El mundo no existe (мир не существует)
solo ella y yo (только она и я)
todo detenido (все останавливается)
ruge el corazon (кроме сердца)

Отчего-то теперь эти слова приобрели для них другой смысл, с солоноватым каким-то привкусом…
Но не было времени на жалость к себе. Нужно было улыбаться. И они улыбались, шли между рядами ожидающих и улыбались. Марисса держала пакет из-под гамбургеров. Люди не спешили кидать туда монеты, но мятежники не сдавались. Последний куплет… И ни одной монеты. Неужели людям не нравится эта песня. Или их души заледенели от дождя и утратили способность чувствовать музыку?
"Только не сдаваться. Только не сдаваться". Марисса твердила это себе, боясь взглянуть на Ману, прочитать горечь поражения в его глазах.
Мануэль не знал, что делать. Почему? Что случилось? Раньше эту песню встречали аплодисментами, а теперь… Что теперь будет?
– Браво! Браво, молодые люди! Чудесно поете, – старичок протянул дрожащую руку и опустил в пакет пару монет. – А еще что-нибудь спойте. Про любовь. – и старичок мечтательно улыбнулся, вспоминая свое прошлое, - что-нибудь душевное…
Марисса боялась. Боялась этой песни. Боялась воспоминаний. Она вся внутренне сжалась, представляя, как ее коснутся первые аккорды Dije Adios. Только не сейчас. Ей и так нестерпимо больно. А эта песня… Она непременно напомнит ей о том, что она так старается забыть.
Мануэль боялся. Боялся, что его пальцы по привычке заиграют именно эту мелодию. Ту, которую они перебирали по струнам не одну бессонную ночь. Ту, что так неразрывно связана с Ней, с его жизнью. Amor de engano.
Судьба, казалось, сжалилась над ними - гитара запела другую песню. Или только казалось?..

Богу молюсь,
Мне твое счастье очень важно.
Богу молюсь,
И обещаю быть отважной.
И до конца
Тебя я буду вспоминать…
(Sera de Dios)

Люди чувствовали, люди переживали слова этой песни. Марисса видела это по их лицам – они светились изнутри…
Последний аккорд… Сдавленные рыдания… Марисса на последнем звуке упала на колени. Дрожащим голосом обратилась к людям:
– Все в жизни проходит, все исчезает. Мы все не вечны… Но порой, мы забываем об этом… Живем, словно в потемках. Забываем, что мы тленны.
Деньги становятся для нас важнее счастья… Мы больше не верим в Бога… Забываем, что у нас всего одна жизнь... Мы обманываем… Себя оправдываем, когда не правы… Ждем и не прощаем… Обещаем и не выполняем… До наших сердец не достучаться…*
Мы не ценим тех, кто с нами рядом… Но в одно мгновение, страшное мгновение… мы очнемся и поймем, что нет тех людей, которых мы любили больше себя… А мы даже не заметили…
По щекам девушки стекали ручейки слез. К горлу подступил комок, он мешал говорить. А она еще столько хотела сказать… Столько успеть.
Плакал Мануэль. Плакали ожидающие. Не только женщины, но и их спутники. Каждый осознал, насколько емкие и меткие слова этой девчушки. Как больна бывает правда.
– И если, после моих слов… вы, каждый из вас, вспомнил о таком человеке в своей жизни… Мы не зря старались…
Мануэль помог Мариссе подняться. Прижал ее к груди. Они не стеснялись плакать. Слезы смывали грязь проблем с их сердец, от этого становилось светлее.
Они уходили с вокзала под шквал аплодисментов, неся полный пакет денег. И чувствовали, что сделали что-то важное, что-то так всем необходимое…
* слова взяты из песни "Ты знаешь, что дальше, мама?" группы "Вода"

Противный осенний дождь никак не хотел заканчиваться. Его нахальные капли ударялись об асфальт и отлетали на кеды Мариссы. Ее это не волновало.
После сытного ужина они с Ману нашли неплохой ночлег в виде небольшого заброшенного сарайчика. Сейчас они сидели спина к спине и думали каждый о своем.
Мануэлю стало необыкновенно легко после их импровизированного выступления. Он вновь почувствовал вкус к жизни, ощутил, что он еще не все сделал. Что ему есть еще что сказать людям. Как ни странно, но мысль о том, что он еще жив, посетила наконец его голову, приведя в замешательство все остальные мысли, которые настойчиво твердили, что его солнце вот-вот закатится. На сосредоточенном лице заиграла глупая улыбка…
К Мариссе вернулась ее знаменитая невозмутимость. Сейчас она даже радовалась (или пыталась себя в этом убедить), что она вот так ушла от Бустаманте. Если посмотреть на вещи философски, то можно предположить, что судьбой ей предназначен вовсе не он, а другой парень. Что она приняла слишком опрометчивое решение, когда согласилась выйти за него замуж и, с точки зрения банальной эрудиции, ее решение помешало ее жизни пройти естественный цикл, приписанный ей кем-то умным на небесах. И вот вмешалась судьба и предоставила ей еще один шанс найти таки своего суженого.
На этой оптимистической ноте Мариска радостно прокричала "Надо выпить!".
– Это ты к чему? – не понял Мануэль.
– Ну, как же. Мы начинаем новый этап нашей жизни. С нуля, так сказать. С чистой страницы. – Марисса поправила воображаемые очки, парадируя Дунофа. – Это нужно обмыть, – и видя мучительные раздумья на лице друга, добавила, – по-другому нельзя!
Что еще оставалось Мануэлю, если не согласиться. Пара минут, и проворная Марисса уже стояла мокрая, но довольная, с парой бутылок вина…

******
Их мини-застолье удалось на славу. Вино быстро попало в кровь и разнеслось по всему организму, наполняя его приятной тяжестью. Мысли удрали, испугавшись этиловых испарений. С мыслями удрали и проблемы, оставив друзей наедине с радостью.
– А знаешь, что я тебе скажу, – слегка качаясь, Марисса стояла перед парнем в позе победителя. – С сегодняшнего дня в истории Erreway начинается новая страница. В группе кардинально изменился состав. Квартет умер. Да здравствует дуэт!
Мануэль вновь ничего не понял. Спиртное действовало на него затормаживающе, в отличие от Мариссы, у которой открывалось второе дыхание.
– Ладно, объясняю. Из группы ушли по непонятным причинам Колуччи Мия и Бустаманте Пабло. Новый состав группы: Агирре Мануэль и несравненная Андраде Спирито пиа Марисса! Аплодисменты!!
Мануэль захлопал в ладоши но удивленная гримаса с его лица так и не сошла.
– А почему группу покинули Мия и Пабло?
– Я же сказала "ПО НЕПОНЯТНЫМ ПРИЧИНАМ"! – прокричала Мари на ухо оставшемуся составу группы. И немного погрустнела. Причина была понятна. Только озвучить ее Марисса не решалась.
– А, тогда ясно, – обрадовался Мануэль. Правду слышать сейчас ему тоже не хотелось. – И сейчас новый состав группы исполнит одну из последних песен их нового альбома, – радостно проскандировал он.
И они радостно запели заводную и веселенькую песню, с легкостью перепевая слова Мии и Пабло.

Hay que animarse a sentir (Надо собраться духом, и почувствовать)
no hay que dejar los suenos (Что незачем отступать от снов)
aunque nos cueste seguir (Любой ценой, мы пойдем до конца)
perdiendo y ganado - До проигрыша, и до выигрыша.
(Perdiendo Ganando)

Скромно наступившую ночь еще долго пугали радостные песенки неунывающего Эрревея. Тогда еще никто не знал, что с завтрашнего дня ребят ждет новая жизнь.

