любовь остаётся. Она просто трансформируется.
Но люди почему-то придумали себе универсального доктора – время... Время лечит... Если бы они знали, что время всего лишь учит жить с болью... Но со временем боль утихает и становится частью жизни. Мазохисты они, всё-таки...
Ну что же, беги, беги, девочка...
Беги, если это кажется тебе правильным.
А когда вернёшься, попробуешь исправить всё, что делала не так... И тогда может солнце опять улыбнётся тебе и подарит немного счастья.
Всё-таки как жаль, что ангелам нельзя давать советы.

Я переверну Землю, если захочу, так что заменить тебя мне проще простого. Мне просто лень, договорились?
***
...И иногда она очень hot, она иногда - просто секс, когда настроение, и парад планет, и погода под цвет ногтей.
Она вернётся домой одна. В голове – сахарная вата, в руках ворох бумажек с циферками телефонов, которые дома ритуально сожжет, полив напоследок остатками Бренди.
(с)

Не знаю, как так сложилось, что мы оказались друзьями, но одной из тех снежных зим ты торжественно поклялся, что никогда не сделаешь мне больно.
С тех пор прошло много времени. Мы прошли за руку под весенними дождями, летними лучами и осенними листьями. Как друзья.
Но каждую зиму что-то непостижимо менялось. Ты отпускал мою руку, я отводила глаза. Снег падал мне за шиворот. А ты не смеялся. И было что-то неловкое в таким минутах. Наверное, еще тогда стоило остановится.
Каждый Новый Год ты отмечал с друзьями, подальше от меня. А я, опираясь локтями на подоконник, рисовала на согретом дыханием стекле одну маленькую буковку. И стирала её побыстрее. Что бы никто не увидел. Первую букву твоего имени.
Зимой мы старались держаться друг от друга как можно дальше. Твои вечные отъезды, гулянки с друзьями и пара смс в неделю.
- Ты как?
- Ничего. А ты?
- В порядке.
- Славно.
Вот и всё, что я знала о тебе всё это время.
Но весной всё возвращалось на круги своя. Мы опять становились друзьями, ты опять мог без проблем взять меня за руку, а я пошутить о цвете своего белья.
Летом мы виделись даже чаще, чем обычно. Бегали по фонтанам, бродили по старым улочками. старались потеряться и прятались от дождя в подъездах. Я очень любила дождь.
Осенью мы ходили гулять и часами разговаривали. Пили кофе в первой попавшейся кофейне, сидели в обнимку в кино, ты показывал мне фото своей новой девушки. Каждый раз. Потому что они менялись раз в неделю.
Вот только странно... Тёплые пальцы, стирающие шоколад с уголка губ, ладонь, закрывающая глаза в страшные моменты фильмов, отодвинутый стул в кафе, открытая дверь в метро... Ода моим рыжим волосам, фото на мобильный...
Уезжая на несколько месяцев, я чувствую себя обманутой и растоптанной. Я скучаю и хочу услышать от тебя что-то тёплое... Но ничего не меняются. Смс холодные. Разговоры не получаются. И мы только ссоримся. Потому что всё безвозвратно изменилось. Хотя мы так и не понял, что именно.
Этой зимой ты не уезжаешь праздновать к друзьям. Ты неожиданно остаёшься дома. И приходишь ко мне праздновать Новый год. Без приглашения. Когда до полночи остаётся 15 минут.
Когда все отсчитают удары часов, мы стоим у окна. Не знаю, почему ты стоишь рядом. Чувствую только, что на двенадцатом ударе твои руки поворачивают меня на 180 градусов, легко, как безвольную марионетку.
Ты только обнимаешь меня. Чуть крепче, чем обычно. И целуешь в лоб. Но для меня это даже больше чем откровение.
В новом году я оказалась в твоих объятиях.
И ты только тихо шепчешь:
-Слышишь? Снег падает.
Мы никогда еще не были так близко зимой, когда падал снег. Никогда, до этого дня.

