|
|
 |
|
Revolución
|
|
| katya_shev@ | Дата: Суббота, 26.05.2012, 18:56 | Сообщение # 1 |
 We love you!
Группа: v.I.p.
Сообщений: 516
Статус: Offline
| Название: Revolución
Автор: Auny auny@mail.ru
Фэндом: Крис Морена/Яир Дори, «Мятежный путь»
Дисклеймер: Ни на что не претендую, все авторские права принадлежат Крис Морене, Яиру Дори и Патрисии Мальдонадо
Рейтинг: PG-13 /T/
Жанр: Drama (подразумевается; если я вдруг резко передумаю, сразу предупрежу)
Бета: Риш aka Knopo4ka
Пейринг: М/П и М/М
Саммари: Когда-то, кажется, что в прошлой жизни, они были вместе, были единым целым, и не было высшей ценности, чем любовь и дружба. Как давно это было… Но детство не бывает вечным. Столкнувшись с реальной жизнью, они потеряли самое ценное, что имели – друг друга, а значит и себя. А она, эта реальная взрослая жизнь наносила удар за ударом. Кто-то убегал от нее, кто-то боролся, не жалея сил, но все теряли, чтобы в итоге понять, осталось ли у них хоть что-нибудь. (перевожу: фиг вам, я еще сама толком не знаю, что будет, честно говоря)
От автора: Честно говоря, хотела выложить, когда фанфик будет написан до конца, но потом поняла, что я такой человек, могу и не дописать. А так я вроде как буду вам что-то должна, а долги нужно возвращать. В общем, я просто сама себя загоняю в рамки и обязательства.
Статус: в процессе
Кто наши враги и кто наши друзья?
Вот вопрос, который имеет в революции
первостепенное значение.
Мао Цзэдун
День первый. Начало.
Это не новое начало, это начало конца.
Шарль Талейран
Шаг, другой. Ноги в удобных кроссовках быстро передвигались по асфальту, легкий шорох сопровождал движение. Серо-желтая пустая улица, свинцовое небо, тишина раннего утра. Темно-синие спортивные брюки и черная толстовка. Ярко-рыжие, огненные волосы. Ее невозможно было не заметить.
Неожиданно она резко завернула за угол дома и прислонилась к стене. Судорожно вдохнула, коснулась пальцами висков, закрыла глаза и словно превратилась в статую. Так, не двигаясь, она простояла минут пять, потом быстро встряхнула головой и побежала дальше.
Вдох-выдох. Она снова прокручивала в голове недавний разговор. Вдох-выдох. Голоса звучали, словно она опять оказалась в той комнате. Вдох-выдох. Вновь перед глазами темнота, и лишь старый светильник позволяет иногда увидеть лица говорящих.
- Завтра с утра наши люди поднимут мятеж на трех заводах, - уверенный низкий голос мужчины, стоящего в центре.
- Почему только на трех? – возмущенный женский откуда-то от стены.
- Для начала. Посмотрим, как все получится, и сделаем выводы. Нельзя допускать ошибок.
- Марк, почему ты так уверен, что будет мятеж? Люди не хотят связываться с властью, - спокойно произнесла она.
- Да что ты понимаешь? – все тот же женский, но уже ближе.
- Я не к тебе обращалась, - довольно резко ответила она, затем продолжила чуть тише, но не менее вызывающе. – Марк?
- Да, каждый человек боится навлечь на себя гнев Совета… Но вместе со страхом в сердце каждого кроется и ненависть, и желание отомстить за все беды, что свалились на нас после их прихода к власти! А вместе, Марисса, именно вместе, мы сила!
- Да!
- Ты прав! – со всех сторон послышались слова одобрения. Она отчетливо представила, не видя в темноте его лица, как самодовольно он ухмыляется. Тьфу, какой пафос! Но все же в его словах была доля истины. Если мы сможем поднять народ к сопротивлению, может, и удастся избавиться от этого проклятого Совета! Она бы лично выцарапала глаза каждому из них! Всем этим убийцам! Места бы живого на них не оставила! О, она еще будет смотреть, как эти гады корчатся в предсмертных муках. “Потерпи, мамочка, я отомщу за тебя! И за всех нас! Я отомщу им за поруганную честь Аргентины!”
Три года назад, не прошло и месяца после ее выпуска из университета, к власти пришел Совет. Был проведен референдум, и народ предпочел доверить управление страной пяти людям, ставшим в последствии самыми сильными и влиятельными во всей Аргентине. Поначалу все было не плохо, постепенно улучшалась система образования, медицина, совершенствовались условия труда на заводах. Люди были довольны, решив, что сделали правильный выбор. Но всего лишь через полтора года преобразования прекратились, а вскоре начался обратный процесс. Многократно увеличились налоги, в первую очередь с простых граждан, коррупция процветала, финансирование бюджетных сфер свелось к минимуму. Это, естественно, не понравилось ни обыкновенным людям, ни власть имущим. Стали раздаваться голоса недовольных. И тогда началось самое страшное. Медленно, но верно принялись уничтожать неугодных. Бизнесмены, журналисты, редкие честные чиновники… Они убирали всех. В их число попал и Франко Колуччи со своей женой Соней Рей. Их хладнокровно зарезали в собственном доме. После похорон дочерям сообщили, что фирма обанкротилась, а покойный задолжал крупную сумму Государственному банку. Так они лишились всего.
***
Она проснулась рано-рано. С силой потерла глаза, желая лишь одного – открыть их и не увидеть, наконец, ничего того, что видела каждое утро на протяжении года. Но нет, чудес не бывает. Ты сама подписалась на это, теперь терпи. Так надо. Ради Него.
Выбралась из-под тяжелого одеяла, встала на ноги. Их обдало холодком. Ночная сорочка плавно опустилась до пола. Рука автоматически потянулась к лежащему у кровати халату. Накинула. Приобняла себя за плечи. Медленно вышла на балкон. Холодная влажная плитка. Ночью шел дождь. Провела пальчиком по перилам, стряхивая влагу. Ветер теребил длинные волосы. Тяжелые тучи не предвещали ничего хорошего. Все такое серое, подавленное, как и она сама. Ты сама подписалась на это, теперь терпи. Так надо. Ради Него.
Осторожный стук в дверь.
- Войдите!
- Сеньора Мия, доброе утро! – в комнату зашла миловидная женщина, держащая в руках поднос.
- Доброе, Тати, - ну-ну, добрее некуда.
- Ваши любимые круасаны и свежевыжатый апельсиновый сок, - она поставила поднос на маленький столик. Замолчала.
- Да-да, спасибо, - как бы опомнившись, ответила Мия, не оборачиваясь и не уходя с балкона.
- Сеньора, холодно! Лучше зайдите в комнату, не заболели бы! – “Да хоть бы и так, какая уж разница?”. Она не сдвинулась ни на миллиметр, продолжая смотреть на ненавистный город.
- Сеньора, - Мия почувствовала, как Тати приобняла ее за плечи и потянула в комнату, - я настаиваю. Вам нужно привести себя в порядок, сеньор не любит долго ждать.
Она усадила Мию на пуфик перед зеркалом и начала расчесывать волосы. Нежно, бережно, но отчего-то так больно. Или больно не голове? Глаза заблестели, готовые отпустить на волю ненавистные ручейки.
