|
|
 |
|
Моя сестра - ангел
|
|
| katya_shev@ | Дата: Пятница, 14.12.2012, 03:17 | Сообщение # 1 |
 We love you!
Группа: v.I.p.
Сообщений: 516
Статус: Offline
| Статус: закончен
Размер: миди
Бета: нет
Размещение: я предпочитаю принимать все решения, которые связаны с тем, что я величаю своим творчеством
Персонажи: перечислить? Основная четверка и другие.
Жанр: angst
Рейтинг: R
Дисклеймер: Kris Morena
Содержание (Саммари): о том, как это – потерять сестру. В общем продолжение «Четырех дорог», но у меня фильм является продолжением сериала, так что все взаимосвязано.
Предупреждения: Мия умерла. И теперь пытается с высоты своего нового положения предотвратить еще одну смерть.
От автора: я вообще не очень люблю Мию, и не в моих правилах описывать ее такой хорошей, но … от автора хоть и пишут в начале рассказа, но обычно после того, как рассказ окончен, а я поступаю наоборот, на данный момент у меня не готово еще ни строчки. Так вот я хочу написать о том, как это – лишиться сестры, я не знаю, что при этом чувствуют, и даже не знаю как это – сестра, но постараюсь передать всю глубину чувств.
E-mail: genisse@ukr.net
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Если бы смерть была благом –
боги не были бы бессмертны
Сапфо
Марицца спускалась по эскалатору, оглядываясь по сторонам и пытаясь предугадать, с какой стороны ее встретят любимейшие родственнички. Уже ступая на ровную, грязную бетонированную поверхность она увидела Пабло и Мануэля. Она улыбнулась и обняла их – рефлекс, но она была убежденна в его рудиментарности. Легче и правильнее поступать искренне, по желанию. Но желание было просто неисполнимым. Ну почему все люди могут мечтать и радоваться земному и простому, а она нет? Почему она ставит себе такие цели, которые не под силу обычному человеку? Почему? Потому в её необычность верила она?
Еще вчера по телефону они договорились, что приедут вдвоем, поэтому вопросов о том, где остальные не возникало. Кроме приветствий никаких слов, ни одной единицы языка более не последовало, слова вообще только крутились вокруг них, но так и оставались не высказанными не из страха, а по отсутствию желания говорить. Молча сев в машину и так же молча доехав, молодые люди вышли возле дома.
Чемодан и сумки достал с багажника Пабло, а Мануэль, пообещав завтра заехать, попрощался. Именно сейчас его тревожила Мариццына утраченная эксплицитная яркость и непосредственность. Сегодня впервые он заметил, что она это все потеряла. И ему стало так больно, ведь ему никогда ранее не приходилось видеть более жизнерадостных людей, а теперь… а теперь она была мрачной и печальной. Так обидно… Обидно что он не может ничего сделать, что б ей было не так больно. Мануэль с ужасом понял, что не замечал того, как она уже долгое время. Он не замечал людей закутавшись в свою болью и горе, он не подпускал к себе ни друзей, ни родных, не допуская что и они могут страдать, что у кого-то тоже может быть боль, боль даже более сильная чем у него. Он страдал в одиночку, подвергая себя ежедневным самобичеваниям совестью и пинков самому себе за то, что всего лишь человек. Слабый человек. За то что не сумел…
Перекинувшись парой дежурных и прохладных фраз с мужем, Марицца зашла в свою комнату и, закрыв двери на ключ, упала на кровать. Так она пролежала пару минут. Потом рука опустилась под кровать и, нащупав там то, что никогда не покидало этого места, она достала альбом. Миин альбом. Она закрыла глаза, обнимая его и чувствуя что-то непонятное, но такое необходимое, такое родное… Чувствуя Мию. Если бы ни этот альбом, она б наверное все же сошла с ума. От боли. От такой отчаянной боли, которая раскраивает её душу на мелкие кусочки, от боли что сковывала сердце, а за ним и всю грудную клетку, а потом и все остальные органы, и сил вообще не остается, только упасть и тихонько поскуливать, ощущая собственную неспособность хотя бы бороться с этой болью. Немного подумав Марицца, села и развернула свою драгоценность. С самой первой страницы ей улыбнулась Мия. И на второй она тоже улыбалась. «Надо же, я никогда не замечала, как много она улыбается!». Марицца провела пальчиком по глянцевой картинке, где так по-настоящему улыбалась Мия. Казалось, что дверь сейчас откроется и появится она, улыбнется точно так же: весело, беззаботно, а может задумчиво. Ну или посмотрит на неё поучительно, Мийка после того как стала мамой, очень любила всех учить…
В дверь тихо постучали, и Марицца страшно разозлилась на это вмешательство.
– Что?! – Раздраженно спросила она.
– Открой двери…
– Я занята!
– Я хотел поговорить…
– Я занята!!! – Может слишком резко, может зря, но он мешал чувствовать улыбку.
За дверью послышались удаляющиеся шаги. Девушка тяжело вздохнула и посмотрела на фотографию: Мия обнимает Пабло, Пабло – Мариццу, а она в свою очередь Ману. И они все улыбаются – такие счастливые, так улыбаются…
Марицца закрыла альбом и вспомнила про Пабло.
«Серьезный разговор… Я смогу! Я сделаю это».
Она включила воду и зашла в душ, безумно жалея, что ванна не находиться в ее распоряжении. Спустившись в столовую, она, как и рассчитывала, нашла там Пабло. Он пил кофе и читал газету. А она даже не потрудилась расчесать и высушить после душа волосы. Но она так резко почувствовала в себе уверенность, что медлить просто не могла – боялась передумать и испугаться. Выглядело так по-домашнему.
---
– Тебе сделать кофе? – Радостно щебетала Мия, разглаживая кружева на розовом фартучке.
– А ты умеешь? – Скептически спросила Марицца, глядя как скривился Мануэль, но предусмотрительно отвернулся, чтобы не расстраивать любимую.
– Это английский рецепт, Ману говорит, что это волшебно. – Засияла Мия, поднимая со стола кофейник. – Ты просто обязана это попробовать.
---
Марицца удивленно посмотрела на Пабло, который ждал от нее ответа.
– Что? – Переспросила она.
– Я спросил как ты.
– Я в порядке. Все хорошо. – Она села напротив и серьезно посмотрев на него, продолжила. – Нам нужно поговорить. Я…
Зазвонил телефон, и она быстро подняла трубку.
«Да… Я тоже… Потерпи я решу эту проблему. Пока…» – Заговорила она на английском.
– Кто это был? – Спросил Пабло, не поднимая взгляда от газеты.
– Да так… Работаем вместе.
– Так о чем ты хотела поговорить?
Её взгляд начал бегать по комнате, стараясь спрятаться от его настойчивого взгляда. Она не знала, как начать и к своему стыду не готовилась к этому разговору. Все уже было вроде решено, но… Не успела – уже испугалась.
Пабло смотрел на нее испытующе, как он обычно это делал для того, что бы она начала сомневаться в себе, в общем и целом действие получилось апперцепционным , а ей нельзя было сомневаться. Никак нельзя. Промолчать – равносильно солгать, а она еще с детства ненавидела ложь. Да конечно, можно улыбнуться, обнять его, уткнуться носом в его шею и почувствовать запах пьянящего одеколона, а потом чисто по инерции поцеловать. Почувствовать ту странную легкость, которая всегда приходит в его объятьях, но в конечном итоге солгать. Цель поставлена, но Марицца жутко боялась ее осуществления, она боялась даже начать и понимание того, что так ничего ему не скажет, вызывало в ней фрустрацию .
Взгляд остановился на окне, и она замерла. В окне она увидела Мию. Марицца подскочила с места, разлив чашку с кофе, но виденье исчезло. Оптическая иллюзия была настолько реальной, настолько правдоподобной, что она даже не засомневалась в том, кого видит, даже в том факте, что она её видит – не сомневалась.