Я переверну Землю, если захочу, так что заменить тебя мне проще простого. Мне просто лень, договорились?
***
...И иногда она очень hot, она иногда - просто секс, когда настроение, и парад планет, и погода под цвет ногтей.
Она вернётся домой одна. В голове – сахарная вата, в руках ворох бумажек с циферками телефонов, которые дома ритуально сожжет, полив напоследок остатками Бренди.
(с)

За окном моросил дождь. Она бродила по квартире, отталкиваясь от стен, время от времени присаживалась на холодный, хоть и устеленный цветастым линолеумом, пол, лежала на нём, вставала, и опять бродила... Ей было всё равно, что делать. Да и особого смысла что-то делать не было.
Она подходила к открытому окну и садилась на подоконник. Сколько себя помнила, она делала именно так. А потом долго сидела там и думала. Строила планы.
Она умела гадать. На картах. Правдиво. Всегда. Они достались ей в наследство от бабушки.
Соседи часто поговаривали что бабуля была ведьмой. Но она никогда этому не верила, хотя её карты были особенными.
Она брала в руки колоду, долго тасовала, перекладывала, возилась с ними...
Потом закрывала глаза и задавала вопрос.
Ей всегда выпадал туз – червовый или пиковый. И если выпадал червовый туз – ответом было твёрдое «да». А если пиковый... Тогда она забивалась в угол и плакала. Но ослушаться карт не смела.
Однажды она спрашивала, стоит ли ей ехать с отцом в сомнительную поездку. Уже неделю как все мешали ей туда поехать... Не пускали... Всё было против неё... И тогда она спросила карты.
Выпал пиковый туз. Но она поехала.
Потом был страшный сон.
Мост. Грузовик. Авария. Вода. Больница.
Она выжила. Отец – нет.
Проснулась, оглянулась – больница, гипс, синяки... Звала отца. Но его не было. Нигде. Потом одна «добрая» медсестра в подробностях описала, что от него осталось.
После этого она боялась ослушаться карт. Они никогда ей не врали.
Потом однажды появился он.
Красивый и неправильный. На чёрном мотоцикле, в шлеме с черепом и пронзительными глазами.
Всё было быстро – познакомились, влюбились, погуляли вместе, проговорили ночь, переспали, обменялись кольцами. Он отдал ей своё – с черепом, а она ему своё – со всякими цветочками. Каждый повесил кольцо на цепочку, а цепочку – не шею. И это было клятвой верности.
Он звал её с собой.
Но она боялась. Не могла решиться.
Решила опять спросить у карт.
Карты выдали пиковый туз. Она спрашивала опять и опять, но результат не менялся. Тогда она бросила карты в стенку.
Карты рассыпались и загорелись, а через минуту от них осталась только кучка пепла.

Они ехали на его мотоцикле, на бешеной скорости.
- Сбавь скорость, прошу тебя, - просила она.
Но он не слушал и улыбался.
- Ты боишься?
- Боюсь.
- Тогда одень мой шлем.
И она одела его шлем, потому что не беспокоилась за него – она знала, какой он хороший водитель.
- Скажи, ты любишь меня?
-Люблю.
- Тогда обними меня покрепче.
Она обняла. Потому что правда любила.
- Правда любишь?
- Правда.
- Тогда поцелуй меня...

На следующий день в газетах написали об ужасной аварии. Напишут, что авария случилась из-за неисправных тормозов. Он знал, что тормоза неисправны. Он надел на неё свой шлем, что бы она осталась жива. Это означало в аварии погибнет он. Он не хотел, что бы она пугалась. Он просто попросил обнять и поцеловать его на прощание.
Наверное он осознавал, что его долг спасти ей жизнь...
За окном моросил дождь. Она бродила по квартире, отталкиваясь от стен, время от времени присаживалась на холодный, хоть и устеленный цветастым линолеумом, пол, лежала на нём, вставала, и опять бродила... Ей было всё равно, что делать. Да и особого смысла что-то делать не было.
Она подошла к открытому окну и села на подоконник. Свесила одну ногу, потом другую... А потом спрыгнула. Просто так.
А через неделю в газетах напишут о том, что девушка выпала из окна. И никто не скажет, что она сама спрыгнула. Она считала что отдаёт ему свой долг. Все посчитают, что это несчастный случай.
Её жизнь просто потеряла смысл. И не было карт, что бы спросить что делать. Потому она во впервые сделала что-то сама.
Но на самом деле одна карта осталась.
Червовый туз.