- Тати, не надо, я сама! – она оттолкнула руку служанки и вскочила. – Иди, я скоро спущусь.
Татьяна покорно кивнула и быстро вышла из комнаты. Мия устало опустилась на пол, обняла руками колени. Сама не заметила, как щеки стали влажными. От бессилия, от боли, от отчаяния. Медленно подползла к кровати, засунула руку под матрас у изголовья. Где-то здесь… Наконец, рука нашарила искомый предмет и вызволила его из-под мягкого плена. Фотография.
- Любимый, - чуть слышно сказала она и нежно коснулась ее губами. На фото – молодые парень и девушка. Если внимательно приглядеться, можно узнать в красивой улыбающейся светловолосой девчушке печальную хозяйку комнаты. Она прижала яркую картинку к груди и заплакала еще сильнее. Беззвучно, но так горько.
Взгляд упал на руки. На левой, как маленькая льдинка, скромно поблескивал бриллиант обручального кольца.
- Будь ты проклят! – фотография выпала из рук, она сорвала с пальца кольцо и откинула его. Колечко звякнуло, ударившись об стену, и отлетело в середину комнаты. Руки дрожали, слезы продолжали течь, прожигая кожу. Она опустила глаза и вновь посмотрела на снимок. Взяла его в руку.
- Ману… Любимый… Нет, нельзя, - шептала она, поднимаясь и подбегая к месту, куда упало кольцо, озабоченно ища рукой маленький предмет. Влага в глазах мешала сосредоточить взгляд. Она, словно слепая, шарила рукой по полу, пока непослушные пальцы не нащупали кусочек холодного металла. Судорожно схватив, она натянула его на пальчик. И, внезапно потеряв все силы, как подкошенная упала на пол. Чуть слышно застонала, свернулась в клубочек, вновь прижала снимок к себе, крепко, намертво. Ты сама подписалась на это, теперь терпи. Так надо. Ради Него…
Антонио Хуан Карлос Карерра де Силва… 40-летний генерал, впоследствии ставший одним из пяти правителей Аргентины, заметил личико двадцатилетней Мии Колуччи на одном из билбордов Их группа тогда была на пике популярности, их фотографии были развешаны везде, и сложно было найти в стране человека, который бы не слышал об Erreway. Старый вояка увидел молодую красавицу и влюбился, решив когда-нибудь ее заполучить, чего бы то ему ни стоило. В конце концов, ему это удалось.
С того дня группа продержалась еще два года, а затем, по неведомой никому причине, распалась. Когда же к власти пришли Советы, Карерра де Силва предпринял первую попытку взять Колуччи на абордаж. Он пришел к ее отцу просить руки дочери, на что тот лишь рассмеялся генералу в лицо. Это была его первая ошибка. Затем сообщил, что у юной Мии уже есть жених, некий Мануэль Агирре, являющийся правой рукой сеньора Колуччи и будущим президентом компании. Карерра де Силва тогда осторожно заметил, что он, один из пяти правителей страны, все же является более выгодной партией, чем мексиканский сопляк. Но Франко Колуччи лишь посоветовал ему найти “даму сердца” в своей возрастной категории. Это была его вторая ошибка. Третью и последнюю сеньор Колуччи совершил чуть позже, когда попытался выявить недовольство работой правительства. Карерра де Силва лично проверил результат труда наемников.
Спустя полгода траура Карерра де Силва решил, что разговор с самой Мией Колуччи будет вполне уместным. Он предложил свою помощь, “ведь фирма, к сожалению, обанкротилась, а дочери покойных остались совсем без ничего”. Но Мия отказалась, заявив, что у них достаточно средств, чтобы обеспечить себя. Тогда генерал, внезапно потеряв голову от ее холодной, печальной, такой неожиданной сейчас красоты, вдруг с ходу предложил выйти за него замуж.
- Вы привыкли жить в роскоши, и я смогу Вам ее дать! Вы станете самой знаменитой и влиятельной женщиной Аргентины!
- Нет, спасибо, - тихо, но уверенно ответила она, - мне это не нужно. И я уже выхожу замуж. Простите, но Ваши надежды напрасны.
- Позвольте узнать, кто же счастливец? Уж не тот ли иммигрант, любимчик Вашего отца?
Девушка поморщилась, но все же отозвалась:
- Вас это не касается, но если Вы так хотите знать, то да. Думаю, на этом мы можем закончить разговор.
- Постойте, а я не рассказывал Вам, что имею некое влияние в Мексике… Кажется, в этой стране проживает семья Вашего жениха? Мать и сестра, верно? Две беззащитные женщины – в такой беспокойной стране! На каждом углу поджидает опасность, мало ли, что может случиться…
Он с намеком покачал головой. Мия побледнела.
- Да и у нас тоже не все гладко. Преступность процветает… Ваш жених не опасается местных преступных группировок?
Она вздрогнула и, внимательно глядя на него, испуганно спросила:
- На что вы намекаете?
- Сеньорита Мия Колуччи, я всегда достигаю поставленной цели, учтите это. О моих планах относительно Вас Вы осведомлены. Я надеюсь, что вы хорошо обдумаете мое предложение и сделаете правильный выбор. До скорой встречи.
***
Сон отошел внезапно, даже не попрощавшись со своим почитателем. Он проснулся от нестройного хора голосов, доносившегося из окна. Кажется, люди что-то декламировали. Сморщившись, он огляделся и с выражением крайнего омерзения скинул с бедра смуглую грязную женскую ногу. Девушка молча отодвинулась и недовольно зарылась в подушку. Последовал продолжительный вдох и медленный выдох.
Он поднялся со смятых простыней, буквально молящих о стирке, и, шаркая, поплелся в ванную, на ходу поднимая разбросанную по комнате одежду. 5 минут холодного душа – и ты снова чем-то напоминаешь человека. Чем-то неуловимым, чем-то, увы, недостаточным, чтобы быть им на самом деле.
Он вышел в комнату, сделал по ней круг, и задумчиво уставился в окно. Очередная потаскушка, очередные трущобы, очередной невыносимый шум с улицы. Пора сваливать! Он накинул куртку и направился к двери.
- Пабло? Ты куда? – черноволосая голова поднялась с подушки. Он замер, медленно обернулся.
- Подальше отсюда. Деньги на тумбочке.
- Ага… Пока… - почему она так неприятно растягивает гласные? Словно совсем уж не обременена интеллектом. Хотя, так, наверное, оно и есть. У самой двери он остановился и крикнул погромче:
- Да! И купи этому своему… - о ком она там вчера тараторила? – младшему братишке, наконец, чупа-чупс!
- М-м-га – зевнула она в ладошку, - Звони!
Он ничего не ответил, лишь громко хлопнул дверью на прощание. Быстро скатившись по лестнице, Пабло выпрыгнул из старого подъезда, оказавшись на невероятно запыленной улице. На некотором расстоянии собрались какие-то люди с транспарантами. Целая толпа, похоже, рабочие. Что-то кричали, но он не вслушивался. Начинал накрапывать дождик, грозящий обернуться ливнем. Надо было поторапливаться. Парень натянул куртку, резко застегнул молнию и, немного ссутулившись, ускорил шаг.