– Что случилось? – Испуганно спросил Пабло оглядываясь.
– Мия! Она же… Я ее видела. Не может быть…
– Успокойся, все хорошо. – Пабло подошел к ней и обнял.
– Она только что была здесь. Я ее видела.
– Марицца, ты переживаешь это слишком болезненно. Мии нет. Её нет уже больше полугода, а ты все никак не придешь в себя. – Пабло прижал ее к себе и поцеловал в макушку.
– Я же видела…
– Давай договоримся, ты успокоишься – и мы разберемся. Выдохни… Успокоилась? – Марицца кивнула, а Пабло, еще раз поцеловав ее, продолжил: – Где ты ее видела?
– В окне.
– Она стояла возле окна?
– Нет, она была отражением на стекле.
– Теперь сама подумай и сделай вывод.
– Какой может быть вывод? Я УВЕРЕНА, ЧТО Я ЕЕ ВИДЕЛА!
– Ты просто очень устала. Ты себя совсем не бережешь. Ну, подумай логически, как ты могла увидеть ее отражение в окне? – Его тёплые ладони словно заряжали её какой-то энергией и разносили по телу негу.
– Не знаю. – Марицца и сама засомневалась в том, что она вообще там что-либо видела. – Наверное, это все моя фантазия. – Она уткнулась носом в его шею и, вздохнув, обняла его…
---
– Я прошу тебя простить меня, но мне больше некому это поручить. Не оставляй их, Ману он сильным только кажется, но на самом деле… не дай ему сломаться. – Мия протянула тоненькие пальчики к Марицце. Рука дрожала, а кожа казалась почти что прозрачной. – Я хотела умереть во сне, но не получится. Как больно! У меня все так нестерпимо болит. Не осуждай меня за эту слабость – боль сильнее меня и терпеть ее, а тем более молчать о ней, у меня нет сил, да и неумела я никогда сдерживать чувства. Пообещай, что не забудете меня, я хочу, что бы вы меня помнили, что бы на праздниках и весельях вы чувствовали мое незримое присутствие, я боюсь уйти в забвение. Я так не хочу умирать и Мари, миленькая, ты свидетель, я боролась до последнего! Я же не успела провести Канде в первый класс! – Мия заплакала и из болезненно горящих глаз потекли слезы. – Не я поведу ее первый раз в школу, не я буду слушать ее жалобы на несправедливость мира, не мне она расскажет о первой любви. Это не справедливо Мари, так не справедливо! Я же хочу жить! А помнишь, как когда-то давно еще в школе, когда у меня были нерешаемые проблемы, я бежала к тебе и ты всегда находила выход, иногда не стандартный, иногда пугающий, но всегда выход. Как жаль, что ты не всесильна и не можешь найти выход сейчас. Или можешь? Найди его! Ты только не плачь! Ты же сильная, пожалуйста, я не хочу видеть слезы в последние минуты жизни. Я же еще не сошла с ума, я все понимаю, я понимаю что умру. Не сейчас так через час. Марица, ты даже не знаешь, как страшно осознавать, что тебе осталось жить не больше часа! … Все должно быть красиво и спокойно. Я хочу умереть, видя вокруг только улыбки и любовь! Как же больно. Эта боль все портит, она поселилась во мне и с каждым днем разрушает изнутри. Я старалась с ней бороться, но она уверенно гнула свою линию и в конечном итоге победила меня. И вот сегодня я полностью в ее плену и не могу думать ни о чем другом кроме как о том, как мне больно. Посмотри на меня – я жалкое подобие той Мии Колуччи, которой некогда была. Мои волосы... Посмотри на мои волосы – это то, что когда-то было моей гордостью, а теперь? После всех облучений мне страшно к ним дотрагиваться, боюсь, что выпадут последние. Марица, посмотри на меня и скажи – я красивая? Только правду. Я еще хоть чуточку красивая? – Осунувшееся с отпечатком боли лицо сестры нельзя было назвать красивым, тонкая и потерявшая свой былой цвет кожа тоже неособо красила. Губы посинели, а румянец вообще забыл, что на этом лице есть для него место. Остались только глаза. Большие и красивые синие глаза, пусть воспаленные, пусть уставшие и опухшие, но глаза, в которых еще чувствовалась борьба, пусть чисто символическая, но была. – Молчишь? Неужели все так плохо?
– Я в жизни не видела никого, кто бы мог хотя бы сравниться с тобой, сестренка, особенно в этот момент.
– Пусть так, я сделаю вид, что поверила. Я не хочу умирать, даже сейчас, даже после этой боли. Я согласна жить вместе с ней, только бы жить! – Рыдая, прокричала Мия. Марицца вздрогнула как от удара током. Это было то, что заставило её восхищаться сестрой, поднять на такой пьедестал, что больше никто и сравниться не мог. Да что там сравниться, приблизиться. Столько силы, столько мужества в этой девчонке, которую она всю жизнь считала слабой и никчемной трусихой. Глупой и бестолковой модницей, пасующей перед трудностями, глупышке, которая при любой проблеме звонила папочке. Никогда бы она не подумала, что Мия, которая впадала в истерику от сломанного ногтя и падала в обморок от неровно наложенного макияжа, может сказать такое, более того – хотеть этого! Она бы скорее поверила, что мир сдвинется со своей оси, чем в то, что Мия может пойти на жертвы.
– Прости... – Горло свела судорога и Марица почти ничего не могла сказать.
– Пообещай, что все будет красиво! Пусть все будет красиво. Меня должны запомнить самой красивой и… Марицца, я не знаю, как ты это сделаешь, но я должна выглядеть как живая. Подари мне это. Может тогда Господь увидит меня с небес и ему станет стыдно за то, что он сделал!!! – Глубокий вдох причинил девушке боль и она захрипела, пытаясь вдохнуть. – Ману?
– Мануэль уже рядом, он едет...
– Он успеет, не волнуйся. Я знаю, что он успеет! – Дыхание стало тяжелым, и Марицца увидела, как из-за адской боли личико ее ангелу подобной сестры стало искажаться жуткой гримасой. Рак. Какой страшный вердикт! Приговор… судьба… страдание… борьба… боль… смерть…
---
|
| |
| |
| katya_shev@ | Дата: Пятница, 14.12.2012, 03:20 | Сообщение # 2 |
|
We love you!
Группа: v.I.p.
Сообщений: 516
Статус: Offline
| Марицца проснулась, но не смогла подняться под весом чего-то тяжелого. Пабло во сне прижимал ее к себе и инстинктивно усилил объятья, когда она постаралась встать. Как давно, она не лежали вместе в одной кровати, в одной кровати с мужчиной, что даже призабыла насколько это приятно. Да ладно, что врать то себе? Мужчинами в ее кровати были: папа, заснувший за прочтением сказки, Пабло, на всех правах, Начито, которому сказку читала уже Спирито и Ману, которого пыталась успокоить Марицца после смерти Мии, но сама так обессилила, что заснула рядом. Так что «приятно» принадлежало только к Пабло. Сделав еще одну безрезультатную попытку, она сдалась и, повернувшись лицом к мужу, провела пальцами по его щеке. Он поморщился и открыл один глаз. Что-то бесконечно нежное и трепетное отобразилось на его лице, едва видневшемся в полумраке. Человек, который не любит не смог бы изобразить такое выражение, это была бесконечная любовь, приправленная искренностью и поданная вместе с преданностью. Марицце стало стыдно, и она закрыла глаза, не выдержав поднимающегося откуда-то из глубины души чувства вины.
Пальцы невольно потянулись к губам мужа, потом ладонь погладила его щеку и плавно опустилась к груди. Это вызвало такую дикую волну эмоций, на мгновенье захотелось обо всем забыть и жить вот такими минутами, когда счастья слишком много, когда боли нет и когда мысли только о том как бы сделать приятнее.