*******
Ледяные потоки дождя стекали по стеклу, комнату наполняли серость и холод. Изящная ручка с тоненьким колечком осторожно коснулась стекла, словно пытаясь ощутить утреннее тепло. Но стекло было таким же ледяным, как и все вокруг. Этот холод пробирал до костей, хотя по вискам девушки струились капельки пота. Такого же холодного, как и дождь.
– Нет… нет… Папа, скажи, что это не правда, – огромные, полные слез глаза устремились на Франко. – Он не мог уехать… Нет, только не так! Только не с ней!!
– Прости, милая, но это правда, – отец попытался приласкать Мию, но та отпрянула от него.
– Я тебе не верю!!! Я никому больше не верю… Он… Он разбил мне сердце! – девушка зашлась рыданиями.
У Франко сердце кровью обливалось, когда он видел, как страдает его единственная дочь. Его ангелочек, свет его жизни. Но как он мог сказать ей правду? Она ведь не стала бы слушать его, а все равно осталась бы с Мануэлем, каждый день подвергая себя опасности заражения. Да, он дорого заплатил Сабрине, чтоб она убралась из страны навсегда как будто бы с Мануэлем, но разве жизнь его Мии не стоит этого?
"Нет, Франко, ты все сделал верно. Он ей не пара. А его болезнь… Страшно даже подумать, что было бы, если бы он успел ее заразить?.. Я бы не пережил этого… Все забудется, Мия встретит еще своего принца, а Мануэль… Неважно".
Франко вновь попытался обнять Мию, но отшатнулся, встретившись с ее безумными глазами.
– Убирайся прочь!!! Я не хочу никого видеть! Слышишь?! Вон!!! – на последнем слове голос Мии сорвался на фальцет. Франко поспешил покинуть комнату, боясь, как бы у Мии не случился нервный срыв.
Когда девушка осталась одна, она позволила слезам беспрепятственно сбегать по некогда румяным щечкам. Голова горела, и чтоб хоть как-то остудить этот пыл Мия прижалась лбом к стеклу.
– Я ненавижу тебя, проклятый ацтек, ненавижу! Я всегда буду ненавидеть тебя… и любить…

*******
За серыми каменными стенами прятались двое. Два одиночества. Кутались в дорогой плед, пытаясь отогреть свои тела. Не понимали, что холод шел изнутри, с того места, где должна была быть душа. Когда-то была, а потом… умерла. Не выдержала всех испытаний, которыми изрядно потчевали ее хозяева. Душа… Одна на двоих. Так во всяком случае планировалось. О, они много чего планировали… Давно… Пять лет назад…
Кто бы мог подумать, что никому неизвестная группа, которая еще вчера пела свои песни в вагонах пригородных электричек, в одночасье станет популярнейшей группой Аргентины. А всего-то произошло, какая-то шишка шоу-бизнеса, опоздав на свой экспресс, решила подъехать подручным транспортом. А потом смотрела округлившимися от восхищения глазками на то, как лихо парень с девушкой заставляли танцевать весь вагон под свои заводные песни. А дальше как в дешевых американских фильмах: контракты, концерты, толпы поклонников, заголовки газет "Эрревей – дорога в небеса" и много другой туфты. А там и деньги появились. И слава.
И все, казалось, должно было бы быть замечательно, но…

*******
Одним тихим весенним вечером, когда солнце только-только зашло за горизонт, а его лучи еще не погасли на нежно-зеленой траве, в сад своего нового особняка вышли двое. Молодых и успешных. Дерзких и красивых. Две "М" - Мануэль и… Марисса.
Было так необычно просто сидеть, наслаждаясь весной. Не думать о ночлеге, не думать о завтрашнем дне. Они смогли, они добились. Выбрались из бедности, из безнадежности. Обрели дом, о котором всегда мечтали. Только не было ожидаемой радости. Не было удовлетворения от достигнутого. На этом празднике жизни чего-то не хватало. Какой-то мелочи, совсем крошечной, но той, без которой все торжество теряло свою прелесть. Не было рядом любимого человека, которому можно было бы подарить все это.
Они оба это чувствовали. И хотя они еще в самом начале оговорили, что имена "Пабло" и "Мия" - табу в их разговорах, иногда так хотелось прошептать, прижавшись спинами друг к другу, - "А помнишь, как мы с Пабло…", а в ответ услышать шепот "А вот мы с Мией…".
Иногда хотелось послать все и вся и вернуться. Вернуться в ту жизнь, где все так просто и понятно. Где по утрам их будил Блас, а Глория неизменно вызывала к директору. Туда, где еще не было измен, не было болезней. И прощать приходилось лишь резкие слова, а вовсе не измены. Как же давно это было… и как недавно.

Що ж це я, що ж це я не зумів
Зупинитися вчасно. Все ясно.
Зі мною тепер і назавжди
Пізно не йди, не йди від мене.
(Океан Ельзи, “Без бою”)

- Марисса, - тишину нарушил робкий голос Ману, – я давно хотел с тобой поговорить. О важном.
– Слушаю тебя, – девушка поудобней села в плетенное кресло.
– Я знаю, о чем ты думаешь. О Нем. Я тоже о Ней иногда думаю. Редко. – Мануэль сглотнул, ложь давалась нелегко. – Это нужно прекратить. Так больше нельзя. Мари?
Девушка сжала ручку кресла, тонкие пальцы побелели от напряжения.
– Ты прав, Ману, черт возьми, ты прав! Они недостойны того, чтоб мы помнили о них!..
– Не достойны, – повторил Мануэль. – Марисса, давай попробуем начать все сначала. Но уже вместе. Я знаю, что ты любишь меня как друга, но… Все же… Я рискну… – Мануэль не мог больше сидеть, напряжение требовало выхода. Он встал и начал наматывать круги вокруг ее стула.
Когда Марисса устала наблюдать за постоянно мелькающей перед глазами фигурой парня, она изловчилась и поймала-таки его за рукав. Их глаза встретились.
– Что?
– Тебе нравиться моя фамилия?.. – Мануэль неудачно начал свою мысль.
– Не Спирито, конечно, но тоже неплохо. А к чему ты это спрашиваешь?
– Я хочу… Я хочу… чтоб у тебя тоже была фамилия Агирре.
– Мне и моя нравится, – пролепетала Марисса, делая вид, что ничего не поняла. На самом деле она еще раньше каким-то десятым чувством поняла, что сейчас произойдет. Но не знала, как это корректно прекратить.
– Я официально делаю тебе предложение, Спирито, и хочу чтоб отныне мы стали одной семьей и носили одну фамилию. Ты согласна?!
Где-то она уже это слышала…
Голубоглазый мальчик из ее прошлого робко протягивал коробочку в форме рыжего чертенка, внутри которой пряталось маленькое, но жутко дорогое колечко.
– Спирито, ты согласна? Хватит думать, говори уже "да", я и так долго ждал этого ответа.
– И ничего не долго. Подумаешь, всего пару недель.
– Спирито, я тебя придушу.
– Души, Бустаманте, все равно мой ответ будет…

– Да, – прошептала Марисса.