Он проходил мимо лачуг, из дворов которых выглядывали грустные дети, усталые старики и иногда молодые девушки, казавшиеся ему знакомыми. Впрочем, так оно и было: он спал со многими из этого бедняцкого квартала. Они не были проститутками, о нет! Просто никогда не отказывали, если чувствовали запах денег. Они смотрели на него, как голодная собака смотрит на кость. И он всегда кидал им эти косточки. Ему казалось иногда, что этим он сможет искупить свои грехи и грехи своего отца. Он платил, но, наверное, слишком поздно.
Почти десять лет прошло с тех пор, как Серхио Бустаманте был арестован по обвинению в коррупции и взяточничестве и приговорен к году тюремного заключения. И этот год, можно сказать, пошел ему только на пользу, ведь, как известно, все, что не убивает, делает нас сильнее. В тюрьме он обзавелся связями, весьма пригодившимися ему после освобождения. В тюрьме он наладил отношения с сыном, который, мучимый угрызениями совести, навещал его каждую неделю. В тюрьме он поменял стратегию своей жизни: не было больше эмоционального, скорого на не всегда обдуманные решения, деспотичного Серхио, он стал более спокойным, рассудительным, властным, но готовым идти на компромиссы. После освобождения Бустаманте посвятил себя благотворительности и быстро завоевал еще больший авторитет, чем прежде, а заодно и любовь простого народа. Сын, несмотря на прощение отца, так и не простивший себя сам, беспрекословно выполнял все его просьбы, но он не требовал от него невыполнимого: закончить юридический, стать правой рукой отца, больше времени проводить вместе.
Его кандидатуру в Совет предложили сами аргентинцы, так как узнали его порядочным, справедливым человеком. Разумеется, Серхио не отказался, он был только рад, что добился, наконец, исполнения своей заветной мечты. Когда члены Совета стали полноправными правителями страны, Бустаманте осторожно, по своим каналам, привел группу, в которой до сих пор участвовал его сын, к распаду. Затем, медленно, но верно, с его помощью свелись на нет отношения Пабло с остальными членами коллектива: на некоторое время Бустаманте отправил сына на практику за границу. А в это время в стране началась “зачистка рядов”: в числе погибших “врагов Совета” оказались и родственники друзей сына. Последние, решив, что Пабло наверняка причастен ко всем делам Совета, больше не желали поддерживать с ним отношения. Бустаманте-младший, вернувшись и напоровшись на равнодушие некогда лучших друзей, нашел любовь и понимание только в одном человеке – своем отце. “Семья возродилась из пепла”, – сказал тогда сам себе Серхио Бустаманте.
***
Он стоял перед дверью и хлопал себя по карманам, разыскивая ключи. Глаза слипались от усталости, он еле держался на ногах и начинал от этого нервничать. Конечно, можно было позвонить, но не хотелось никого будить в такую рань, соседям-то еще предстоит рабочий день. Когда пальцы нащупали связку, он мысленно вознес хвалу Небесам и, немного поковырявшись в замке, быстро открыл дверь. Тихонько прошуршал по коридору в свою комнату, в предвкушении сна уже закрывая глаза, и чуть в кого-то не врезался.
- Мануэль, осторожнее! – услышал он обеспокоенный шепот и через силу открыл глаза. Перед ним стояла молоденькая девушка.
- А, это ты, Бэмби! Извини, я просто устал и жутко хочу спать, - на самом деле ее звали Рикой, но она была очень похожа на олененка из мультика, и с легкой подачи Мануэля все стали называть ее не иначе как “Бэмби”.
Девушка отошла в сторону, пропуская его в комнату, и, когда он уже почти закрыл дверь перед ее носом, озабоченно спросила:
- Мануэль, тебе ничего не нужно? Я могу поесть приготовить…
- Нет, не надо. Спасибо, Бэмби.
Она кивнула, но он уже захлопнул дверь.
Марисса постоянно твердила: “Ману, эта девчонка влюблена в тебя по уши!” – на что Мануэль только отмахивался: “Ей семнадцать, и она верит в любовь до гроба. Я не хочу морочить ей голову”. Он не понимал, что эта девчушка нашла в парне, который был старше ее на десять лет. Она была симпатичной, нравилась парням ее возраста, но словно уперлась, и каждый день жила только им. Постоянно пыталась поймать его взгляд, предугадать желания, и иногда это начинало его раздражать. Все остальное время он старался относиться к ней, как к младшей сестренке.
Мануэль лег на нижний из двух ярусов кровати, верхний был приватизирован Мариссой. Они жили вместе в комнатушке два на два метра, потому что вдвоем было легче платить за аренду. Денег каждый получал копейки, но на более-менее сносное существование, к счастью, пока хватало. Мариссы не было, Мануэль глянул на часы и сообразил, что у нее сейчас ежедневная утренняя пробежка.
В единственном окне даже с кровати можно было наблюдать, как рабочие уже с утра пораньше клеят плакат на билборд. “Зачем в квартале бедняков эта реклама?” – на этой мысли Мануэль провалился в сон.
Первым их предал Пабло, ставший союзником Совета, как называло себя это сборище убийц и воров. Вслед за ним пришло и разочарование в Мие, променявшей дружбу и любовь на деньги и власть Совета. Они с Мариссой остались вдвоем.
Жилье нашли довольно быстро. Мануэль устроился на завод, благо рабочая сила требовалась всегда. Марисса, которую сразу же после убийства родителей выкинули из газеты, где она работала, за обличающие власть статьи, начала подрабатывать там же, да временами пела в местном баре. В такие вечера верным охранником при ней всегда был Мануэль.
Одни знакомые думали, что они брат и сестра, другие считали их любовниками. Неправы были все, но ни Мануэль, ни Марисса эти предположения не опровергали. Им было плевать на мнение этих людей. К ним не лезли с расспросами, и ладно.
Совет отобрал у них все: родных, друзей, любимых, веру в людей и справедливость. Но они хотели вернуть хотя бы последнее. Поднять, наконец, людей на бунт, попытаться свергнуть власть и, пожалуй, самое желанное – отомстить.
***
Марисса осторожно приоткрыла дверь и скользнула в комнату. Ману должен был сейчас спать, он работал в ночную смену, и она не хотела его ненароком разбудить. Но она ошиблась: парень сидел на стуле, закинув ноги на подоконник, и смотрел в окно. Рядом с ним на полу стояла наполовину пустая бутыль.
- Привет, - удивилась девушка. – Ты чего не спишь?
- Уже проснулся, - глухим голосом ответил сосед, поднимая бутылку и делая большой глоток.
- С какого перепугу ты решил напиться? С утра? И почему начал без меня? – Марисса слабо улыбнулась, но от него реакции не последовало. – Ману, все в порядке?
- В полном. Я счастлив, как Аргентина.
- Что? Ты бредишь? – Марисса подошла к окну, и у нее перехватило дыхание. С билборда напротив в их окно самым нахальным образом заглядывала улыбающаяся Мия Колуччи, внизу была надпись, характерная для всех плакатов аналогичного вида, развешанных по городу: “Счастливая Аргентина”. – Фак, они уже и сюда добрались.