– Милая, что с тобой? Почему ты такая напряженная?
– Тебе показалось. – Сказала Марицца после минутной паузы. Она еще крепче прижалась к мужу и, выдохнув, спросила.
– Как у тебя дела? Заключил контракт?
– Да. Меня пригласили написать музыку для нового сериала с Натальей Орейро.
– Я знала, что тебя возьмут, ты лучший!
– Я скучал... Тебя не было около трех месяцев... Почему ты так редко звонила? – Пабло прикоснулся губами к ее виску и прижал ее ладони к своей щеке. «Если бы я был лучшим, то был бы важнее».
– Ты же знаешь, что я работала. Это для меня очень важно, теперь в США я знаменитость.
– Лучше бы ты была знаменитостью в Аргентине.
– Я и так знаменита в Аргентине...
– Не уезжай больше, мне без тебя было очень плохо. Знаешь, – Пабло привстал и, посмотрев ей в глаза, сказал: – Мне почему-то кажется, что тебя тянет назад в Штаты, у меня такое ощущение, что у тебя там кто-то есть.
– Хм! – Она вопросительно уставилась на мужа. – И кто же?
– Я не знаю, мне просто показалось. Ты приехала такой чужой, какой-то раздраженной, словно мы виноваты в том, что ты не можешь там остаться.
– Пабло это глупости. – Марицца поскорее спрятала лицо у него на груди. Она испугалась, ведь Пабло попал в цель, более того, он объяснил Марицце то, что она сама никак не могла понять! И ей стало так стыдно, так словно ее застукали на горячем, на измене.
– Тогда почему ты прячешь глаза? – Он отстранился от нее, а она не решилась его остановить. – Я ведь прав, да?
– Пабло, ты когда-нибудь ощущал эту пропасть, которая сейчас между нами? Ты чувствуешь ее или это только я понимаю, что у нас почти ничего не осталось... Разве что прошлое.
– Я это понимаю и чувствую, только в отличие от тебя стараюсь это исправить, а ты только то и делаешь, что убегаешь от проблем. – Повысил голос Пабло и тут же пожалел, когда увидел, что она задрожала. – "Раньше она бы начала со мной спорить и выяснять отношения, а сейчас она меня боится", – огорченно подумал он.
– Я не убегаю. – Тихо прошептала она, стараясь скрыть слезы в голосе. – Я просто устала, и, скорее всего не хочу ничего возвращать, да и не будет уже ничего как раньше. Теперь уже не будет. Пабло, я все еще люблю тебя, может уже не той сумасшедшей любовью, когда готов на все хоть с моста хоть в небеса, но люблю. Только понимаю, что тебе этого мало, а на большее мое сердце просто не способно.
– Зачем тогда этот фарс?
– Какой фарс? – Не поняла Марицца, протягивая руку к мужу, но как только она коснулась его плеча, он тут же убрал ее руку.
– Зачем наш брак?
– А-а-а, ты, я так понимаю, хочешь этот фарс прекратить? Мне вот только любопытно узнать, из-за кого? Как ее имя? – Ревность. Даже теперь, когда она приняла такое решение, этот червячок вечно поселялся в ее голове, когда дело касалось её мужа.
– Не надо сваливать все на меня. Я этого не говорил и такого решения не принимал. Что решила сделать все от моего имени? Ну уж нет! Я первым на развод не подам, не доставлю тебе такого удовольствия! – Пабло встал с кровати и, натянув штаны, вышел из комнаты.
Она моя жена всего пол года, из которого три недели мы провели на Сейшелах, неделю возле кровати умирающей Мии, следующие два месяца в трауре по ней, и три оставшиеся – в разлуке. Она стала такой чужой после смерти сестры, что-то в ней поменялось, что-то ее изменило. Сломалась? Наверное, она так и не поверила, что Мии нет, вот и сегодня, она два часа провела в закрытой комнате, листая фотоальбом. Она ей уже мерещится...
– Мия, если это делаешь ты, то уймись и прекрати мучить сестру! – В голос сказал Пабло. Он налил себе кофе и, бросив в микроволновку бутерброд с сыром, невидящим взглядом уставился на дверь. Из транса его вывело пиканье, но не печки, а телефона жены, который Марицца забыла на подоконнике (наверное, все-таки исследовала стекло на присутствие Мии).
– Алло! – Сосредоточенно произнес Пабло, представляя, что может получить от жены за самодеятельность, но любопытство и иные подозрения были сильней.
– Алло! А с кем я говорю? – Раздался веселый женский голос с жутким акцентом.
– Пабло Бустаманте, муж Мариццы. С кем имею честь?
– Дженни, ее ассистент. А можно ее к телефону?
– Да, подождите минутку. – Пабло быстро вернулся в спальню и, сунув без слов трубку в руку жене, снова удалился. За спиной послышался английский говор Мариццы и Пабло услышал стандартный разговор о том, что она уже соскучилась и хочет как можно скорее вернуться. Голос был счастливым, и они обговаривали дальнейшие карьерные планы.
--
– Пабло, а ты ее точно любишь?
– Что? – Изумленно переспросил парень.
– Ну, Мариццу. Ты уверен, что любишь ее? Я спрашиваю не для того, что бы обидеть, просто я переживаю. Вы уже столько ошибок сделали…
– Ми, с чего такая забота. И о ком забота? Обо мне или Марицце?
– Мы с ней хоть и ссоримся постоянно, но… – Миленькое личико с невероятно нежной кожей слегка покраснело в области щечек. – Ты только ей не говори, но она мне все же очень дорога. Пусть все мои порывы сблизиться она категорически отвергает, мне все равно хочется быть ей хоть немного ближе. И ты тоже мне как брат, но ее я понимаю лучше и за твои чувства не переживаю, а вот твои поступки я, чем дальше, тем тяжелее понимаю. – Маленький носик капризно сморщился, и Мия посмотрела Пабло в глаза. – Не обижай её.
– Я и не собирался. – Честно признался совершенно растерявшийся блондин, а для большей уверенности даже зачем-то руки поднял - порыв. – Мий, с тобой все хорошо?
– А что? – Засуетилась она.
– Твоя забота о Спиритто меня пугает.
– Мы с ней как-никак сестры… так должно быть. – Поучительно и даже как-то назидательно сказала девушка и мило улыбнулась. – Пабло, а ты, правда, собираешься сделать ей предложение?
– Откуда ты узнала?
– Обижаешь… я всегда в курсе таких вот делишек. Покажешь кольцо? – Она захлопала длинными ресницами, хватая друга за руку.
– Ты такая любопытная. А откуда знаешь, что я уже купил кольцо?
– Узнала и хватит об этом. Так как? Покажешь? – Мия закашляла и прислонила платочек ко рту.
– Мия!!! – Пабло испуганно подскочил с места, пытаясь что-то предпринять, вот только не знал что.
– Все хорошо. Не обращай внимание… это так… бывает.
– Мия…
– Не заостряй внимание.
---
– Марицца приняла решение, и оно не подлежало пересмотру. Она встала с кровати и, еще раз взглянув на телефон, пошла на поиски мужа.
– Пабло! Пабло, ты где? – Она заглядывала в зал, гостиную, кабинет, наконец, увидела его на кухне, притихшего и… ей показалось, что ему хочется быть незамеченным нею. Она зашла на кухню и, сев напротив, посмотрела в голубые глаза. Не хотелось делать ему больно, совсем не хотелос, но у неё нет другого выхода. – Поговорим?
– Может не стоит? – С надеждой спросил он, не поднимая глаз.
– Стоит. Пабло, я через неделю возвращаюсь в Штаты.
– Что? Но… как… я не понимаю. Зачем? – Он поднял глаза на нее. – К кому?
– Не будь смешным. У меня никого нет в том смысле, в котором ты подумал.
– Тогда в каком?! – Закричал Пабло, подскочив со стула и опрокинув тарелку с бутербродами.