*******
Там, в розовой комнате, на таком же розовом ковре он преклонил колено перед девушкой в необыкновенно розовом платье. "Розовой" принцессой, его принцессой.
– Мия, моя Мия. В этот торжественный момент, который я ждал всю жизнь, я наберусь смелость и скажу то, что давно мечтал тебе сказать. Мия, я хочу прожить с тобой всю жизнь, каждое утро просыпаться и видеть твою улыбку. Засыпать, прижимая тебя к груди. Бросить к твоим ногам все, что у меня есть. Я готов каждый день дарить тебе цветы, носить тебя на руках, поить по утрам самым ароматным кофе… Мия, позволь мне быть с тобой. Выходи за меня, Мия…
Ее улыбка. Что может быть дороже улыбки самого родного человека на свете. Легкий кивок изящной головки…

– Спасибо, любимая… спасибо…

Раскат грома! Но как? На небе ни одной тучки. Они только лишь в душе. В его и в ее. Ошибка! Неужели все это ошибка?

Марисса мотнула головой, пытаясь отогнать настойчивое предчувствие. Такое щемящее. Такое ледяное. Словно сосулька пронзила сердце. Сердце отступницы. Марисса всегда была верна себе, а теперь… Предала себя. О, это не сложно после предательства любимого ею человека. Да, новая Спирито такая! …холодная…

Почему? Как? Он ведь все правильно сделал. Решился. Сделал шаг к новой жизни. Он ведь давно понял, что нельзя всю жизнь прожить прошлым, нужно двигаться дальше. Ману знал, что будет больно. Но не так же. Словно часть его души отмерла, и теперь разлагалась, отравляя оставшуюся в живых часть души.
Мия, наверное, уже забыла его. Ведь она ни разу не предприняла даже маленькой попытки отыскать его. А может, предприняла?… Но попытка и вправду оказалась слишком маленькой.
Не думай об этом, Мануэль. Она в прошлом. Твое настоящее – Марисса. Маленький чертенок с заледенелой душой. Он сможет, он отогреет этого испуганного волчонка.
Мануэлю всегда казалось, что из всех ближе ему была Марисса. Да, он любил Мию до безумства, но никогда до конца не понимал и не чувствовал ее. С Мариссой все было по-другому. Он почти физически ощущал ее боль, ее переживания. Он один видел за мишурой бесшабашной смелости и беззаботности настоящую Мари – уязвимую, осторожную, подозрительную. Чувствовал, как тяжело ей было казаться такой, какой ее хотели видеть другие. И ему всегда было до слез ее жаль, когда супермен-Бустаманте причинял ей очередную порцию боли.
Возможно, теперь его мечта о семье становится реальностью. И Мари сможет полюбить его. А он – ее. И образуется новая семья – семья Агирре, семья, о которой Мануэль мечтал с детства. А Мия… Она в прошлом… Недосягаемом прошлом.

Раз – ты в белом платье,
Два – в моих объятьях…
(Популярная попсовая песенка)

Так непривычно, вместо непреступной красотки в его объятиях пылкий чертенок. После Сабрины Мануэль знал лишь одну девушку и теперь все было так необычно, так ново. Быстрая свадьба в узком кругу Невеста-Жених-Священик закончилась пару часов назад. И вот теперь она - их первая брачная ночь. Мануэль не был романтиком, но даже он все не так себе представлял в мечтах. Не было звона колоколов, робких слезинок на ресницах белоснежной невесты. Не было трепета души в ожидании заветного "Да". Не было волнения, лишь холод. Марисса старалась, он же видел, как она старалась. И платье было волшебным, и улыбка, старательно прибитая к лицу, не позволяла посторонним усомниться в том, что невеста безмерно счастлива. А розовая ленточка в волосах… Разве он не понимал, почему именно розовая?..
Он сделает ее счастливой, чего бы это ни стоило! Он не будет швырять ее по всей постели, изображая страсть. Он будет предельно нежен и осторожен. Он же помнит, как страшно было Мие, как она просила не торопиться… Мия…

*******
Как странно, на тебя смотрят теплые карие глаза, такие же, как у тебя самой. Где же те - голубые, холодные, колючие… любимые? Почему нежные губы кажутся отвратительно мягкими? А эти робкие объятья, которые раздражают своим ненужным трепетом? Она же не кукла хрустальная, она не треснет в сильных объятьях! Она… Она не Мия, черт возьми. Не нужно с ней так… приторно ласково. Это не ее первый раз, и даже не второй. Она еще жива! Она как и прежде хочет сгорать в пламени страсти, ощущать привкус крови с его прокушенной в неистовом поцелуе губы! Да, Пабло, я покажу как люблю тебя! Да, дорогой!...

– Марисса!!!! – Мануэль пулей слетел с постели, закрывая ладонью прокушенную губу. Дыхание его сбивалось, в глазах читался ужас. Тонкая струйка крови алым ужиком струилась по руке.
Марисса так и осталась сидеть на постели, растерянная и напуганная. Она как завороженная следила за каплями крови, которые равнодушно капали на пол, выпуская на волю смерть. Медленно, очень медленно, она подняла руку и коснулась своей губы. Ей понадобилась не одна секунда, чтоб набраться смелости и взглянуть на белые похолодевшие пальцы. Секунда… Она перевернула ее жизнь. Бледно-красная улыбка смерти проявилась на ее пальцах…

Что нас ждет, море хранит молчанье.
Жажда жить сушит сердца до тла.
Только жизнь здесь ничего не стоить.
Жизнь других. Но не твоя!
(Ария, Штиль)

Мануэль взвыл от отчаяния. Нет! Нет! Нет! Только не так. Не так, пожалуйста. Он же… Сколько дней его жизни прошли в маниакальной осторожности. Сколько сил ему требовалось, что не оставить смертельного следа. С какой тщательной точностью он брился по утрам, чтоб ненароком не прорвать тонкую пленку кожи – барьера его опасности. Как трудно было каждый раз прятать свое полотенце, чтоб Марисса случайно не воспользовалась им. А посуда? Неужели Марисса думает, что Ману заказал этот странный сервиз чтоб подчеркнуть необычность интерьера их кухни? Нет же, эти аккуратные надписи их имен, выгравированные на всех кухонных предметах, необходимы были лишь для того, чтоб Спирито не перепутала и случайно не приготовила себе чай в его чашке. Ведь у него во рту могла быть малюсенькая ранка… А если бы по жестокому стечению обстоятельств такая же малюсенькая ранка оказалась и у нее? Нет, он не убийца! Он никогда бы не позволил своей крови коснуться крови Мариссы. Он нет… А она! Как же он ненавидел ее в эту минуту. Эту ее смелость, граничащую с глупостью. Несдержанность, которая и погубила ее.
Мануэль видел, как дрожали белые от страха губы девушки, понимал, как ей сейчас нужна поддержка, но ничего не мог сделать с собой и своей злобой. В его рациональной голове не мог уложиться такой нелепый поступок. И главное, он не мог понят, зачем. Уважение к этой обезбашенной девушке, которая по совместительству являлась еще и его женой, безвозвратно таяло.
Любви не было, уважение потерялось в бесконечных лабиринтах размышлений. Остались лишь непонимание, отчуждение и какое-то еще чувство, похожее то ли на презрение, то ли на брезгливость. Мануэль еще не до конца разобрался в себе и своих чувствах, но уже понял, что отношения между ними никогда больше не наладятся. Он не сможет простить Мариссе такое небрежное отношение к себе, к своей жизни и… к его усилиям…