- Счастливая Аргентина! Счастливая Мия! Счастливая сеньора Карерра де Силва! – Мануэль влил в себя еще порцию спиртного. – Какого хрена именно здесь?! Какое, ко всем чертям, счастье?!
- Успокойся, - Марисса резким движением опустила жалюзи и закрыла их как можно плотнее. – Мануэль, пожалуйста, прекрати заправлять себя этой гадостью!
- Ты не понимаешь, да?! – перешел на крик Мануэль. – Я не хочу постоянно видеть ее! Такой всей из себя счастливой, сияющей, прекрасной! Черт бы ее побрал!
Марисса вырвала у него из рук бутылку и сама сделала глоток.
- Мануэль, я прошу тебя… - она запнулась на полуслове, увидев, как по его правой щеке потекла маленькая слезинка. Он быстро вытер ее тыльной стороной ладони, и встал со стула, отвернувшись от девушки. Она села на пол, глядя на него снизу вверх. Через пару минут молчания он сел рядом, потом лег, положив голову ей на колени.
- Сколько у нас еще?..
- Часа два.
Марисса начала гладить его по волосам, и минут через двадцать он заснул, но плохим, беспокойным сном.
Ему снился дождь. Дождь, в котором она растворилась, когда бросила его. Это был даже не сон, а воспоминание, услужливо подкинутое его подсознанием. Он будто снова проживал тот вечер. Вот она стоит и смотрит ему в глаза, такая спокойная, лишь ресницы подрагивают. Такая… такая его. А потом в него словно молния ударила. А может и правда, ударила? И унесла в какое-то другое измерение? Потому что его Мия, его малышка, не могла сказать:
- Прости, но я устала так жить. Я не создана для бедности. Мне нужны служанки, просторный дом, наряды от известных дизайнеров…
- Мия, у нас все это еще будет! Нужно только потерпеть немного!
- Нет, Мануэль! Я не хочу и не могу терпеть. Рая в шалаше не бывает.
- Но…
- Никаких “но”! Я уже все обдумала и приняла решение, пойми. Нам лучше расстаться.
- И куда же ты пойдешь, объясни! Какое еще решение?!
- Я замуж выхожу, Мануэль. Он богатый и влиятельный, он даст мне то, чего ты дать не в силах… Прости… и прощай, - она развернулась и пошла прочь.
- Мия! Мия, остановись! Мия, прекрати, это глупая шутка! Мия, я люблю тебя! Мия! Вернись, я все для тебя сделаю! Мия, у нас все будет, только остановись, пожалуйста! Мия!.. – он стоял на пустой улице, мокрый и озадаченный, и кричал, и звал ее, пока она не исчезла в темноте, оставив его наедине с безмолвным дождем.
***
- Я хочу познакомить тебя с послом США, - шептал на ухо Мие ее муж. – Будь приветлива и улыбайся, любимая! Улыбайся!
- Антонио, я знакома с правилами этикета.
- Я знаю, милая, - он улыбнулся и поцеловал ее в щеку. Только ее глаза сузились от напряжения, в остальном казалось, что у нее не лицо, а восковая маска, так спокойно она выглядела. Мужчина, сжав в руке ее хрупкое предплечье, подвел ее к маленькому старичку весьма интеллигентного вида.
- Мистер Джонсон, позвольте познакомить вас с моей женой…
- Да-да, - перебил его старичок и весело затараторил с небольшим акцентом, - я просто мечтал познакомиться с вашей красавицей-женой!
- Сеньора Мия Карерра де Силва, - закончил генерал.
- Сеньора Мия Колуччи Карерра де Силва, - улыбаясь, поправила женщина.
- Очень, очень приятно, сеньора. Мы не могли раньше встречаться? Мне знакомо ваше лицо…
- Вам знакомо “лицо Аргентины”, мистер Джонсон, - моментально ответил мужчина, - моя жена олицетворяет нашу счастливую страну.
- Ах, да-да! “Счастливая Аргентина”! Конечно же!
Мия лишь улыбалась и кивала в ответ. Она чувствовала себя куклой чревовещателя, которым был ее проклятый муж. Мужчины завели какую-то скучную беседу о политике, а ей хотелось, чтобы муж поскорее ушел на собрание Совета, тогда она сможет спокойно выйти хотя бы на балкон, подальше от всех этих людей, напоминающих ей о ее вечной пытке. А пока она старательно зубоскалилась, молясь про себя, чтобы Бог ускорил ход времени.
Когда часы, наконец, отбили одиннадцать, и генерал скрылся за дубовой дверью, Мия ласточкой вылетела на балкон. Увидев, что там уже кто-то есть, она хотела бесшумно перейти на соседний, но ее заметили и окликнули.
- Мия, это ты? – она узнала голос и позволила себе расслабится.
- Да, Пабло, здравствуй! Можно к тебе присоединиться?
- Конечно, - он кивнул. Мия приблизилась и облокотилась о перила возле него.
- Что это за огни, не знаешь? – она кивнула на город, покрытый, будто больной – сыпью, желто-оранжевыми пятнами.
- Забастовки, - парень пожал плечами. – Не слышала, что ли? Утром забунтовали на трех заводах, и не прошло и суток – весь город на ушах.
- И чем это грозит? – заволновалась Мия.
- Да кто знает! Отец говорит: требуют отставки правительства. Президента им теперь народного подавай…
- И чем раньше думали… - оба замолчали. Пауза затянулась, каждый размышлял о своем.
- Хочешь? – внезапно спросил Пабло.
- Виски?
- Ага, - он кивнул, потом добавил, - хотя ты же не пьешь: волосы, кожа…
- Дай сюда, - она решительно выхватила у него стакан и мигом осушила, даже не поморщившись.
- Мия? – Пабло удивился и даже, как показалось Мие, посмотрел на нее осуждающе.
- Поживи моей жизнью, Паблито, с тобой и не то будет.
- Да ладно, в золоте живешь по доброй воле!
- Заткнись, Пабло! Ничего не знаешь, вот и молчи, - Мия разозлилась не на шутку.
- Хей-хей, не нервничай так! Извини, я не хотел тебя обидеть.
- Не хотел, так и не обижай. Если ты себя заточил сюда добровольно, то я живу в золотой клетке, и если бы могла… Впрочем, не важно! – одернула она себя. Пабло нахмурился. Он не знал, почему Мия вдруг год назад вышла замуж за этого “генералишку”, но осуждать ее не мог. В конце концов, каждый вертится, как может. А Мия затребовала продолжения банкета, на что Пабло ловким движением достал из-за вазонов нераспечатанную бутылку:
- Всегда пожалуйста!
Девушка лишь радостно кивнула: перспектива напиться вдрызг привлекала, как никогда.
|
| |
| |
| katya_shev@ | Дата: Суббота, 26.05.2012, 18:57 | Сообщение # 2 |
|
We love you!
Группа: v.I.p.
Сообщений: 516
Статус: Offline
| Муж… Каким ненавистным было теперь для нее это слово. Раньше она мечтала о свадьбе, о семье… О муже. Муж – любимый человек, опора и защита, отец ее детей. Как бы банально это не звучало, для нее семья всегда была основной целью: ни карьера, ни друзья, ни что-либо иное никогда не смогло бы заменить ей настоящей семьи. Раньше… Теперь она могла только проклинать свою жизнь, смеяться и рыдать от уготованной ей судьбы. Она была игрушкой в руках человека, которого ненавидела и которого должна была называть своим мужем. Она была женой убийцы своего отца. И она ничего не могла изменить…
День второй. Встреча.