– Не надо. – Она мягко коснулась его плеча и, потирая напряженные мышцы, продолжила. – У меня появились обязанности перед теми людьми, для которых я теперь последняя надежда.
– А как же обязанности жены перед мужем? – Сжимая ее ладонь и всматриваясь в глаза, спросил Пабло. – Я же тоже в тебе нуждаюсь. Да, я отпустил тебя, повинуясь твоим просьбам дать себя реализовать, но … Я же могу поехать с тобой.
– А ты согласен на то, что меня постоянно не будет дома, а под вечер я буду приходить уставшая совершенно обессиленная и не способная обращать на тебя внимание? Нет, Пабло, я не хочу для тебя такого. – Она попыталась высвободить руку, но потом сдалась и прижалась к нему. – Ты же так не сможешь…
– Ну почему же ты уже все решила? Почему не хочешь поменять приоритеты?
– Так… так надо.
– Кому?
– Мне и всем кто теперь на меня наедятся.
– Но как же я? – Он вдруг понял, что ничего не изменить. Что бы он сейчас не сказал, она найдет ответ, а если и не сможет его облачить в слова, то найдет другой способ, но от своего не отступится. Упорство, с которым она подошла к делу, разрушило все остальное, осталась только ее работа и бесконечные вечера в лаборатории.
– Я… я не знаю. Все так сложно. Пабло, я не хочу тебя терять, но… Не ставь меня в такое положение, ты же видишь, мне тяжело.
– А я поставлю! Еще как поставлю. Вот теперь послушай меня. Я тебя не отпускаю, хоть упади ниц, не отпущу! У нас в стране тоже много лабораторий и специалисты требуются еще больше чем в США. Уровень ниже? Создай нужный, действуй, все в твоих руках! А ты нужна мне, нужна Мануэлю, Канделле, в конце концов! Как они без тебя? Если ты даже наплюешь на меня, то вспомни Миину просьбу не оставлять ее дочь, или это для тебя уже не так важно?
– Пабло. – Спокойно перебила Марицца и, выждав паузу, продолжила. – Самолет через неделю, я полечу. Я так чувствую, а поступать согласно душевным требованиям – это мой категорический императив. Остается последнее, что будем делать с нами?
Пабло замолчал. Он смотрел на нее непонимающим взглядом, пытаясь понять, что она говорит, потом испытывающее посмотрел в глаза, но наткнулся на непроницаемую отчужденность. Руки сжались в кулаки – выхода нет, слов нет, мыслей нет.
– Нас нет. – Тихо ответил он и вышел из комнаты, оставив ее смотреть на то место, где он стоял еще мгновение назад.
– Как? – Спросила она у пространства минутами раньше наполненного её Пабло и, мотнув головой, побежала следом. – Стой!
– Устал! И твои ин виво меня уже достали! Я так не могу. Мне же нужно всего-то быть с тобой. Твой ригоризм меня уничтожает! Я прошу много? Или и тут ты на Мию сошлешься? Да можешь хоть всю жизнь прожить в лаборатории – её не вернуть! А я тут! Я скучаю! Я в тебе нуждаюсь!!! На сколько на этот раз? Еще на три месяца? Или на пол года? А может на год? Ну, на кой мне нужна такая жена?
– Я не хочу тебя терять…
– Так зачем отталкиваешь? Ну, зачем? Почему не я важнее? Вот в твоей долбанной онкологии есть чувства?
– Пабло у меня на руках умерла Мия! Рак не щадит никого ни взрослых ни детей, ни жен ни матерей! Там в Штатах я пытаюсь остановить это! Я помогаю людям. Ты понимаешь, как это услышать диагноз – рак. Сейчас есть возможность победить болезнь, но только при условии, что ее обнаружат на ранних стадиях, а если не успеть, то все – к тебе явилась медленная смерть. А еще ко мне подходят мамы умирающих детей, ты знаешь как они на меня смотрят? Так словно я могу спасти их ребенка, а я могу, но не всегда и когда не могу… в такие моменты я вспоминаю Мию, ты знаешь, она ведь до последнего верила, что я найду выход. Вспомни как… – Глаза Мариццы вдруг округлились.
– Что? – Пабло оглянулся, но ничего кроме своего отражения в зеркале не увидел. Марицца же отодвинула его и в упор смотрела в зеркало.
– Мия? – Тихо спросила она. – Я схожу с ума. – После этой фразы она потеряла сознание.
«Я теряю её. Она действительно не в порядке. Мия, Мия, Мия, рак, рак, рак. Это все, что интересует мою жену, а я так не хочу! Я хочу нормальную, полноценную семью!»
– Пабло.
– Что милая?
– Я схожу с ума?
– Нет, ты просто не жалеешь ни себя, ни свой организм. А еще ты часто о ней думаешь…
– Я видела ее в зеркале. Она улыбалась грустно-грустно и укоризненно качала головой. Пабло, я теряю рассудок. Еще немного и мне начнут слышаться голоса. Я боюсь…
– Перестань! Я с тобой и мы это превозможем. Хочешь навестить Канделу ?
– Да. Я думаю мне просто необходимо отвлечься.
– Вот и славно.
– Мануэль? – Голос дрогнул. В груди защемило, и воспоминания горой свалились на неё, как только дверь дома открылась. Мия не прожила в этом особняке и года, но все, начиная с коврика у входной двери заканчивая ящиком с хламом на чердаке, говорило о ней. Больно. Воздух куда-то пропал, и Марицца судорожно схватила мужа за рукав, боясь, что сейчас просто потеряет сознание. Пабло осторожно поддержал ее. Мануэль вышел им навстречу, посмотрел им в глаза и растерянно развел руками. Марицца быстро подошла к нему и провела рукой по его волосам:
– Что это? – спросила она, гладя локоны седины у Мануэля.
– Это я, только без Мии, - Мануэль перехватил ладошку Мариццы и прижал к сердцу:
– Слышишь? – продолжал он, - сердце не бьется. Я мертвец.
Марицца зажмурилась, чтобы не пустить слезы и быстро заговорила:
– Ты живой! У тебя дочь! У тебя есть воспоминания. Ты можешь закрыть глаза, и она появится.
Мануэль выслушал ее и выдохнул:
– Уж лучше мертвец.
Мануэль отвернулся от них и пошел в гостиную. Марицца и Пабло поспешили за ним. Кандела с нелепым бантом на голове и в длинной Мииной кофте соскочила с дивана, но к тете и дяде не подошла, а спросила, прыгая на одной ноге и наклоняя в бок голову:
– А где моя мамочка?
Пабло вздохнул, он то знал, что Канде задает этот вопрос каждому, надеясь услышать приятный для нее ответ. Но Марисса потрясенно присела рядом с девочкой.
Мануэль поднял на дочь глаза и упрямо сказал:
– Я говорил тебе, что мама не вернется, она на небе.
Нос у Канделы капризно сморщился, и она закричала, сжимая кулачки:
– Не ври, не ври! Не обманывай тетю! Моя мама уехала. Она обещала, что приедет. А ты врун!
Канде готова была броситься на Мануэля. Марисса испугалась. Но Пабло знал, что сейчас Мануэль прижмет к себе дочь, нашепчет ей что-то, и девочка расплачется, и будет прижиматься к отцу, и потом всю ночь будет прибегать в Миину спальню и, рыдая, обнимать подушку.
Мануэль подошел к ребенку, взял ее на руки, прижал и зашептал:
– Мне тоже плохо без нее, но мы вдвоем с тобой, а наша мамочка уходила одна. Ей было страшно, страшнее, чем тебе сейчас. И она теперь грустит о нас. И смотрит на тебя, и гладит твои волосы, когда ты спишь. И она рядом. Она ближе, чем ты думаешь. Она с нами, всегда.