Мануэль попятился к двери. Невыносимо было оставаться с ней в одной комнате. Хотелось только одного – поскорее уйти. А еще лучше – проснуться. Эх, если бы только можно было проснуться.
– Ману-у, постой, – осторожный взгляд карих глаз. – Прости, пожалуйста.
Мануэль слегка наклонил голову и скользнул взглядом по простыням. Жалости не было. Был лишь холод. И закрытая дверь.
– Мануэ-э-э-ль, – Марисса скорее простонала его имя, – вернись… Пожалуйста… Прости… Прости меня.
Но дверь оставалась непреклонной и открываться не собиралась.
– Умеешь же ты все испортить, Спирито. Тфу, Агирре. Короче, дура! Поделом же тебе, Марисса!…

Можно быть беззаботным днем,
Но ночь обличает все наши страхи…

Неестественно маленьким казалось тело Мариссы на огромной постели. Руки разметаны по простыням, словно крылья. Марисса летела. Стремительно летела вниз. Чего-то прозрачного и холодного. Это была огромная пробирка технического стекла. Со звоном ударилась о дно. Там было душно, ужасно душно. И холодно. Марисса с трудом поднялась, попыталась выбраться. Но как она ни пыталась карабкаться вверх, беспомощно сползала по скользким стенам. В душу закрался страх. Как же выбраться?
Что-то теплое и липкое капнуло ей на щеку. Кровь. Тягучая чужая кровь. Она бралась из ниоткуда, быстро наполняя пробирку. Сначала по щиколотки, потом выше до колен, потом еще выше… Мариссу охватила паника. Она кричала и карабкалась наверх. Тщетно. Жидкость уже касалась ее подбородка, оставляя слабую надежду на спасение и возможность дышать. Марисса поднялась на носочки и изо всех сил тянулась к воздуху. Но его не было. Он исчез. Испарился. Нет!
По стенкам пробирки побежали строки текста. Марисса вдруг поняла, что ей нужно его читать. Озвучивать. Пересохшие губы зашептали бегущие слова, связывая их в предложения. Кровь стала отступать, а Марисса вдруг поняла, что слова в предложениях абсолютно не связаны между собой и лишены логического смысла. Она замолчала, и поток вновь усилился. Марисса снова принялась за чтение, но слова бежали все быстрее и быстрее. Она не успевала их читать. И чувствовала, что липкое скопление гемоглобина начинает прибывать с новой с силой, уже касаясь ее губ. Марисса изо всех сил пыталась сдерживать слезы отчаяния – помеху для чтения, но никак не могла угнаться за ускоряющейся строкой. Еще чуть-чуть и она ощутит приторный привкус крови у себя во рту. Быстрей. Быстрей! Последние строки. "ты не уйдешь от нее… она рядом… твоя СМЕРТЬ!". - Не-е-е-е-е-ет! – от пронзительного крика лопнули стенки пробирки, кровь хлынула несдерживаемым потоком, унося с собой обессиленную Мариссу.
…Мягкий удар – и она снова в своей постели. Жива. Только дыхание сбивчивое. И щеки отчего-то мокрые. – Все хорошо, Марисса, это лишь сон. Просто сон, - тихо прошептала она сама себе.

Глава вторая. ...Бойся равнодушных

- Чебурашка, ты меня слышишь?
- Ген, ну посмотри на меня. Конечно, я тебя слышу.

Это был один из тех чарующих периодов осени, когда летняя жара уже отошла, а о надвигающейся зиме лишь изредка оповещал холодный северный ветерок.
Мануэль сидел в саду, задумчиво вертел в руках белый конверт. Открывать – не открывать… Он понимал, что то, что в нем написано, изменит все дальнейшее течение его жизни. И никак не мог решить, хочет ли он этой перемены.
Шелест сухих листьев на тропинке настойчиво оповещал о приближающемся госте. Мануэлю лень было отрываться от своих мыслей и поворачивать голову, поэтому он продолжал неподвижно сидеть и ждать, когда все само собой разрешиться. Знал, что ждать придется недолго и его одиночество вновь вернется к нему.
– Ману, - осторожный, даже робкий голос, – я сегодня была у врача…
– Угу?
– Он сказал, - Марисса выдохнула, тяжело выдохнула, – они еще ничего не могут сказать… Нужно, чтобы прошло время…
– Угу.
– Придется ждать… Может, полгода… может, год…
– Угу.
– Если я инфицирована, должны появиться антитела…
– Угу.
– Я не знаю, что делать? Ману?
– Угу…
"Все то же равнодушное "угу". Ему нет до меня никакого дела. Черт! Так же нельзя!"
– МАН-У-У-У-У! –отчаянно прокричала Марисса парню на ухо, хотя понимала, что это ничего не изменит. Просто нужно было выплеснуть волну раздражения и бессилия.
– Что? – невозмутимо поднял бровь парень.
– Ничего! – Марисса резко развернулась и зашагала обратно в сторону дома.
Мануэль отчетливо слышал, как она пинала камешки, что по неосторожности попадались ей под ноги.
"А может, все-таки открыть", обратился он сам к себе. Повертел в руках письмо еще раз, и уже уверенней добавил "Ничего, подождет до завтра. Я дольше ждал".

Глава 3. "И снова Он".

Марисса шла по ночному городу навстречу неоновым огням и равнодушным прохожим. На душе было препаршиво. И солоно от обиды. За что он так с ней? Разве не она теперь расплачивается за свою прошлую ошибку? Разве не ее сковывает страх ожидания… Ведь ждать намного сложнее, чем знать. Бороться с надеждой, готовить себя к наихудшему, и при этом не давать этой самой надежде умереть, ведь вдруг… может быть…
Ночь… Как же хорошо, что ты такая темная. Можно идти по улице, прячась в твоих объятиях и не бояться, что твои слезы привлекут чье-то внимание. Ведь тебя нет, есть лишь серая тень, такая же серая, как деревья, дома, тени прохожих. Никому нет до тебя дела. Можно вот так запросто плакать, а никто и не заметит… не утешит… не поддержит…
Марисса плакала. Сначала она боролась с собой, пытаясь сдерживать слезы. Но они искали выход, находили и беззвучно сбегать на влажный вечерний асфальт. Девушка надеялась, что их не много, но ошибалась. Слезы не думали кончаться, за одной – самой смелой – наружу выбирались ее подруги, затем подруги подруг, подруги подруг подруг и просто знакомые слезы. И текли, текли по щекам, разбивались о мостовую. Люди не видели, не слышали, не замечали. В этот вечерний час каждый спешил поскорей домой, ему не было дела до одиноко идущей девушки и до ее слез.
Марисса вдруг ощутила насколько она одинока в этом мире. Никому не нужна, абсолютно никому! Даже Мануэлю. А ведь раньше она считала, что нужна ему. Нет же, Спирито, ты одна одинешенька со своим горем. Со всем миром, в одночасье ставшим чужим и каким-то сырым. Промозглым… Тоска. Она охватила Мариссу, захотелось протяжно завыть на луну. Как волчице. Одинокой и никому не нужной. У-у-у…
Начал накрапывать дождь. Сначала его мелкие холодные капли осторожно падали на щеки, смешиваясь со слезами. Потом быстрей. И вот уже холодный осенний ливень во всю хлестал девушку по лицу, по обнаженным рукам, по сердцу…
- Любимый… Пабло… Как же мне тебя не хватает. Я же совсем одна… Милый, где же ты?.. Почему не со мной, мне ведь так нужна твоя поддержка. Я почти сломалась… Я растеряна. Я не знаю, что мне делать, куда идти… Мне плохо-о-о, милый…
Марисса тихонько поскуливала, словно потерявшийся щенок, который ищет хозяев, тыкается своим мокрым носом в ботинки прохожих, а те лишь брезгливо отмахиваются. Искала какой-то знак, что укажет ей путь. Нашла. Фигура, до боли знакомая фигура! И походка. Его походка! Разбивая лужи на осколки, Марисса побежала за парнем.