Я переверну Землю, если захочу, так что заменить тебя мне проще простого. Мне просто лень, договорились?
***
...И иногда она очень hot, она иногда - просто секс, когда настроение, и парад планет, и погода под цвет ногтей.
Она вернётся домой одна. В голове – сахарная вата, в руках ворох бумажек с циферками телефонов, которые дома ритуально сожжет, полив напоследок остатками Бренди.
(с)

А всё это я возьму и посвящу моей Олечке. Просто потому, что у неё плохое настроение,а мне так охота её порадовать....

Всё не будет уже как было,
Всё раньше – уже просто сказка.
Чувство горечи, боли – остыло,
А любовь – детская раскраска.
И работают как заводные
Неумелые руки и краски,
Но со временем, как остальные,
Ты научишься верить в сказки.

Сказки. Всё это сказки. Любовь, преданность, верность, счастье... Ты в них не веришь. И меня заставил забыть. Почти.
Счастье. Нацарапано на спинке кровати, в рамке из других тёплых и нужных слов, так непонятно, коряво нацарапанных пилочкой для ногтей. В последней попытке напомнить себе. Но ты говоришь, что счастье – это сказка. Есть ты и есть я. Просто потому, что вдвоём проще. И это всего лишь удовлетворение желаний. И уступки. Ты считаешь, что взаимные. Ты строишь из нас какое-то подобие семьи, уже официальной, но всё еще такой для тебя непривычной. Ты всё еще запрещаешь говорить о любви. А я так не умею.
Иногда мне кажется, что ты ничего обо мне не знаешь. А я знаю о тебе всё.
Я знаю, что твой любимый цвет – голубой, что ты любишь спагетти и ненавидишь итальянцев. Я знаю, что ты начинаешь читать газеты с последней страницы, что тебе нравится читать старые гороскопы, что бы доказать, что они бесполезны, что ты не любишь кактусы и любишь шерстяные носки зимой. Я знаю, что ты кусаешь колпачок ручки, когда задумываешься, знаю, что ты однажды сбежал из дому на весь день и ночевал на скамейке в парке, но все думали, что ты у друга. Я знаю, что ты боишься темноты и всеми силами это скрываешь. Почти вздрагиваешь, когда выключается свет, если рядом никого нет. А когда хватаешь мою руку - расслабляешься. Но ты никогда-никогда не признаешься, что со мной в темноте тебе уютно. А без меня тебе снятся кошмары.
Ты просыпаешься в холодном поту, бледный и испуганный. И я точно знаю, что во сне ты опять видел мою смерть.
И тогда мы занимаемся сексом. Долго. Мучительно медленно. На спинке кровати всё еще нацарапано слово «счастье», а рядом неразборчиво – «любовь», но ты слишком занят, что бы его увидеть. Ты рисуешь языком карту неба на моей коже. И, кажется, от удовольствия, на обратной стороне век отпечатались настоящие звёзды.
Но ты всё равно никогда не говоришь о любви.
Зато когда ты засыпаешь, у меня появляется время подумать, помечтать... Я шепчу тебе всякие глупости, о любви, счастье и верности. Твои веки подрагивают, и я знаю, утром ты проснёшься и будешь думать, к чему бы тебе в голову приходят мысли о том, во что ты не веришь. Но ты привыкнешь, обещаю. И тогда мы еще поговорим о семье, о значения кольца у меня на безымянном пальце... Зачем бы тебе иначе надевать мне его на палец?
Я обниму тебя, пока ты спишь. Пока ты позволишь мне такое проявление чувств. И ты меня обнимешь. Бессознательно, по-детски, крепко, как плюшевого мишку....
Придёт время, и мы поговорим об этом. А пока ты спишь, так странно поджав губы, я буду говорить о любви.
Ты называешь всё это сказками. Что ж, тогда я научу тебя в них верить.
Нет-нет, еще рано, милый. Всё хорошо. Спи. Спи. Я очень тебя люблю.

Я переверну Землю, если захочу, так что заменить тебя мне проще простого. Мне просто лень, договорились?
***
...И иногда она очень hot, она иногда - просто секс, когда настроение, и парад планет, и погода под цвет ногтей.
Она вернётся домой одна. В голове – сахарная вата, в руках ворох бумажек с циферками телефонов, которые дома ритуально сожжет, полив напоследок остатками Бренди.
(с)