Взгляд может быть угрожающим не менее,
чем заряженное и нацеленное на человека ружье,
взгляд может обидеть, как плевок или удар;
но он может и лучиться добротой,
и заставить сердце плясать от радости.
Ральф Уолдо Эмерсон
Она взяла в руки только что распечатанные листовки. “За свободу! За справедливость! За народную власть!..” – кричали заголовки. Марисса поднесла бумагу к лицу и почувствовала запах – запах борьбы и единства. “Черные буквы на белом фоне. Встреча черного и белого. Столкновение черного и белого. Черное на белом, черное, белое, черное, белое, красное, красное… Кровь… Будет кровь… Кровь!..”
- Марисса! У тебя кровь из носа течет! – вывел ее из оцепенения взволнованный женский голос.
- Что? – она с непониманием повернула голову к девушке, стоявшей рядом, и, наконец, почувствовала теплую струйку на лице. Девушка, лица которой она почему-то так и не смогла различить, уже достала из кармана платок и уверенным движением запрокинула ей голову.
Когда кровь была остановлена, а Марисса вновь начала видеть более-менее четко, она узнала свою “спасительницу”: Бэмби, их с Мануэлем соседка.
- Спасибо, Бэмби.
- Не за что. Я почти на автомате действовала, - она улыбнулась. – Раньше постоянно маме помогала. Она медсестрой была…
- Была?
- Да… Ее убили. Полицейские. Обвинили в краже лекарств, а на допросе избили до смерти…
“Избили…” Взгляд Мариссы был прикован к листовкам, которые все еще были в ее руках.
- Мне жаль, очень жаль, - Рика в ответ кивнула, сдерживая слезы. - Вот, возьми. Приходи сегодня, – она протянула ей одну из бумажек и решительно поднялась со стула. – Мне пора.
- Постой, тебе нужно отдохнуть!
- Некогда!.. – она выбежала их комнаты, широко распахнув дверь. Поднялся сквозняк, и стопка бумаги, лежавшая возле принтера, разлетелась по всей комнате.
***
Они подкрались незаметно. Кто-то схватил ее за волосы и потянул назад, потом скрутил руки за спиной. Она закричала, и тут же огромный кулак врезался ей в челюсть. Боль, соленая и теплая, на несколько секунд ослепила ее. Она еще не успела прийти в себя, когда получила удар в живот. Ее скрутило, она судорожно вдохнула и закашлялась, когда в гортань вместо воздуха попала кровь. Гул в ушах смешался с дребезжащим смехом. Он шел отовсюду, он окружал ее, но она не могла увидеть ублюдков, издававших его. Она не видела ничего, какая-то бордовая пелена стояла перед глазами. Ее больше не били, и она сумела немного восстановить дыхание. Попыталась снова закричать, но не смогла – из горла вышел лишь булькающий хрип. Они снова заржали, и кто-то саданул ей в солнечное сплетение. От ужасной боли она потеряла сознание…
***
- Мое присутствие здесь необходимо? – осторожно поинтересовался Пабло, глядя на сидевшего отца сверху вниз.
- Конечно, - Серхио сухо кивнул, кинув беглый взгляд на часы.
- Но для чего? Чем я могу помочь?
- Это твой народ, сын. Ты должен поддержать его в эти тяжелые для всех минуты, - усмешка была мгновенной, настолько быстрой, что непривыкший взгляд ее бы даже не заметил, но Пабло вычленил и зачем-то сохранил в памяти этот секундный полуоскал. Фотография в семейный альбом.
- И чего же мы ждем? – этот ритм интервью начинал надоедать, голова уже трещала, переполненная вопросами, на которые он не сможет получить ответ.
- Остальных. Паблито, мы пока не одни правим страной, не забывай, - приторно-поучающий тон a la “какой же ты дурачок, малыш”, посмеивающиеся глаза.
- О, а ты планируешь установить свою диктатуру? – Пабло от удивления даже повысил голос.
- Ш-ш-ш, - неестественно прямой палец прижат к губам, уголки которых немного приподняты, - может, не будем всем трезвонить о наших планах? Сын, ты как ребенок. Мне иногда кажется, что ты так и остался пятнадцатилетним юнцом. Неужели ты не задумывался о том, что Совет уже изжил себя? Каждый норовит навязать другим свою волю. Увязнув в собственном эгоцентризме, они перестают замечать, что творится у них под носом. А тут еще эта новоявленная “революция”… Люди ведь требуют выборов пре-зи-ден-та. Понимаешь? Одного-единственного, а не “муравейника на троне”. Нам сейчас просто нужно наблюдать, а в нужный момент… Шах и мат, как говорится.
- А с чего ты взял, что они, - он кивнул на окно, из-за которого доносилось оглушительное скандирование, - захотят сделать тебя президентом, а? На тебе же клеймо Совета, ты теперь – их враг. – Он уже не опирался на стену, а напряженно стоял, ожидая ответа. Серхио поднялся с кресла и подошел вплотную к Пабло.
- А с чего ты взял, что президентом буду я?
Превосходство, насмешка, оценивающее любопытство, ожидание отражались в его глазах, и в то же время Пабло ощущал со стороны отца еще странную, даже будто бы бессознательную, нежность. Он замер, не зная, что сказать. К такому повороту он был не готов.
***
Возле отца он чувствовал себя пустым и ненужным. Серхио, как огромный нерушимый корабль, уверенно шел к поставленной цели, какой бы недостижимой она ни была, а он, Пабло, лишь дрейфовал подтаявшей льдиной в океане жизни. Иногда он даже убеждал себя, что и Титаник, считавшийся непотопляемым, сгинул от столкновения с безымянным айсбергом, но и сам понимал, что раньше превратится в ничто, чем сможет чего-то добиться. Не было в этом мире человека, ради которого он готов был сдвинуть горы и перевернуть мир. Он был совершенно один, и лишь отец служил якорем, до поры до времени удерживая его на земле. Но ему это было и не нужно.
С того дня, как он узнал, что произошло, он занимался медленным самоуничтожением. Он во всем винил себя. Неимоверным усилием он затолкнул причину своей боли в глубь памяти. Он даже научился казаться живым и неравнодушным. Эта маска давила, мешала дышать, но снять ее было равносильно ядерному взрыву в душе. Он обманывал сам себя, лишь бы не поддаваться сладкому шепотку, обещающему мгновенное прекращение мучений. Это было бы слишком простым выходом.
***
Толпа гудела, скандировала лозунги и сыпала проклятьями. Люди заполнили все пространство вокруг Дворца Советов, включая даже близлежащие улицы. Идти было очень сложно, приходилось просачиваться между телами, не имея возможности сделать хоть вдох. А путь предстоял еще долгий, ей нужно было находиться у самой ограды, с остальными лидерами. В высоко поднятой руке Марисса сжимала листовки, другой раздавая их. Она не видела лиц, только руки, тянувшиеся к стремительно редеющей стопке бумаги. Десятки, сотни рук окружали ее.