Кандела расплакалась, пряча крошечный носик у отца на шее. Мануэль, покачивая дочь, вышел из комнаты. Марисса сжала горло рукой, чтобы от отчаяния не закричать. Пабло вздохнул.
– Милый, что же это? Маленькая наша девочка. Она такая веселая, такая… Что будет, а? – Марицца заглянула мужу в глаза.
– Что будет зависеть только от нас, от всех нас, а не только от Мануэля.
– Вы обо мне?
– Мы о ребенке.
Мануэль сжался и попросил:
– Заберите ее. Она – напоминание. Живая Мия, Мия наверное такая же была в детстве.
Мануэль глянул на потрясенных друзей и зло закричал:
– Да не справлюсь я. Я не хочу всего этого, я хочу к ней. Я рядом буду, пусть рядом только в земле, не в том, другом мире, но рядом. Вы пробовали не дышать?! А я не дышу уже полгода! Меня разъедает боль. Я болен. Я не могу без нее. Думал, справлюсь. Еще недавно думал, что справлюсь. А теперь боюсь. Я хочу уснуть. Вы понимаете, я готов был жить ради ее просьбы, Мия просила дочь вырастить, а потом уже к ней прийти. А я обманул жену. Я себя обманул. Я не смогу.
Марисса вдруг бросилась к Мануэлю. Она зажала ему рот пальцами и заговорила, давясь слезами:
– Ману, ты справишься, мы вместе. Мия говорила, что мы сможем, она знала, что сможем. И Канде пойдет в школу, и влюбиться, и прибежит тебе жаловаться, и перестанет Миину кофту одевать, и к алтарю ты ее поведешь, красивую, нарядную, счастливую, самое главное. Мы ее сделаем такой. Мия будет рядом, – глаза у Мариццы загорелись, и она спросила, – ты ведь веришь, что Мия смотрит на нас?
Глаза у Мануэля полыхнули непроходящей болью, и он ответил:
– Верю, и живу этим.
Мия перехватила руку Мануэля и поцеловала его ладонь. Мануэль наклонил голову и заплакал:
– Ну что ты? Ты привыкнешь. А потом, может быть, и полюбишь, – Мия с трудом улыбнулась и быстро добавила, – только обо мне не забывай. Вокруг изменится все, время вылечит. У тебя все повторится, ты влюбишься, начнешь ухаживать за кем-то. Но я была первая, – Мия заулыбалась и нежно спросила, – я же твоя первая любовь?
Мануэль кивнул, пытаясь сдержать рыдания.
– Так вот, – продолжала Мия, – ты найдешь женщину…
Мануэль отрицательно покачал головой.
– Не перебивай, милый. Мне очень трудно говорить. Только иногда, когда начнешь забывать, посмотри наш альбом. Там мы счастливы. Там нет ни одной фотографии, где я больна. А еще, – Мия будто одушевилась какой-то идеей, – еще пиши мне письма. Я сяду на подоконник и буду подглядывать, что ты мне пишешь. Только отвечать не смогу. А еще, – Мия перестала улыбаться и заговорила серьезно, – дочке скажи, что я ее не бросала, просто не смогла остаться. Ты видишь, как я виновата, что не могу остаться. Она не должна думать, что я ушла, забыла ее. Она не должна думать о матери так, как я думаю о Марине.
– Мия, – голос у Мануэля пропадал, срывался, – я не могу без тебя. Забери и меня, а?
Мия осторожно убрала волосы со лба любимого:
– Глупый, а ребенок? Мы ее родили, ты теперь должен воспитать и уберечь. Ты станешь ей не только отцом, но и матерью, другом, советчиком. Спроси у папы, он знает, как это. Он поможет, подскажет. И пусть она тоже не забывает, – Мия поморщилась и тихо пожаловалась:
– Я так боюсь, что вы с ней забудете.
Мануэль схватил прозрачную ладошку Мии и зацеловал ее.
– Когда вы меня забудете, тогда меня на самом деле не станет, а сейчас это так, смерть ничто, когда вы рядом, – Мия и сама заплакала.
– Мия, Мия, ты моя. Я не отдам тебя. Я ждать буду, когда с тобой рядом…
– Что ты?! Ты нужен всем.
Мануэль убрал руки Мариццы и вытер глаза, потом добавил:
– Хотите альбом принесу? Там Мия.
– У нас есть ее альбом, - выговорил Пабло.
– Да? Ну что ж. А Канде ее кофту не хочет снимать, плачет сразу, – отрешенно и растерянно проговорил Ману.
– Мануэль, мы знаем это. Тебе помочь? Может, к нам пока переедешь?
Мануэль дернулся, а потом с удивлением спросил:
– Как же перееду, мне тогда придется забирать с собой диван, кровать, вот этот коврик, который она купила, и детскую она обставляла, – перечислял он, – я же не могу уехать без ее памяти.
– Здесь слишком много этой «памяти», – Пабло скептически оглядел розовый дом.
– Вот и я говорю. Мия живет тут. Посмотри, она приходит к нам утром, заглядываю солнечным лучиком в окно, а ночью спускается в комнату к Канде, по косым срезам лунного света.
Пабло хлопнул ладонью по журнальному столику:
– Мия, ты что, не видишь. Здесь уже все с ума посходили. Прекращай. Оставь ты их! – крикнул Пабло куда-то наверх.
Марицца зло произнесла:
– Это ты с ума сошел.
– Да нет, Пабло, я вполне адекватен, просто она со мной, и только это заставляет меня просыпаться утром. – Положив ладонь на плече подруге, грустно улыбаясь, сказал Мануэль.
– Просыпаться по утрам ты должен ради дочери! Вы вообще нормальные? Объясните мне? Жизнь не кончилась! Все продолжается, все! Да что ж вы её никак не отпустите? Неужели среди вас один только я понимаю, что палка давно перегнута? Ты, Мануэль, забаррикадировался от внешнего мира и только то и делаешь, что пишешь сценарий. Хочешь снять историю её жизни? Замечательно! Но было бы еще лучше, если бы ты вечером гулял с Канделой в парке и покупал сладкую вату или водил её в цирк, дети любят цирк, а она его даже не видела. Ей уже семь лет, но ты её не отпустил в школу, почему? Чего ты боишься?
– Пабло… – Постаралась перебить его Марицца.
– А ты? Ты стала трусихой! Ты вечно убегаешь и прячешься, закрываешься работой как панцирем и не вылезаешь из больниц и лабораторий. Я как дурак бьюсь о стену, зову тебя, пытаюсь все восстановить, но ты не слышишь! Вы думаете, что это правильно? В жертву чего вы себя приносите? Чего вы этим добьетесь? Мию этим не вернуть, а вот свою жизнь уничтожите и Ману, даже не смей говорить, что без неё жизни нет! Есть! Ты не хочешь! Легче закрыться в себе и охать и ахать, вспоминая её! Это слабодушие и я от кого от кого, но от вас этого не ожидал. Ну скажите мне, разве это правильно, разве можно вот так себя уничтожать? Кому вы этим лучше сделаете? Мие? Или может Канделе?
– Пабло, успокойся. – Пораженно глядя на него, воскликнула Марицца.
– Не успокоюсь. Хочешь чтоб я молчал, но я не буду. Конечно, если никто не скажет, то можно преспокойно делать вид, что все нормально. Ну пойми ты – сесть в самолет и убежать от нас – глупость.
– Да не убегаю я, родной! Я же должна…
– Это не оправдание. Ты можешь делать ту же работу тут.
– Я что-то пропустил? – Вклинился Агирре.
– Она в следующую субботу улетает в Штаты!
– Ну как же вы не понимаете? Там маленькие дети и они умирают…
– И тут есть дети с такими же проблемами и они тоже умирают!
– Может чаю. – Опять постарался вмешаться Мануэль.
– Ты прости, Ману, но мы уже домой. – Неловко улыбнувшись, Марицца поцеловала друга и вышла из дома.