Мануэль еще долго сидел в саду, слушая тихий шелест опавшей листвы. Думал о жизни. Точнее, о приближении ее конца. Его уже давно перестали смущать безобразные пятна, настойчиво покрывающие его тело. Только кашель, этот проклятый кашель… Он душил Мануэля, драл горло. Иногда парню казалось, что внутри что-то обрывается при каждом таком приступе. Мануэль знал, что этот кашель не пройдет, как и пятна, как и сама болезнь. Он уже давно не обращался к врачам. Зачем, они скажут лишь, что точной даты смерти не знает никто, посоветуют жить и отправят домой. Больных СПИДом не лечат! Их готовят к земле.
Мануэль думал о Мариссе. Он уже простил ее за ее же глупость. Ну какое ему дело до чужой беды, если своя занимает все мысли. Они просто перестали общаться. Стена. Холодная стена равнодушия. Они не ссорились. Все вроде должно было быть хорошо. Только не получалось чего-то. Не было душевного общения.
Каждое их утро начиналось одинаково. Он просыпался первым, неохотно плелся в ванную. Старательно запудривал следы болезни. Каждый раз находил новую отметину и от этого оптимизма не прибавлялось. Потом шел на кухню готовить себе завтрак. Марисса уже давно ему не готовила. Молча ел. Молчал и тогда, когда в кухню вползала еще сонная Марисса. Она тоже молчала. Они вообще не разговаривали. Даже тогда, когда зашнуровав ботинки, Мануэль закрывал своим ключом тяжелую дубовую дверь их квартиры, все та же тяжелая тишина наполняла комнаты.
Когда дверь закрывалась за ним, Марисса безвольно падала на стул, закрывая лицо руками. Слез не было, плакала душа. Мануэль пару раз возвращался за забытыми вещами и видел ее хрупкую фигурку через приоткрытую дверь. Замирал на миг, а потом бежал из дому, словно напуганный зверь. Один раз он уже было решился зайти в кухню, но так и остался стоять за дверью. Что он ей скажет? Ему просто нечего ей сказать.
Мариссе в то время казалось, что еще можно что-то исправить. Зашвырнуть пустым бокалом в эту всепоглощающую тишину, разбить ее на осколки. Только казалось.

*******
Они были не правы с самого начала. Когда решили перекроить жизнь вопреки сердцу. Забыли, что этот орган тоже может чувствовать, хотя в его функции входит лишь перегонка крови для поддержания жизни никчемного организма. Забыли про чувства, отдались разуму. Может, в любой другой ситуации все бы и вышло. Но есть такие области, где нельзя просчитать все логически, вывести формулу счастья, расписать будущее и думать, что оно будет безоблачным. Разуму не подвластно решать за чувства, даже если последние ослабли под натиском рациональных доводов рассудка. Нельзя заставить себя быть счастливым!

*******
Сегодня утром почтальон передал Мануэлю письмо. Маленький белый конверт. Сердце кольнуло. Вздрогнуло. Но ударилось о ледяную корку - Мануэль всегда умел держать себя в руках.
Ему не нужно было смотреть на адрес отправителя, чтобы понять от кого письмо. Запах. Этот волнующий аромат ее духов. ЕЕ духов! Он врезался в память, въелся вереницей трепетных воспоминаний, связанных с ней, и через тысячи лет он бы безошибочно определил его среди сотни других ароматов.
"Интересно, как она меня нашла? И почему так долго искал?" – Мануэль никак не мог решиться открыть конверт. Но нельзя же вот так всю жизнь держать его и раздумывать. Аккуратно подцепил ножиком и вскрыл брюхо белому киту. Маленький розовый кусочек бумаги. Листок из дневника. Совсем крошечный. И всего пару строк: "Вчера вот-вот настанет…"
Что-то кольнуло в груди. Еще раз. Сердце встрепенулось, забилось, ударяясь о ледяную стену. С каждым его горячим ударом в ушах звенели слова "Жди меня, и я вернусь". – Удар. - "Только очень жди". - Подталина. – "Жди, когда наводят грусть желтые дожди". – Еще одна. – "Жди, когда снега метут, жди, когда жара". – Еще удар. – "Жди, когда других не ждут, позабыв вчера". – оглушительный хруст. Корка лопнула, развалилась на две половинки, давая пылающему сердцу свободу.
… "Жди, когда из дальних мест писем не придет" – они с Мией на подоконнике в коллежде…
"Жди, когда уж надоест всем, кто вместе ждет" – она плачет и раскрывает ему огромный секрет: она все еще верит что мама жива…
"Жди меня, и я вернусь, не желай добра" – что все еще ждет, когда мама придет к ней…
"Всем, кто знает наизусть, что забыть пора" - а он читает ей этот стих…
"Пусть поверят сын и мать в то, что нет меня" – ее огромные синие глаза блестят от слез…
"Пусть друзья устанут ждать, сядут у огня" – а он утешает ее, гладит шелк ее волос…
"Выпьют горькое вино на помин души..." – говорит, что верит ей…
"Жди. И с ними заодно выпить не спеши" – и что будет ждать вместе с ней…
"Жди меня, и я вернусь, всем смертям назло" - и она шепчет за ним слова стихотворения…
"Кто не ждал меня, тот пусть скажет: Повезло" - пытается все их запомнить…
"Не понять, не ждавшим им, как среди огня" – а он целует ее нежные губы…
"Ожиданием своим ты спасла меня" - и их детская наивная клятва…
"Как я выжил, будем знать только мы с тобой" - что они никогда друг друга не позабудут…
"Просто ты умела ждать, как никто другой" - вчера никогда не наступит. Никогда!**

** Замечательный стих Константина Симонова.

*******
- Постой! – запыхавшаяся Марисса поймала парня за руку. Сердце бешено билось. То ли от бега, то ли от волнения.
Парень замер. Болезненно-знакомый аромат Hugo Boss, голубой воротник рубашки и белокурые завитки, выхваченные в темноте светом фар. Марисса никак не могла поверить. Неужели он? Точно он! Сомнений быть не могло!!!
- Любимый, - Марисса бросилась парню на шею, осыпая щеки и губы жаркими поцелуями.
Колени дрожали, сердце выскакивало из груди, по венам с бешеной скоростью неслась кровь, отдаваясь ударами в висках.
- Милый, ты почувствовал… ты понял, как нужен мне именно сейчас… когда я осталась совсем одна… возможно, у меня… - Марисса запнулась, боясь озвучить ужасное слово. – Неважно… Былое не имеет значения… все в прошлом… Ах, Пабло, - счастливая Марисса спрятала лицо у него на груди, вдыхая такой родной аромат его тела.
- Мартин, - поправил ее парень. Он сказал это мягко, почти ласково, но Марисса дернулась всем телом, словно стая пуль пробила ее в одночасье.
- Что "Мартин"? –Она все еще не хотела верить в страшную догадку, полоснувшую ее по сердцу.
- Меня зовут Мартин, - улыбнулся парень, - а тебя?
– Меня?.. – Марисса отшатнулась от него. – Как МЕНЯ зовут? – зачем-то еще раз переспросила Марисса, вложив в вопрос все возмущение, которое бушевало в ее душе. Как? Разве он не помнит, как меня зовут? Нет… Это не правда… Мозг отказывался адекватно воспринимать происходящее.
Пронеслась иномарка, яркий свет фар молнией отразился в карих глазах парня. Карих?! Сомнение, которое Марисса так отчаянно гнала, настигло ее вновь, острой болью пронзив сердце.
– Пабло, ты носишь линзы? - она все еще отказывалась верить в реальность.
– Нет, это мой цвет глаз, такой же, как и у тебя, - парень уже начинал сомневаться в психическом здоровье незнакомки. – И зовут меня не Пабло.
- Не Пабло… Ты не Пабло! – Марисса в отчаянии оттолкнула парня. – Обманщик!
Глаза парня округлились до неимоверных размеров. Девушка точно больна. Или наркоманка. Парень опасливо попятился в сторону арки, опасаясь за свою жизнь. Ненормальная!