Проходя сантиметр за сантиметром, она каждую секунду пыталась захватить ртом побольше воздуха, и, если ей удавалось, мысленно благодарила за это Бога. От нехватки кислорода у нее уже начинала кружиться голова, но она решительно продолжала раздирать полотно однородной человеческой массы. Вскоре силы начали покидать ее, Марисса поняла, что еще немного, и она упадет. Она не могла себя контролировать, сила духа проигрывала схватку со слабостью тела. Внезапно ее предплечье сжала огромная ладонь и потянула вперед. Не сразу сообразив, что произошло, она автоматически вцепилась в нее ногтями. Человек обернулся, и Марисса узнала Родриго – молчаливого великана-охранника Марка. Перед ним люди расступались, как море перед Моисеем. Марисса не знала, как он ее нашел, но была счастлива, что это произошло.
Силы вернулись к ней, и, идя за мужчиной, она вновь начала выкрикивать призывы, тут же подхватываемые окружающими. Она снова ощутила себя на гребне волны, твердо стоящей на ногах. До ограды они дошли за считанные секунды. Она увидела, как Марк одобрительно кивнул Родриго, и последний тут же растворился в толпе.
- Что, тебе стало плохо? Похоже, такие сборища не для тебя, – поморщился Марк.
- Не говори чушь, - зло прошипела в ответ Марисса, и, повернувшись к нему спиной, закричала. – Уничтожить Совет! Нет – Совету! Пусть убийцы горят в аду!
Ее глаза горели огнем ярости, длинные рыжие волосы разметались по плечам. Сейчас она ненавидела все и вся. Афина Паллада, Беллона, Иштар - сотни женских начал, неистовых в своей ненависти, воплотились в ней. Это была война. И она была ее богиней.
***
С Марком ее познакомил Мануэль. Это произошло в один из дней, когда она подрабатывала пением в баре. Бар “Маяк” располагался в самом сердце их квартала, но, благодаря жесткому фейс-контролю, здесь всегда были адекватные люди. И все же Ману предпочитал сопровождать ее, не полагаясь на наметанный взгляд охранников. Он садился за самый дальний столик, находившийся как раз напротив сцены, что давало ему возможность держать под наблюдением всех посетителей.
Однажды, стоя на сцене и обводя взглядом зал, она заметила, как к другу подсел какой-то незнакомый ей парень. А после выступления они подошли к ней, и Ману представил новоявленного знакомого фразой: “Это Марк. Он и его друзья готовят переворот”. Марисса тогда не сразу поняла, о чем речь, а уж когда уяснила, вцепилась мертвой хваткой. Впрочем, она была взаимной.
Ее статьи и страстные призывы к сопротивлению, которые она продолжала писать и не работая в газете, переписывались, перепечатывались и распространялись знакомыми. Мануэль утверждал, что каждое слово, написанное ее рукой, способно разжечь ярость в любом неравнодушном, вселить надежду в любого верующего, поднять на борьбу любого, способного сражаться. Марк и его соратники, похоже, думали так же. Попав в их круг, Марисса ощутила огромное стремление этих людей к переменам, но, к сожалению, не все из них руководствовались лишь альтруизмом и обостренным чувством справедливости, как она. И даже не все из них стремились, как она, отомстить. Некоторые, подозревала Марисса, желали лишь перераспределения собственности, но за ними она старалась не прекращать наблюдения за ними.
***
- Я не думаю, что ты здесь задержишься, дорогая, - наставлял Мию супруг. – покажешься людям, кинешь пару улыбок, ручкой там помашешь… В общем, продемонстрируй свое сочувствие и неравнодушие. Внизу тебя будет ждать машина, тебя отвезут на студию. Ты ведь не забыла, что сегодня новая фотосессия?
- Нет, Антонио, я ничего не забываю, - вяло ответила она.
- Вот и хорошо. Те фотографии мне уже не нравятся. Главное, не отходи от шофера. Я, конечно, не думаю, что эти люди будут нападать, но на всякий случай…
- Я все знаю. Пойдем, нас уже все заждались, - Мия быстрым шагом направилась к лестнице, и мужчине пришлось ее догонять.
В коридоре было темно, и, зайдя в комнату, Мия на секунду ослепла от яркого света, лившегося из трех окон. Затем она смогла разглядеть присутствующих: Менендес, “лекарственный” магнат, Пуэрте-Коста, владелец Государственного Банка, Рамос, монополист пищевой промышленности, Бустаманте и его сын. Увидев последнего, она позволила плечам немного опуститься.
Мия держалась за кусочки своей прошлой жизни, как за нить Ариадны, способную показать выход из ловушки. Они с Пабло встречались нечасто, но почему-то всегда в нужный момент, когда она уже бывала на грани отчаяния. Сталкиваясь с ним, Мия чувствовала, как в сердце возрождается надежда. Она не знала, почему, но это всегда помогало ей продолжать существовать. Они никогда не обсуждали, как каждый оказался в стане Совета, не вспоминали прошлое, просто говорили о всяких глупостях, и Мия понимала, что без этих редких разговоров вполне могла бы сойти с ума.
Пабло, встретившись с ней глазами, лишь скупо кивнул. Он, казалось, был чем-то поражен или напуган. Члены Совета сдержанно поприветствовали ее и мужа.
- Что ж, раз все в сборе, думаю, мы можем удовлетворить их желания, - Серхио Бустаманте поднялся с кресла и первым вышел на балкон. Его соратники последовали за ним. Толпа взорвалась криками. Мия ступила на открытую площадку вслед за всеми. Пабло остался в комнате.
***
С того момента, как Мия узнала, что бастующие требуют встречи с правительством, в ее голове засело, что она должна при этом присутствовать. Почему-то она была уверена, что сможет увидеть Мануэля. Хоть краешком глаза, лишь бы убедиться, что с ним все в порядке. Антонио не хотел брать ее с собой, но она смогла убедить его. Она, как безумная, ждала. Разумом она понимала, что, увидев его, может сорваться, что стена, которую она возвела для защиты от окружающего мира, не выдержит этого испытания, но, один раз поддавшись безумному желанию, отказаться от идеи было невозможно.
Она вышла на балкон и, стоя за спинами мужчин, еще ничего не видела, а ее сердце уже не билось. Она замерла, как натянутая струна и, как только ей открылись сантиметры для обзора, начала искать глазами знакомое лицо. Но людей было так много, что она тут же запуталась, все смешалось перед глазами. Узнать кого бы то ни было казалось невозможным. Мия только сейчас осознала, что ее план был глупым, ничтожным, обреченным на провал изначально. Перед глазами все поплыло, она поняла, что сейчас расплачется, и железным усилием воли заставила себя натянуть приветливую улыбку. Сделала шаг вперед и утонула в криках.