– Ну разве я неправ? – Обратился к Мануэлю уже успокоившийся Бустаманте.
– Прав, наверное, только от этого не легче. – Пожал плечами Агирре и проводил друга к дверям.
***
...
Пабло с грустью осматривал пустой дом. «Уехала. И я сам лично помог ей выносить чемоданы. Просто собрала вещи и пообещала позвонить, как доберется. И что ему осталось? Вспоминать эту неделю и жить ожиданием возвращения? А может в следующий раз она и недели дома не пробудет. А может и вообще не вернется. Да нет, это уже перебор. Не стоит себя накручивать. Хотя, она даже не сказала, насколько долго её не будет в этот раз. Всё, хватит, через три недели беру билет и еду её забирать. Я устрою там такой скандал, что они сами привезут мне её в праздничной упаковке с бумажным бантом.
Неделя… Неделя прошла, а она позвонила только раз – «Милый, я долетела нормально». Он уже сходил с ума – это НЕ нормально. Это не семейная жизнь. Сидеть и пересматривать фотографии… Это выход? Она не понимала или умышленно игнорировала тот факт, что он в ней нуждается? А еще осталась недосказанность. Пабло чувствовал, что она что-то недоговаривает, пытается сказать, но постоянно осекается на полуслове. Это пугало, а ему так хотелось просто обнимать её каждое утро, целовать и говорить о том как любит, а в ответ слышать, что его любят ни чуть не меньше. А еще ему хотелось ребенка. Ему уже двадцать пять лет, уже вроде как и пора. Но ей некогда… Вокруг него изо дня в день пробегает столько девушек, большая часть из них готова сделать все что угодно для того, что б он обратил на них внимание, но ему нужна только одна – она. И его мучила и уничтожала мысль, что он ей не нужен.
За всю неделю он так и не дозвонился ей больше. То она в лаборатории, то она в больнице, то у неё прием. Он уже сам запутался в том, кем она работала: врачом или ученым. Его раздражало то, что её мобильный телефон чудесным образом всегда оказывался у этой Джен, которая жутко раздражала его своей отвратительной солнечностью настроения. Она щебетала на ужасном испанском, что Марицца в очередной раз занята естественно чем то более важным нежели он.
Один раз его даже навестила идиотская мысль сделать с собой что-то, в надежде, что тогда вся её забота перенесется на него. Как же ему было больно ощущать, что она отдаляется, исчезает и растворяется во времени вместе с теми чувствами, которые были у них раньше. Терпеть уже не было больше ни сил ни желания как-либо уступать. Сегодня он скажет ей все и поставит условия – хватит быть хорошим и всегда всё понимающим. И даже если трубку возьмет Джен – выскажет это ей. Раз она уже такая близкая подруга, то ничего страшного. Пускай поработает гонцом с плохими вестями.
Для храбрости Бустаманте выпил немного виски и, собравшись с мыслями, набрал её номер, подсознательно смирившись с тем, что ответит как всегда Джен. Но на этот раз ответила Марицца. Пабло показалось, что голос её дрогнул и он, почувствовав некое преимущество, начал свою речь:
– Домой, я так понимаю, ты еще не собираешься? Ну конечно, ведь еще слишком рано. Но разве нельзя позвонить? Неужели я настолько мало значу для тебя, что ты просто забываешь о моем существовании и не можешь уделить разговору со мной хотя бы каких-нибудь десять минут?
– Пабло, ты пьян? Что с тобой?
– Я не пьян, Марицца. – Прижимая трубку к уху, прошептал Пабло. – Я просто смертельно устал от того, что тебя никогда нет. Но если бы ты хотя бы проявляла элементарное внимание и… Мне кажется, что ты делаешь это преднамеренно! Я требую, что б ты вернулась! Понятно? Не то я сам за тобой приеду. И это мое последнее слово.
– Я не приеду. Пабло… Я вообще не приеду. – Наступила тишина. Пабло молчал, ожидая её дальнейших слов, она ждала его реакции. – Пабло?
– И что ты хочешь, что б я тебе сказал? Не приедешь? И что это значит? Это значит, мне ехать к тебе или…
– Я…
– Или не ехать?
– Прости меня, пожалуйста. Я просто не стою того, что б ты так переживал, я не стою всех тех сил, которые ты тратишь, к сожалению, в пустую. Пабло, хватит обманывать себя и окружающих, я приношу тебе только душевную боль, а без меня ты сможешь спокойно жить, воплощая в жизнь все те планы, которые со мной выполнить просто нереально. Смирись – я слишком независимая, я не создана для семейной жизни. Документы на развод уже должны были прийти к тебе. Я думала ты из-за них и звонил.
– Как быстро ты все решила. А в глаза мне это сказать не смогла? Мы же виделись всего неделю назад. Или страшно? Я не дам тебе развод, так и знай, можешь мне сейчас что угодно говорить! Ясно? Я приеду за тобой и заберу домой! Ты меня поняла?
– Пожалуйста, давай не будем усугублять. Пабло, я делаю этот шаг осмысленно. Так что прошу тебя – хватит. Я сейчас выключу телефон и ты мне больше не будешь звонить, только, конечно, если не случится что-то серьезное. Бумаги придут уже скоро, давай попробуем остаться друзьями. Пожалуйста.
– Ты же говорила, что не хочешь терять меня…
– Я говорила это себе.
Пабло повесил трубку – он сейчас ненавидел себя за то, что позвонил, за то что просто не поехал к ней – тогда бы было все иначе. Она хочет развод? Он ей его предоставит. Да! Хватит с него. Похоже он и не заметил, что любви у них больше нет. Только почему же ему так больно?
В дверь позвонили, но Пабло не сразу понял, что это за звук, и когда он открыл то гость уже вызывал лифт. Парнишка в комбинезоне с лейблом курьерской службы протянул ему посылку. Поставив подпись Пабло забрал большой конверт для листов формата А4. Он сразу понял что в них – документы из Америки. В этом конверте конец их супружеской жизни. Хотя какая нафик супружеская жизнь, если они и года не прожили как муж и жена?! Развод так развод – сам он не сможет поддерживать огонь в семейном очаге, а Марицца его еще и водой поливает.
|
| |
| |
| katya_shev@ | Дата: Пятница, 14.12.2012, 03:22 | Сообщение # 3 |
|
We love you!
Группа: v.I.p.
Сообщений: 516
Статус: Offline
| ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Рождаемых число ряды усопших множит,
Бессмертной жизнью тешится мечта.
3а гробом жизни нет и быть ее не может,
Идет за жизнью смерть, за смертью пустота.
Воскреснуть мертвому природа не поможет,
Она и без того по горло занята.
Аррани Атааллах
Марицца развернула конверт и, просмотрев содержимое, грустно вздохнула – отныне она вновь Андраде. Она вдруг почувствовала непонятную и осмысленно незаслуженную обиду на Бустаманте – он ничего не предпринял, а просто взял и подписал документы. Ну вообще-то так даже лучше – значит ей не нужно будет ни в чем его убеждать. И это одиночество, с которым она уже так долго живет, будет оправданным – теперь она действительно одна. И этого она добивалась? Неужели ей на самом деле хотелось именно этого?
Нет, она все сделала правильно. Возвратиться назад она не могла – там было слишком много боли, слишком много воспоминаний и слишком много Мии. А Пабло забирать сюда было просто несправедливо. Да и не стоила она того, что б он бросал все, чего так долго и упорно добивался, бросал карьеру, положение, родителей и друзей. Кода то давно, еще до того, как ей предложили здесь работу, он делился с ней взглядами на жизнь и признался, что переехать в США он бы решился только при одном условии – Аргентина уйдет под воду. К Штатам у него вообще было особенное отношение. Пабло был романтичен и фанатично предан родной стране, это ей нравилось. Страшным было то, что он предлагал ей переехать сюда, отказаться от своих переубеждений, отречься от своего мировоззрения и покорится её приоритетам. Она не могла этого позволить: рано или поздно он бы возненавидел её за это, но тогда было бы в стократ больнее.