*******
Холодные камни мостовой с радостью приняли обессиленное тело девушки, приготовились, что хоть она согреет их и высушит бесцеремонные капли дождя. Им-то какое дело, почему девушка сидит недвижимо и безумно смотрит в одну точку. Что с того, что еще одна мечта жалкого человечка разбилась этим вечером? Не все мечты сбываются и не всегда. Но это уже не их, камней, дело…
Тело Мариссы совершенно продрогло и замерзло, но она еще не чувствовала этого. Только пустоту внутри. И холод. Тот пресловутый внутренний холод, от которого она не могла избавиться уже который год. Который не запивается парующим кофе, от которого не спасает даже самая теплая шуба. Только один человек был способен одним прикосновением растопить невидимый иней на ее сердце. Лишь один… Он… Но его нет! Нет!!! И снова холод!
Марисса заскулила, как потерявшийся щенок. Она и правда потерялась. В жизни, в мире, в отношениях. Выбрала неправильную дорогу на перекрестке судьбы. Ошиблась и теперь идет по пути чужой жизни. Совсем не ее и потому такой неуютной и жмущей. Может, кого-то устроило бы все с ней происходящее, но не ее. Она не знает такой жизни, не хочет, не может!
И этот парень… Благодаря ему Марисса наконец осознала, что то была ее НАСТОЯЩАЯ жизнь. И изменами, ссорами, выяснением отношений, но ее и для нее. Там она знала, как вести себя, что делать и говорить. А сейчас… Не то, не то, не то! Ее место не рядом с Мануэлем. Хватит играть в Мать-Терезу! Она ничем не сможет помочь ему в его болезни. Пусть она обижена на Мию, незаслуженно, но обижена. Пусть винит во всем эту блондинистую Барби. Но она не может больше занимать ее место!
"Черт! Дело вовсе не в Барби. Мари, признай, наконец, что на самом деле тебя не будущее Мануэля волнует! Твое, твое будущее! И ты прекрасно понимаешь, что время идет, отсчитывая дни, а ты ничего не делаешь. Замерла на месте, примерзла, остановилась. А живет лишь тот, кто движется, остальные – существуют. И ты всего лишь существуешь…"

Нелюбимая
ждет меня вечером
у окна…

"Пабло" - она осторожно произнесла это имя, словно пианист, который последний раз сидел за пианино много-много лет назад, а сейчас прикасается к клавишам, вспоминая любимую мелодию и наслаждаясь воспоминаниями, возникающими в кистях рук. И еще через столько же лет он, вновь сев за пианино, безошибочно заиграет именно эту мелодию. Мелодию его жизни… его души…
- Я вернусь! – Марисса прокричала эти слова в темноту, вскочила и пружинистыми шагами удалилась прочь, оставив мокнуть на дожде серые камни.

*******
С зеркала на Мануэля недовольно взирал старик. Старый телом. Старый душой. Внешне Мануэль оставался двадцатишестилетним парнем, но что-то незримое витало в воздухе, пахло сыростью и плесенью. Пахло его смертью.
Сколько?! Сколько еще дней он проведет в бесцельном существовании прежде, чем решится исправить свои ошибки. Да, это страшно: признать, что ты не прав. Сказать это не только себе, но и другим. Еще страшнее предстать перед тем, кому завинил, и признаться, не потупив взгляда.
Марисса, Мия… Он виноват перед обоими. Всего лишь трус… Побоялся признаться Мии, что болен. Побоялся признаться Мариссе, что их идея совместной жизни – ошибка. Струсил? Нет! Он смелый! Жизнь не оставила ему времени бояться. Как же он раньше этого не понял. Он исправит все, сделает так, как должен был сделать давным-давно. ДА!

Уже через час в Аргентину летела короткая телеграмма. Пара слов. "Я вернусь!"

*******
Дверь распахнулась. Ураган рыжей решительности влетел в дом.
– Мануэ-э-э-э-ль!!!!! – голос отдался звоном стекол. – Ману!!!
– Что? – из ванной комнаты выглянуло взволнованное лицо парня.
– Я сказать хотела… – Марисса запнулась, хватая воздух. – Знаешь… Пошли в холл. Сядем. Разговор серьезный…

– Понимаешь, мы не правы. Предатели мы. Себя предали! Любовь. Потому и страдаем сейчас. – Марисса не спрашивала, страдает ли Мануэль. Она и так это прекрасно знала, чтобы сейчас со стальной уверенностью продолжать говорить. – Поиграли в любовь и хватит. Пора прекращать эту нелепость. Понимаешь, Ману, я не тебя люблю, а другого. Да и ты Мию забыть не сможешь, пожалуй, никогда. Что мы делаем? Зачем страдаем? Ради чего? Ведь нет нас, как категории. Не существует. Вообще ничего не существует, кроме любви… Как думаешь, мы уже выстрадали право на счастье?
– …на счастье… на ровное такое счастье с любимым, поистине любимым человеком. До конца дней? Вместе… Да? – голос Мануэеля отчего-то задрожал.
– ДА! На простое человеческое счастье. – глаза Мариссы тоже стали влажными. – Прости…
– За что, Марисса, за что? Это я должен просить прощение за свое глупое предложение стать моей женой…
– А я прошу прощение, что согласилась, – упрямо поджала губки Мари. – И не только за это. Простишь? – в глазах трепет ожидания. Пауза. Лицо Мануэля по прежнему не выражает никаких эмоций. Напряжение повисло в воздухе. Вдруг парень подхватил Мари и закружил по комнате, шепча дрожащим от счастья голосом: "Прощаю, конечно, прощаю".
Стекла их дома задрожали, зазвенели и разлетелись на миллионы осколков, пуская в комнаты свежий воздух. Воздух новой жизни…
– Назад в Аргентину?
– Да, – звонкий смех наполнил дом. Впервые за последние годы.

*******
– Марисса! Давай быстрей. Зачем ты собираешь чемоданы, в Аргентине купим себе новые тряпки. Бросай все это, поезд через 15 минут! Давай, давай! – Мануэль носился по комнате, как ураган. Хватал с полок книги, потом понимал, что они ему не понадобятся, и бросал их на пол, тут же забывая про их существование. Снимал со стен фотографии и оставлял их на кресле, так и не донеся до чемодана. Тем же самым занималась и Марисса, поэтому скоро весь дом был перевернут вверх дном. И по всему этому хаосу и беспорядку задорно прыгали два человечка, одновременно прощаясь с прошлым и здороваясь с будущим. Настоящего как бы и не существовало. Во всяком случае, они меньше всего думали, что с ними происходит сейчас. Была лишь Аргентина. И единственная цель, единственный смысл момента – успеть на поезд. Сегодня, потому что до завтрашнего ждать целую вечность.
– Готова!!!! – счастливый крик Мариссы, тянущей по лестнице огромный чемодан.
– Вперед! Гип-Гип. Ура! – Мануэль довольно ссыпал в пакет деньги из ящика комода – залог их успешной дороги.
Уже у двери Марисса кинула "Плащ захвати". "А ну его, этот плащ" – закричал счастливый Мануэль – "не пропаду без него".
– Прошлое, прощай! – закричала Марисса оставшемуся далеко позади мрачному их особняку. – Больше никогда не увидимся! Прощай!