***
Ощущение неправильности всего происходящего впиталось в кожу. Казалось, ему снится сон. Он даже ущипнул себя и почувствовал разочаровывающую боль. Осознав, что в комнате он уже стоит один, Пабло стремительно кинулся за остальными. По инерции сделав лишний шаг вперед, он оставил всех позади, оказавшись ближе всего к людям, и с разбегу врезался в чей-то взгляд, полный ненависти и злости. Он споткнулся об эти глаза, до невозможности знакомые, и уже не слышал ничего вокруг. Время остановило свой ход, планеты со скрипом затормозили, ветер от неожиданности сорвался с рельс и полетел вниз, все молекулы его тела оцепенели и задержали дыхание, а он стоял и смотрел в эти глаза. Ее глаза. Все потеряло свое значение, он окончательно убедился в ирреальности своей жизни. Этого просто не могло быть…
Но все происходило на самом деле. Она, как разъяренная тигрица в клетке, бросалась на решетку ограды, отделявшей толпу от Дворца Советов. Что-то кричала, он не слышал, и, как глухой, догадывался по вибрациям, которые вызывал ее тонущий в общем гуле голос в его застывшем теле. Он был уверен: она призывала убить всех, кто возвышался сейчас над толпой, молилась, чтоб конструкция не выдержала их тяжести и обвалилась, чтобы облака разразились ливнем, и в них ударила молния, чтобы под их ногами взорвалась атомная бомба… Внезапно он почувствовал всеобъемлющее облегчение. Он мечтал об этом каждую секунду своего существования. Он не верил своим глазам и до сих пор не мог понять, как это возможно. Но ее глазам он верил.
***
Он хотел приехать, как только узнал, но по неизвестной ему причине межконтинентальные рейсы отменили на неделю. “В доме Колуччи устроили “резню”, – написала ему секретарша, которую он попросил докладывать ему обо всем, что происходило, и он шесть ночей провел в аэропорту, ожидая первого подходящего рейса. А на проверке у него обнаружили наркотики…
Пабло пришлось 5 месяцев и тринадцать дней просидеть в тюрьме. Кто и зачем подбросил ему “дурь”, он не понимал. Отец прислал адвоката, но раньше его освободить не удалось. Он умирал от неизвестности, он кидался на стены, стоило ему только представить, что произошло. Он не получал никаких новостей, тюрьма оказалась информационным вакуумом и выкачала из него все силы. Когда он, наконец, вышел и сел на ближайший до Аргентины самолет, его выворачивало наизнанку, пальцы отказывались держать сигарету, постоянно дрожа, будто его ударило током.
Из аэропорта его почему-то отвезли прямо во Дворец Советов. Он выскочил из машины, забежал внутрь и тут же натолкнулся на Мию, которая с отсутствующим видом сидела в кресле. Не задумываясь, что она здесь делает, он схватил ее, сжал и смог только прошептать: “Что произошло?” Она молча смотрела на него ничего не выражающими глазами.
- Ну, - встряхнул ее Пабло. У нее выступили слезы.
- Их убили, - одними губами.
Он резко отпустил ее, и Мия упала в кресло, уставившись в пол.
- Всех?
Она кивнула.
- Марисса? – не в силах поверить, спросил Пабло.
- Это ужасно, - она, наконец, зарыдала и кинулась прочь.
Пабло, потеряв все силы, занял ее место. Он закрыл глаза, и две капельки, выступив из-под ресниц, медленно потекли по щекам.
***
Они выходили друг за другом, все те, кого она презирала. Ее голос будто отделился от тела, и на пределе своих возможностей она выкрикивала проклятья, подхватываемые остальными. Ей казалось, что сейчас она может взлететь и каждого из них разодрать в клочья.
И вдруг появился Он. Это было подобно взрыву, каждая клеточка ее тела завертелась вокруг своей оси, разогнавшись до скорости света, и, как маленькая звездочка, вспыхнув, погасла, предварительно спалив все живое в радиусе сотен световых лет. Марисса всегда считала, что встреть она его, уровень ненависти в крови зашкалит, но вот это произошло, и у нее только такое ощущение, что ей в магазине подсунули сломанную вещь. Разочарование, пустота, недоумение и…облегчение? Это невозможно. Она должна его ненавидеть, как и остальных. Она неделями боролась за каждый нанометр мозга, считавший, что она его любит, что она может его любить. Она очистила душу от всех воспоминаний, хлоркой и лезвием стирала с кожи следы его прикосновений, раскаленным свинцом выжигала его из своего тела, электроразрядами – из мыслей. Она была уверена, что смогла избавиться от этого проклятья. И вот один его взгляд, и она забывает обо всем, голова пустая, голос пропал. Она силой заставляет себя закрыть глаза, уговаривая, что это всего лишь галлюцинация. Так легче…
- Ненавижу! Долой убийц! – она нашла слова. Теперь она их не потеряет. Найти бы еще себя. Но все происходящее начинает казаться сном. Словно в бреду, уже посторонним наблюдателем, она видит, как Марк и другие перекрикиваются со стоящими наверху людьми. Затем один из последних поднимает руку, и все, кроме Пабло уходят. Мужчина скрывается последним, а Пабло так и остается на балконе. И тут ворота открываются, и выбегают полицейские. Тех, кто стоял впереди, тут же скручивают, и полиция движется вглубь. Мариссу грубо толкают к патрульной машине, и она на автомате пытается сопротивляться, но ничего не получается: все ее попытки сразу пресекаются. Появляется дым, заполняя собой все вокруг, и сквозь него Марисса видит Пабло, не отрывающего от нее взгляд.
***
Она шла по улицам, не задумываясь, где находится, сколько сейчас времени, да и как она вообще может идти. Слезы, не прекращая, текли по щекам. Перед глазами стояла окровавленная стена, которую она увидела, только открыв дверь. Крик замер в горле и до сих пор мешал нормально дышать.
Она шла, надеясь, что ноги сами приведут ее, куда надо. Все, чего она хотела сейчас – увидеть его. Знать, что хотя бы с ним все в порядке. Раствориться в нем и понять, что все произошедшее – это только сон. И плевать на все их ссоры, она простит ему все и больше никуда от себя не отпустит.
Когда она уперлась в дверь и поняла, что, в конце концов, пришла по адресу, то принялась со всей оставшейся силой молотить кулачками по толстому дереву, пока дверь не открыл мужчина.
- Где он?! – она хотела ввалиться внутрь, но охранник встал на дороге и не позволил.
- Кто? – холодным голосом осведомился он.
- Пабло! Где он? – чуть ли не умоляя, спросила она.
- Кто вы такая и с какой целью вам нужен сеньор Бустаманте?
- Марисса… Где он?! Пожалуйста… - она практически скулила.
- Я не могу впустить вас без приглашения. Подождите на улице, - он вытолкнул ее наружу и закрыл дверь. Марисса стекла по стене и обняла колени. Начал накрапывать дождик, и она подставила лицо мелким колючим каплям, смешивающимся с ее слезами. Когда дверь открылась, она подскочила и уставилась на охранника.
- Сеньор Бустаманте просил передать, что не желает вас видеть, и чтоб вы больше не приходили сюда, иначе будете иметь дело с полицией.
- Что?.. Немедленно впусти меня! - она бросилась на него с кулаками, но он перехватил ее руки, и скрутив их за спиной, вывел ее за территорию дома и швырнул на асфальт.
- Повторяю: чтоб я тебя здесь больше не видел, - он развернулся и ушел.
Марисса кинулась за ним и врезалась в захлопнутую перед носом дверь. Она лупила по ней до появления кровавых следов, но ей больше никто не открыл.