А еще она неполноценная женщина. Она не может быть ему нормальной женой, потому что не способна готовить, печь по выходным пироги и выезжать на пикники, она не может гладить его рубашки и стирать его носки, она не может даже ребенка ему родить – это все занимает слишком много времени, драгоценного времени, которое она тратит на спасения чужих жизней. А Пабло заслуживает только лучшего. У него должны быть белоснежные рубашки с накрахмаленными воротником и манжетами, у него должны быть встречи с друзьями, на которых хвастаются женами, и их кулинарными талантами (от которых со временем вырастает брюшко), у него должны быть самые лучшие ночи и самые веселые будни. Для всего того ему нужна другая жена – милая добрая, покладистая… Марицца сделала глубокий выдох и допридумала, что еще она обязательно будет дурой без собственного взгляда на жизнь, тупо следующей инструкциям мужа… Её передернула от такой перспективки и она напомнила себе что прав ревновать у неё больше нет. Главное, что эта все еще иллюзорная незнакомка сделает её Пабло счастливым, а ей большего и не надо, раз она на это не способна, то пусть это сделает другая… И не важно что от этого она будет несчастна.
− Ну и дура! – Услышала Марицца голос за спиной, оглянулась, что б идентифицировать обидчика и так и застыла с выпученными в шоке глазами. – Эй! Ты что?
− Мамочка… – Марицца попятилась назад, не оглядываясь и не моргая.
− Ну вот, а я надеялась на содержательный разговор.
− … – Марицца уперлась спиной в стену и рукой автоматически принялась искать хоть что-нибудь, с чем можно бы было защититься. Но нашла она только мобильный.
− Эй! Ты только не падай в обморок!
− Я никогда не падала в обмороки!
− Ну и отлично. А теперь слушай меня внимательно. И брось ты уже этот телефон! Сейчас же!
− Мия?
− Нет, святая Богоматерь, похожа? Нет? А в профиль? – создание повернулось боком задрав носик. Марицца позорно хлопнулась в обморок.
Приходить в себя было страшно неудобно. Да все было неудобным, начиная от позы и заканчивая местонахождением. Но о том, что стало причиной падения Спирито, точнее
Да все было неудобным, начиная от позы и заканчивая местонахождением. Но о том, что стало причиной падения Спирито, точнее Андраде, но разве это важно?, не забывала. Она поднялась на локтях и воровато огляделась. Никакие Касперы её не атаковали и она более уверенно встала на четвереньки, а затем и на коленки.
− Мия?
− Я обещаю появится, если ты не будешь падать в обморок. – Послышался голос откуда-то справа. Марицца в очередной раз опозорилась, совсем по девчоночьи взвизгнув, но потом сразу взяла себя в руки. В самом-то деле, ведёт себя как последняя трусиха, ОНА, Марицца Пиа Спирито Андраде/Бустаманте. – Мне уже можно появляться? – настойчивый голос переместился к левому угу и Мариццу снова заколотило.
− Это чья-то шутка Злой розыгрыш? Я не верю в приведений!
− Тогда, если не веришь - бояться не будешь и мы можем поговорить?
Марицца молчала и настороженно оглядывалась по сторонам. Девушка, как две капли воды похожая на её давно почившую сестру появилась напротив неё. Именно появилась, слово материализовалась было бы страшным обманом, потому что ничего материального в ней не было.
− Это не может быт правдой.
− О! Знаешь ли, много чего быть не может, но ведь есть!
− Если бы ты могла, то ты бы в первую очередь явилась Мануэлю, а не мне.
− Мне нельзя. Я хотела. Но это его судьба. Он … его судьба прописано чётко. А твоя запуталась. Ниточка истончилась и либо ты сама развяжешь все узелки, либо ниточка оборвётся.
− Ты намекаешь, что я умираю?
− Ты саморазрушаешься, Марицца. И я не понимаю, я не понимаю как ты… зачем? Мы же с тобой и близки-то не были. Еще не поздно, оглянись, вернись. Он еще ждёт.
− И сколько мне еще осталось?
Мия молчала. Она была всего лишь маленьким ангелом. Ей разрешили спасти всего-то одну жизнь. И у неё был выбор. И она выбирала между двумя совершенно одинаково любимыми ей людьми. Англы, ведь они же любят одинаково сильно всех живых. И она эгоистичный ангел, которая получила свои крылышки по ошибке. Потому что она …
− Я могу забрать тебя, а могу помочь остаться. Только тебе нужно будет сделать выбор.
***
Марицца пораженно смотрела на полупрозрачную субстанцию. Она все-таки доктор, слово «привидение» звучало для неё слишком дико. Нет, даже не дико, скорее глупо.
− То есть? Это как в фильмах? Или я, или кто-то там и мне нужно будет доказать, что моя жизнь важнее?
− Сериалов пересмотрела. Нет.
− Не понимаю.
− Слушай, если ты решила сейчас исполнить мою детскую мечту, и выглядеть такой пораженно-растерянной все время, пока я рядом, то хватит. Мечта уже исполнилась.
− Мне нужно присесть. Глупость какая. Я вполне здорова, я же врач, я слежу за своим здоровьем.
− Ой ли?
− Ангелы такими не бывают.
− Какими «такими»?
− Нахальными, въедливыми, ироничными и насмешливыми.
− Потом тебе будет проще решить, что это все приснилось. – Неожиданно грустно прозвучал родной голос. Совсем как тогда. В той жизни.
Да, вот так - жизнь она свою разделила на две части до смерти Мии и после. После было меньше, но намного сложнее.
– Давай сделаем так, ты просто купишь билет и вернешься назад. Просто зайдешь к Ману, а я пойду с тобой. Мы просто заедем к Пабло. И если ты не захочешь остаться, то я отпущу тебя, ты уедешь. И все. Марицца?
– Я не хочу.
– Хочешь. Я уверена. Давай, поднимай трубку, звони в аэропорт.
– Да не стану я. У меня на завтра начинается исследование…
– У тебя завтра ровно третья неделя беременности.
Ну вот и все. Она это сказала. Она злой ангел, она хотела выбрать Ману. Она хотела чтобы он остался жив. Но она не имела права, просто не имела права забирать две жизни. Поэтому…
***
В дверь похоже уже колотили, кажется даже ногой. Пабло раздраженно крикнул, чтоб проваливали. У него отчаянно болела голова. Он артист и у него творческий кризис. У него в конце концов голова болит. И он не хочет ни с кем говорить.
– Я трезв, со мной все в порядке, я просто хочу побыть один. Отвалите!
– Пабло, открой. Это я, Маркус. Открой двери, Ману в больнице.
Бустаманте отстраненно подумал, что для полного счастья не хватает только чтоб еще с Мануелем что-то случилось. И еще одна мысль была предельно ясна: он не хотел, чтобы приезжала Она. Если с Ману что-то серьезное, она обязательно приедет. А он не хотел. Совсем не хотел.
Больница. Какое ужасное, какое пугающее зрелище. Как его нервировали больницы. Как Она могла проводить в них все свое время? Да какое ему до этого дело? Пусках хоть живет в этих больницах. Теперь это не имеет никакого значения. Он свободный мужчина. Она – свободная женщина. Все как она и хотела.
А Ману сбила машина. Кандела не пострадала, слава Богу. Отстала от отца буквально на два шага – засмотрелась на витрину магазина.
Операция продолжалась уже четвертый час. Никто ничего не говорил. Пабло нервничал. Агилар тоже. Да все нервничали, у палаты собралось много друзей, близких. Но всех прогнали, остались только Пабло и Маркус. А на стульчике сидела маленькая Кандела. Она смотрела на взрослых очень серьезно и не плакала. Нужно было бы приласкать ребенка, да и забрать её в конце концов отсюда. Но некому было. Франко они дозвонится никак не могут – они с Соней за границей, какие-то дела. А больше и некому.