И представил я: город наводнился вдруг веселыми людьми.
Вышли все под дождь, хором что-то пели и плясали, черт возьми!
Позабыв про стыд и опасность после с осложненьем заболеть,
Люди под дождем как салют встречали гром, весенний первый гром…
(ДДТ, "Дождь")

Почему-то не было ни одного такси. Словно вымерли они все, как мамонты. Но ребята не расстраивались – вокзал совсем рядом. А дождик маленький – это даже весело, будто небо плачет за ними, пытаясь вернуть. Нет, они не вернутся! Никогда больше не вернутся в эту жизнь, в этот город, в эту страну.
Радость заполняла сердца, выбиралась светлыми лучиками из озорных зрачков. Марисса где-то оставила свой огромный чемодан – оказалось, что тащить его не хочет ни она, ни Мануэль. От этого стало легче не только рукам, но почему-то и душе. Парень же прыгал в "классики" с лужами, стараясь ступать на сухие от дождя клаптики асфальта, чтоб не промочить свои летние мокасины.
Вот он – вокзал. И четкий отточенный голос спокойно вещает, что "…завершает посадку поезд "Калифорния - Буэнос-Айрес". Просьба провожающим покинуть вагоны".
Мануэль словно куклу закинул Мариссу в двери отправляющегося состава. Следом запрыгнул сам. Проводник начал было возмущаться, что это не по правилам, что у них нет билетов, но после того, как Ману протянул ему запакованную пачку новеньких шуршащих "баксов", проводник мигом замолчал и провел их в свое купе.

*******

Странное все таки это чувство – радость. Нет, пожалуй, не радость, нечто другое. Радость Мануэль испытывал и раньше. При этом его сердце не билось так сильно, отдаваясь в висках, а голова не горела так нестерпимо. "Наверное, это называется ВОСТОРГ" - подумал Мануэль, вытирая капельки пота. "Давно я уже не ощущал что-то, хоть отдаленно сравнимое с этим трепетом души, с этими эмоциональными переживаниями, которые даже телу передаются. Ты снова живешь, парень! Ты снова живешь!!!".
Мануэль был погружен в себя, не замечал, что за ним пристально и слегка испуганно наблюдает пара карих глаз. Марисса насторожилась. Раньше она никогда не видела Мануэля таким… взволнованным. Он весь дрожал, судорожно сжимая спинку сиденья, по лицу, как по экрану, вереницей бежали эмоции. Она могла объяснить все это ожиданием долгожданной встречи, вот только… этот блеск в глазах был каким-то нездоровым.
– Ману… – Марисса коснулась щеки парня, прошептала испуганно, – что с тобой, Ману.
Мануэль попытался повернуться, но откуда-то нахлынувшая слабость не позволила ему этого, сковала тело невидимыми, но чрезвычайно прочными цепями. Картинка поплыла перед глазами. Последнее, что услышал Мануэль, было взволнованное "Ты весь горишь!"…

*******

Чи варто говорити про кохання,
Тоді, коли прощаєшся з життям?…
(“Чомусь так гірко плакала вона”)

- Это ты во всем виновата! Только ты! Слышишь? – такой родной голос, голос прошлого, сейчас пронизывал его тело, словно током.
– Я? Я?! Нет, Барби, ты ошибаешься! Из-за тебя ему пришлось покинуть страну, скитаться по свету никому не нужным, покинутым, с разбитым сердцем! Это все ты! Ты разбила ему сердце, в душу плюнула!!! Ненавижу! – еще один голос, не менее родной, но родной по-другому.
– Как ты можешь такое говорить! Он же сам бросил меня, уехал ничего не сказав… А я ждала, – голос перешел на писк. – годы ждала! Верила! А ты… ты… Украла его у меня. Увезла!!! Дрянь!!!!
– Дура! – выплюнула Марисса. – Из-за тебя он умрет! Понимаешь? Нет, ты не понимаешь. Тот веник цветов, который был предназначен для получения прощения от принцессы розового замка жизни ему стоил! Что уставилась?! Не знала? А про СПИД слышала? – Марисса вся дрожала от злобы и возмущения.
– При чем здесь СПИД, – возмутилась блондинка. – Если он изменил мне с Сабриной и заразился какой-то венерической гадостью, то не нужно меня в этом винить!
– Сабрина? Да при чем же здесь эта лошадь? Я тебе говорю, что у Мануэля СПИД! С-П-И-Д! Дошло?
– СПИД… - прошептала Мия. Ее большие голубые глаза заняли все лицо, наполнились алмазными слезинками. – Но как?… - прошептала она, опустилась на пол… – Нет…

В какой-то миг в комнате повисла тишина и Мануэль услышал голос Пабло, который повторил вслед за Мией ужасный диагноз. Мануэль напрягся и попытался открыть глаза. Слабость не позволила ему сделать это.

– Умрет… Он умрет… – еле слышно прошептала Мия. –Умрет!!!!!!! Нет!!!!!!! – от истошного крика блондинки зазвенели стекла и ушные перепонки.
Мануэль собрался с силами и прошептал тихое "Мия". Она услышала. Точнее уловила, почувствовала… Обернулась… Короткий вскрик… Она одним прыжком оказалась у его кровати. Вся дрожала, слезы оставляли серые следы на простынях. "Милый"…

-Им нужно побыть наедине, –Пабло взял Мариссу за руку. – Пусть попрощаются.
И они незаметно вышли, тихо прикрыв дверь.

*******

– Солнышко мое… Моя Мия… Я так ждал этой встречи, все годы ждал… – Мануэлю было больно говорить. Горло, казалось, было раной. Болело от малейшего произнесенного слова. Но он говорил. Любовь придавала ему силы.
– Все это время я думал о тебе, котенок. Каждую ночь я засыпал с твоим именем на губах и каждое утро неизменно начиналось для меня с твоего имени. Не бы ни секунды, чтоб я не сожалел о своей трусости… Прости, я вовсе не рыцарь из средневековой сказки. Я тогда испугался, что ты не поймешь меня. Даже не думая, принял предложение Франка. Уехал… А потом каждый миг ругал себя, что вот так вышло … что не поговорив с тобой… Удрал…
– Милый. Я знала, я чувствовала, что папа обманул меня… Я же знаю, что ты не такой… Не смог бы меня бросить из-за другой.
– Мия. Ты – единственная девушка в моем сердце. Оно бьется до сих пор лишь из-за любви к тебе. Жизнь моя. Красавица, какая же ты красивая, Мия. Принцесса моей сказки. Любовь к тебе я пронес в своем сердце через всю жизнь. И я благодарен судьбе, что она дала мне возможность пред смертью еще раз увидеть тебя…
- Но, Ману… любимый… – голос не слушался, дрожал и играл в прядки. – … скажи, что все это не правда… Скажи, что это простая простуда… Что ты выздоровеешь, и все будет как тогда… Ну, помнишь? Как раньше! Знаешь, я ведь даже в твоей комнате ничего не позволила менять. Там все по-прежнему. И наша свадебная фотография… в рамочке… над кроватью… Помнишь?
– Помню… – на сером лице парня заиграла улыбка. Она как-то дико смотрелась сейчас, как будто кто-то закинул ее через окно. Она упала на гипсовую маску и так и осталась лежать. Просто не вписывалась она ни в место, ни во время.
– А ты помнишь?…
И они провалились в прошлое, наполненное такими радужными, общими теплыми их воспоминаниями. Туда, где все было таким простым и знакомым, любовью согретым и правдой.
Мия сжимала холодеющие ладони парня, улыбалась и что-то щебетала ему в ответ. И не видела, как на постель неслышно опустился ангел…