***
Мануэль не находил себе места, не зная, что сейчас происходит в центре города. Он и многие другие перекрыли дороги: въезды в город и основные магистрали. Все машины пропускались только после подробного обыска. Они не брали деньги и ценности, только искали и изымали оружие, в избытке имевшееся у жителей их города, оно могло им понадобиться. На удивление, полиции до сих пор не было. “Либо власти еще не узнали, либо силы брошены на другое дело, - размышлял Мануэль. – “Вполне возможно, полиция разгоняет забастовку у Дворца Советов”. На этой мысли он поморщился, вспомнив о Мариссе, находившейся сейчас в самом ее эпицентре. Он беспокоился за нее.
Уже около получаса по их территории не проезжали машины. Это было странно для района, где было сосредоточено много деловых центров. Люди расслабились, обстановка разрядилась, откуда-то сзади даже донесся приглушенный нервный смех.
- Машина! – крикнул кто-то, увидев вылетевший на скорости из-за угла автомобиль. Шофер резко затормозил, чуть не задавив стоявших впереди людей. Похоже, обошлось без жертв. Мануэль напрягся, вскинул голову и винтовку и направился к машине. За ним последовали его помощники.
Они не успели подойти вплотную, как дверь резко открылась, ударив стоявшего рядом парня, и на улицу выскочил высокий мускулистый мужчина. Мануэль прищурился: похоже, везут какого-то “шишку”. Что ж, главное – обойтись без жертв.
- Не подходить! – мужчина молниеносным движением достал пистолет и направил на них. – Стойте, или я буду стрелять!
- Ладно-ладно, - Мануэль поднял свободную ладонь и опустил винтовку. Все люди притихли и замерли на своих местах. - Мы просто хотим поговорить. Давайте не будем стрелять. Кого вы везете?
- Не ваше дело. Просто отойдите с дороги и дайте нам проехать.
- Мне кажется, вы немного неверно оцениваете ситуацию, - Мануэль кивнул в сторону остальных. – Нас много, вы – один. Но нам не нужны лишние жертвы. Опустите пистолет.
- Я сказал, дайте проехать! – крикнул мужчина и спустил курок. Раздался женский крик. Дальше все происходило за доли секунды. Один из парней начал заваливаться на бок: пуля пробила ему ногу. Мануэль махнул рукой, и тут же один из ближайших к водителю мужчин ударил его со всей силы по голове, и тот опустился на землю. Мануэль быстро подошел к автомобилю и, открыв дверь, посмотрел внутрь. Он замер секунд на пять, затем со злостью захлопнул ее так, что по стеклу пошла трещинка, и, выплюнув: “Посадить в грузовик! Машину – обыскать!” - пошел прочь.
***
Думал ли он когда-нибудь, что сможет встретить ее снова? И хотел ли он этого? Сказать “нет” означало солгать, сказать “да” – солгать еще больше. Он не позволял таким мыслям рождаться в голове, но они упорно не желали его слушаться, возникая каждый раз, когда по одному ему известной цепочке ассоциаций он вновь вспоминал о ней. И еще чаще – когда он видел ее, стоило ему только выйти на улицу. Не саму, конечно, а одну из ее фотографий, развешанных на каждом углу. И каждый раз реакция на эти мысли была одинаковой: где бы он ни был, он забрасывал все планы и шел по мало кому знакомому адресу. Старый, полуразвалившийся дом, в котором жили одни бродяги. Но его интересовало лишь то, что располагалось в подвале этого здания. Там проходили кулачные бои. Бои без правил.
Он заходил в темное, прокуренное помещение, глаза каждый раз начинали слезиться. Шел по проходу прямо к центру зала, где раскинулся импровизированный ринг, и люди расступались перед ним. Его здесь хорошо знали, его уважали и боялись. И на него делали высокие ставки. Потому что он всегда побеждал.
Каждый раз, когда он оказывался на ринге, находился очередной лихач, готовый рискнуть, несмотря на его страшную славу в определенных кругах. И каждый раз он бил, не отдавая себе отчета, вымещая всю свою боль, выплескивая всю ненависть. И каждый раз его соперника уносили с ринга, не зная, выживет ли он…
А потом он стоял на пустом пешеходном мосту и позволял холодному ветру сушить его мокрую после отмывания крови кожу и трепать волосы на свободной от всех мыслей голове.
***
Мия услышала выстрел и закричала. Она не знала, кто стрелял: ее шофер или те, напавшие на них люди. Только сейчас, после этого ужасного звука, к ней пришел страх. До этого еще можно было надеяться, что все закончится мирно, и их отпустят. Теперь же она не знала, что делать, как себя спасти. Она почувствовала, как кто-то открывает дверь, и испуганно вжалась в спинку сиденья. В темном из-за тонированных стекол салоне она не сразу разглядела заглянувшего, а когда все-таки разглядела, поняла, что сбылись ее самые жуткие страхи и самые потаенные надежды – она увидела Мануэля.
Она не знала, сколько тысячелетий пролетело, пока они смотрели друг на друга. Она была не в силах оторвать взгляд. В голове начали проноситься воспоминания, ей захотелось просто броситься ему на шею, как когда-то давно, и понять, что все произошедшее – это просто кошмар. И сейчас он обнимет ее, скажет, что скучал, и они пойдут в гости к родителям. Их встретит радостная Соня, а отец поднимется из подвала с бутылкой какого-нибудь Каберне. Они зайдут в столовую, и увидят сидящих в кресле и целующихся Мариссу с Пабло. И все будет, как должно быть… Внезапно он встряхнул головой, мгновенно разорвав образовавшийся контакт, и захлопнул дверцу.
Мия опустила голову, прогоняя нахлынувшие картины. Вдруг дверь вновь распахнулась, и чьи-то руки схватили ее и грубо вытащили из машины. Незнакомый мужчина стиснул ее так сильно, что она закричала от боли и неожиданности, и потянул вглубь толпы. Не прошло и секунды, как им на встречу выскочил Мануэль и с разбегу врезал державшему ее. Тот от неожиданности разжал руки, и Мия отскочила в сторону. Мужчина схватился за окровавленное лицо, похоже, у него был сломан нос.
- Никто не смеет ее трогать, - громко сказал Мануэль, хватая ее под локоть и уводя к какому-то грузовику. – Продолжайте без меня. Я на базу.
***
Смогла бы она убить человека? Уже с полчаса она задавалась этим вопросом, с тех пор, как нащупала в полумраке небольшой пистолет. Она сидела в темном грузовом отсеке, сжавшись от холода и страха, а руку жег ледяной металл. Она осознала, что не смогла бы спустить курок. Даже если бы под прицелом оказался ее муж, человек, растоптавший ее жизнь, она бы не смогла. И она не понимала, как кто-то может убивать, хладнокровно, не мучаясь угрызениями совести. Как может жить с пониманием, что от его руки погибли незнакомые ему люди? Хотела бы она отомстить? О, да. Но у нее бы просто не получилось убить. Руку, державшую пистолет, мертвым грузом тянуло вниз. Она бы не нашла сил преодолеть это притяжение и поднять оружие, наставив курок на дьявола в одном из его многочисленных земных воплощений. Но, Боже, как бы она хотела!..
|
| |
| |
|
|
 |