Уйти Пабло тоже не мог. Отдать ребенка кому-то другому не хватало сил. Он смотрел на маленькую Мию и только это давало ему силы сдерживаться.
– Папа уйдет к маме? – звонкий детский голос эхом разнесся по пустому коридору. Пабло вздрогнул, Маркус ссутулился и отвернулся.
– Мы еще не знаем. Но я уверен, папа тебя не бросит.
– Правда?
Самое ужасное, что может сделать взрослый человек – соврать ребенку, который так доверчиво смотрит ему в глаза.
– Я в это верю.
– Мне мама снилась. Она говорила, что она должна забрать к себе или папу, или крестную. Она спросила меня, кто мне дороже. Я сказала, что папа. Но крестной важнее оставаться здесь, потому что она людям спасает жизни. И теперь папа умрет?
***
Мануэль не умер. Лежал в коме, на искусственной вентиляции легких. Пабло говорили, что приехала Марицца. Что она навещает Агирре, и что она высказала желание поговорить с ним, с Пабло. Он отказывался. Не хватало для полного счастья еще раз переживать её появление и неминуемое исчезновение из своей жизни. А она его не найдет – он переехал. Новый дом, новая дверь, новые ключи.
В дверь позвонили, и он почему-то точно знал, что на нашла его новый дом, что она звонит в его новую дверь, потому что у неё нет ключей.
– Уходи. Просто уходи, пожалуйста.
– Я хочу поговорить. Это важно. Правда.
Мия стояла надзирателем, и следила за Марицой неустанно. Ангел называется.
– Пойди у Мануэля повиси. Ты меня нервируешь, – тихо прошипела Марицца, махая на бесплотное очертание сестры рукой, словно надеясь, что её оттолкнет потоком воздуха. Увы, напрасно надеялась.
– Я за дверью подожду.
Дверь открылась. Пабло смотрел сердито, что на измученном и усталом лице смотрелось не очень убедительно.
– Я не хочу с тобой говорить.
– Неправда, хочешь. Иначе бы двери не открывал. – Она едва успела вставить между дверью и лудкой ногу, когда Пабло попытался захлопнуть двери перед самым носом бывшей жены. От боли потемнело в глазах. Марицца не удержалась от крика, падая на пол.
Двери открылись моментально, растерянно-испуганный взгляд прозрачно-голубых глаз быстро переквалифицировался в виновато-обеспокоенный.
– Ты придурок, Бустаманте. Господи как больно! – Она скрутилась на полу, не зная как вывернуться, чтоб только не было так больно.
– Сама ты дура, зачем было ногу подставлять под закрывающиеся двери?
– Наверное, мне так хотелось, чтоб ты меня покалечил! Просто всю жизнь мечтала!
– Так, вставай и уматывай отсюда.
– Я не могу! – Марицца расплакалась и, опустив голову. – Мне больно!
Плачущая Марица выглядела трогательной и родной. Словно она совсем не разводилась с ним, словно не бросала. Почти домашняя, почти его.
– Давай руку. – Пабло наклонился и помог ей встать. Провел в квартиру, потом поднял на руки, отнес к дивану. – Сейчас переоденусь и отвезу тебя в больницу.
– Подожди, пожалуйста, – всхлипывая и морщась от боли, попросила Марицца. – Я сначала хочу поговорить с тобой. Мне почти не больно, у меня толстая подошва, ничего страшного.
– Говорить нам больше не о чем.
– Это тебе так только кажется. На самом деле очень даже есть. Например, о том, что… – она запнулась и неуверенно посмотрела на красивого, Господи, какого же все-таки красивого мужчину.
– Ну же, мне даже интересно, – мужчина выглядел совершенно бесстрастным, возмутительно отстраненным.
– Например, о том, что ты меня все еще любишь.
Пабло улыбнулся, нехорошо так улыбнулся. Как-то даже обидно вдруг стало от такой улыбки.
– Что-нибудь еще? Ну же, порази меня чем-нибудь еще более смехотворным. О! Вот например скажи, что и ты меня все еще любишь.
– Люблю.
– Замечательно. И сюда ты приехала для того, чтобы…
– Чтобы попросить у тебя прощения.
– Проси.
Она молчала. Хотелось рассказать ему о том, что он скоро станет папой, что она готова ради этого бросить все: и работу, и исследования, и карьеру, даже стать домохозяйкой. Впечатлений ей на всю жизнь хватит, она готова все бросить. Но она не готова была выслушивать эти едкие замечания, не готова жить с ними всю оставшуюся жизнь. Если Пабло не сможет простить, то и назад к нему она тоже не хочет, это уже не совместная жизнь.
– У меня только один вопрос, который я хочу задать прежде, чем расскажу все, что тебе нужно знать. Ты меня ненавидишь?
– Нет. Только презираю.
– Хорошо. Тогда я прошу прощения, что довела тебя до такого состояния. Мне очень жаль, что я тебя к этому самостоятельно подвела. Мне очень жаль, что тебе так обидно, что ты лжешь мне и даже себе, пытаясь скрыть своё уязвление. Прости меня, пожалуйста. Я не хочу, чтобы тебя это тяготило.
– Уходи!
– Не могу! – они оба замолчали, глядя друг другу в глаза. – И не хочу.
– Ты же хотела оставить меня. Так оставь уже наконец-то. Я устал.
– Женись на мне, пожалуйста, еще раз, а? Я обещаю быть хорошей женой.
Пабло ошалело уставился на неё, не веря своим ушам.
– Ч-что?
– Я знаю, ты мне сейчас не веришь… И я понимаю тебя, но я клянусь тебе – если ты сейчас…
– Марицца, хватит. Хватит играть. Я же не каменный. Я просто человек. А ты…
– Я люблю тебя, правда. И всегда любила. Я просто не заслуживаю тебя, и это тоже правда. И я не имела никакого права продолжать мучить тебя своими постоянными отъездами и жизнью на работе.
– А теперь имеешь?
– Теперь все иначе.
– И что же изменилось?
– Я расскажу тебе, но потом. После того, как ты примешь решение. Тебе нужно время чтобы подумать?
Он отрицательно покачал головой. Подошел к ней и присел рядом. Протянул руку, касаясь её щеки.
– Я не хочу возвращать все назад.
Андраде вздрогнула, отстраняясь от его ласки. Ну что ж.
– Но, мы можем попробовать все начать с чистого листа. Ты, я и наше возможное будущее. Если только ты уйдешь с работы.
– Я рассчиталась. Еще три дня назад, перед вылетом в Буэнос-Айрес.
Пабло шумно выдохнул и обнял хрупкую фигурку… невесты?
– Зачем было все доводить то этой черты? Можно ведь было…
– Нельзя. Пабло, поцелуй меня, пожалуйста. Ты так давно не целовал меня.
Да, ей еще предстоит рассказать ему о ребенке и да, он скорее всего будет рад. Да что там, он обязательно будет рад, потому что Пабло чертовски любит детей и а еще он любит Мариццу.
Им еще предстоит пережить смерть и похороны Мануэля. Им еще предстоит оформить документы на опекунство Канделы.
Они еще купят свой большущий дом с бассейном, собаку для Флор и белочку для Канделлы. Они еще встретят ни одно испытание, но вмешательство Мии больше не требуется. Она печально улыбнулась, наблюдая за объятьями этих двух невыносимых людей и, растворившись в воздухе, отправилась к Ману. Увы, она должна его забрать с собой.
А он её уже ждал, вокруг суетились врачи, бегали медсестры. А он наблюдал, спокойный, умиротворенный. Увидел её, обрадовался. Протянул руку. Ну вот и ладно. Ну вот и снова вместе. Теперь уже точно навсегда.
Конец.
|
| |
| |
|
|
 |