*******
- Нам поговорить нужно… – осторожно обратился к ней Пабло.
– Нужно… – так же осторожно согласилась Марисса. Он уже отпустил ее руку, но девушка еще чувствовала его тепло.
– Тут кафе через дорогу. Зайдем?
Марисса кивнула и поспешила за парнем вдоль бесконечно-длинных белых больничных стен.
Кто-то поймал ее руку. Марисса обернулась. Пожилой врач пробормотал что-то типа "Ваши анализы, сеньорита" и поспешил удалиться. Марисса машинально сунула бумажку в карман, побежала догонять Пабло…

Роскошный интерьер роскошного ресторана. Полумрак, на столе горят свечи. Тактичный официант принес вино и быстро покинул их, оставил наедине со своими мыслями.
Они молчали. Смотрели друг на друга и молчали. Боялись нарушить словами тот таинственный трепет душ, что так внезапно охватил обоих.
Сколько лет они не виделись. Вечность. Пабло тысячи раз представлял их встречу, она снилась ему ночами, виделась на пустых стеклах метро, застилала глаза на деловых встречах. Но на деле все вышло совсем по-другому. Он боялся. Чувствовал незримую пропасть между ними. Марисса словно ангел, сошедший к нему с небес, была такой же красивой и такой же далекой. Он мог лишь любоваться ее повзрослевшим лицом, нежными руками и тонуть, тонуть в таких загадочных неведомых ранее глазах. Было в них что-то такое, что забирало у Пабло дар речи, заставляло щемить сердце от неизвестности и предчувствия. Что же это?

Тоска… Она застыла в глазах Мариссы незримыми линзами, мешала видеть мир. Марисса понимала, отчетливо и до конца, что все прошло, утекло, как песок сквозь пальцы. Нет уже ее Пабло, того – родного, близкого, которого она чувствовала безгранично. Нет ее, прежней, отчаянной, самоотверженной. Есть совершенно другие, чужие люди. За годы разлуки они потеряли что-то невидимое, но очень важное. Ниточку, которая связывала раньше их души.
Да, он красивый молодой человек… Мужчина… Привлекательный, как и раньше. И все же… Не ее… кого-то другого в другой, неизвестной Мариссе, жизни.

Сколько несказанных слов, сколько несбывшихся робких касаний. Сколько миров, не познавших их. Время еще есть… Звонок!
Мобильный Пабло запищал так пронзительно и неожиданно, что оба дернулись от пронзившего чувства опасности.
Пабло извиняющимся взглядом посмотрел на Мари, принял звонок.
Тотчас же из трубки послышались писклявые причитания. Девушка на том конце провода кричала так громко, что Мариссе не составило труда услышать "Милый, где тебя носит?! Мы с Пабло-младшим уже устали ждать! Ты же обещал, что заедешь за нами!!! Пабло, ответь!!!". Марисса видела, как скис Пабло и заискивающим голосом пропел "Конечно, крошка. Я помню. Просто… обстоятельства… работа… Как только освобожусь, сразу же приеду. Не сердись…".

Ледяной ветер просвистел между ними, заморозил воздух, воздвиг невидимую, но и непреодолимую стену. Надежда скрючилась, ссохлась … и умерла. Тихо и безмолвно.

"Прости" говорили его глаза, наполненные мольбой и горем, "Я предал нашу любовь, предал тебя… Но люблю, люблю еще сильней, чем прежде".
Марисса смотрела на человека, которому подарила себя всю без остатка. Сердце щемило от боли. У него другая! Сын от другой!!! Семья. Последнее слово молоточками простучало у нее в висках.
Боль вооружилась тупым ножом и резала Мариссу изнутри. От этого было просто нестерпимо больно. Но Марисса терпела из последних сил. Запоминала каждую мелочь этого вечера. Последнего их совместного вечера. В памяти навсегда выгравировались его белокурые завитки волос, наполненная смыслом линия подбородка, божественные кисти рук, играющие с зажигалкой. "Я ухожу не навсегда, я ухожу в последний раз" –хотелось крикнуть. Но она не могла. Все! Хватит. Все силы в кулак. Собралась, безжалостно отбросила надежду на светлое будущее. Нужно сказать ВСЕ, больше шанса не будет. Нельзя оставлять хоть маленькую недосказанную фразу, потом будет хотеться вернутся и сказать. Но нельзя!
– Пабло, выслушай меня и не перебивай. Я не отниму слишком много времени. Я… ты… Мы все стали ДРУГИМИ, совершенно другими людьми. Мне все казалось, что я могу вернуться в любой момент и все вновь станет как прежде, что время не отсчитывает секунды нашей жизни, что ничего не меняется. Это не так, Пабло, не так! Жизнь перемешала карты, как только я ступила на порог новой жизни, не оставив от прошлого ничего из того, что живет в моей памяти. Все – иллюзия. Нет ничего, даже нас с тобой. Тех, прежних. У каждого своя жизнь, никчемная жизненка.
Скажу за себя - мне больно. Безумно больно, что я потеряла тебя… Не говори ничего! – Марисса так резко выкрикнула эту фразу, что Пабло подавился словами. – Не нужно. Я знаю, что ты хочешь сказать. Нет. Уже не вернешь ничего. Нельзя войти дважды в одну и ту же реку жизни. Мы прощелкали свое счастье и оно ушло к другим, оставив нас наедине с сожалением. И теперь ночами там будут сниться сладкие сны из нашего прошлого, заставлять нас просыпаться в слезах. Но знаешь, если ты думаешь, что мы снова можем быть вместе, то это не так. Тебя сын ждет. А мне пора уже…
Марисса встала из-за стола, склонилась dнад Пабло и тихонько прошептала "Прощай, любовь моя". Не дала ему опомниться, скрылась в неоновых огнях ночного города.
Пабло сидел завороженный. Последний раз вдыхал оставшийся аромат любимой и не слышал, как разрывался мобильник. "Прощай, Марисса… Я никогда не забуду тебя… Клянусь…".

Эпилог.

Чомусь так гірко плакала вона
І сльози витирала, мов дитина.
Покарана за провину.
Покарана, залишена одна…
(Понаморьов).

Когда хрупкий силуэт одинокой молодой женщины затерялся в бесчисленных поворотах и переулках ставшего чужим города, она дала волю слезам. Плакала, не стесняясь одиноких прохожих. Плакала долго, отчаянно, словно потерявшийся ребенок…
Когда устала плакать, полезла в карман за платком. Извлекла на свет результаты анализа. "Антител на вич не обнаружено". Улыбнулась. Мир дал ей еще один шанс начать жизнь с начала. Она его не упустит. Нет, больше не упустит!