Маленькая звездочка в последний раз сверкнула на небе и скатилась вниз по шелковому небу, оставив за собой серебристую светящуюся дорожку. Девочка крепко зажмурилась, загадывая желание.
- Готова? - шепнул нежный женский голос ей на ухо.
- Да, Соня, - карие глаза снова распахнулись, отражая ночное небо.
- Только никому не говори, что загадала, а то не сбудется!
Малышка хитро улыбнулась женщине такой знакомой улыбкой... И сердце больно кольнуло, так, что на мгновение перехватило дыхание.
- Мам, а куда падают звезды? Они пропадают?– в глазах ребенка зажглось любопытство.
- Нет, что ты! Ты ведь загадала желание? – девочка кивнула, нетерпеливо ерзая на месте. – Теперь эта звездочка стала твоим желанием. Она будет гореть у тебя в сердце. Когда желание сбудется, звезда снова зажжется и будет улыбаться тебе по ночам с небес. Пока ты не подаришь её кому-нибудь.
- Как это подарю? – удивилась малышка.
- Подаришь. Подаришь тому, кому будет очень-очень нужно, чтобы его желание исполнилось!
- И его желание исполнится?
- Конечно, ведь твое же исполнится! Только этому человеку действительно должно быть нужно чудо. Понимаешь?
- Понимаю! Как интересно… - мечтательно выдохнула маленькая сеньорита Колуччи, облокачиваясь на маму и снова поднимая глаза.

Они уже давно сидели так, в обнимку, под сияющим миллионом звезд августовским небом, укрывшись теплым пледом. Малышка прыгала и ерзала, меняя положение невообразимо часто, как будто внутри неё был маленький моторчик. Это была девочка лет пяти с наивными карими глазами, такими чистыми, будто это были глаза и не девочки вовсе, а ангела. Они излучали умиротворяющее тепло и доброту. Её обнимала светловолосая женщина с умопомрачительно красивой и грустной улыбкой. Она задумчиво поглаживала своего ангелочка по темным волосам, а в её глазах сияло счастье, но оно было разбавлено непонятной грустью, светлой, но терзающей её душу уже давно.
- Кто заказывал горячий шоколад? – на соседний шезлонг опустился мужчина с почти седой головой и приветливыми морщинками в уголках глаз. На сидящих пахнуло терпким и сладковатым ароматом его духов вперемешку с запахом какао.
- Я, я, я! – девочка протянула руки, забирая у него кружку.
- Только осторожно, горячо!
- Я буду пить потихоньку, - согласилась девочка, медленно делая глоток.
Соня взяла Франко за руку и с улыбкой подмигнула ему обоими глазами. Он нежно коснулся губами её руки.
- Кхм-кхм, - театрально кашлянула малышка. – Вы не забыли, что здесь дети?
- Какие дети, Габи? Ты же у нас уже большая!
- Ну, пааап! Моя дочь! Хульетта! Нельзя при ней целоваться! – она кивнула на завернутую в пеленку куклу.
Соня и Франко переглянулись, сдерживая смех.

У любви есть зубы, и она кусается. Любовь наносит раны,
которые не заживают никогда, и никакими словами невозможно
заставить эти раны затянуться.В этом противоречии и есть
истина - когда заживают раны от любви, сама любовь уже мертва.

Стивен Кинг

Габриела медленно шла по школьному коридору, внимательно изучая еще не ставшее привычным здание. Ей все здесь казалось забавным, ведь она не ходила в детский садик, мама занималась с ней дома.
Габи присела на корточки и открыла шкафчик. Теперь она в полном незнакомых детей здании, где постоянно что-то запрещают – разговаривать, рисовать на уроках, спорить с учителями… она здесь всего две недели, а ей запретили столько, сколько за всю жизнь не запрещали. Но самое ужасное…
- Посмотрите, кто у нас здесь пришел! – раздался противный голос откуда-то сверху. – Божий одуванчик!
Габи встала. Перед ней стояла шайка во главе с Педро Гонсалесом, их главарем, держащая в страхе всех первоклашек. Девочка решила их проигнорировать и пройти мимо, но Педро толкнул её плечом.
- Тебе мало оказалось вчерашнего? Или тебе понравилось ходить в постиранных в туалете кроссовках? – дружный хохот за спинами Гонсалеса.
Габи вздохнула и сделала еще одну попытку пройти мимо толпы идиотов. Они грубо оттолкнули её, сумка упала, и все вещи рассыпались по полу. Девочка присела и стала собирать их. В глазах защипало от обиды, но она закусила губу, повторяя про себя, что ей все равно…
- Играешь в молчанку? – заговорил кто-то еще, но Габриела не подняла головы. В это время Педро увидел рисунки Габриелы. – Ооо, так у нас здесь юная художница?
- Отдай! – Колуччи подскочила, пытаясь вырвать у него из рук листы. Но не тут-то было.
- Попробуй забери… - он высоко поднял руку, так, что не дотянуться. Габи всхлипнула, вытирая слезы. – А что это? – он перевернул рисунок. – Еще и стихи! Вы только послушайте:..
Габриела не выдержала... она вскочила и налетела на Гонсалеса, со всей силы ударяя его, пытаясь попасть по лицу. Кто-то отшвырнул её в сторону и громко рассмеялся.
- А вот это она зря, да, парни?

* * *

- Господи, девочка моя, что случилось?! – Соня бросилась к Габриеле, когда та вышла из дверей школы. Под глазом у малышки синел фингал, на губе застыла кровь, а по щекам бежали ручейки слез. Школьная форма была измята, из сумки торчали порванные тетради, книжки…
- Мамочка, забери меня отсюда… - еле слышно прошептала она, обнимавшей её Соне.

У любви есть зубы, и она кусается. Любовь наносит раны,
которые не заживают никогда, и никакими словами невозможно
заставить эти раны затянуться.В этом противоречии и есть
истина - когда заживают раны от любви, сама любовь уже мертва.

Стивен Кинг

Соня сидела в кресле на балконе, подобрав под себя ноги, обнимая подушку. Тихая, спокойная звездная ночь медленно обволакивала её, чаруя своей красотой, но её мысли были далеки от наслаждения земными красотами…
- Соня, ты почему не спишь? – она не подняла глаз, хотя слышала родной голос, стук шагов и характерный звук отъезжающей балконной двери. Франко сел рядом и взял жену за руку. Крепко сжав ладонь, она взглянула на него. – Тебе плохо?..
- Почему они так с ней? – Франко опустил глаза. – Почему они так с нашей малышкой? Она… да она ангел! Я даже удивляюсь, что после ненормальной Мариссы и избалованной Мии мы умудрились воспитать это чудо… Но почему?.. Я не могу понять, за что они так с ней...
- Соня, они дети…
- Они… – она содрогнулась всем телом. – Они жестокие чудовища, не дети!
Колуччи прижал её к груди и закрыл глаза. Он знал, он все знал и понимал. И не нужны ему были слова, чтобы почувствовать её боль.
- Я просто хочу понять, почему они могут разрушить все! Разрушить её мир, её мечты… просто потому, что им не хватает ума понять её.
-Любовь моя, - Соня посмотрела на Франко, отстранившись. – Дети – самые жестокие существа… пусть это будет на их совести, и на совести их родителей. А мы сделаем так, чтобы Габриела никогда не поступала так, как поступили с ней.
- Конечно…

* * *

- Вставай, Габи! – малышка накрылась одеялом с головой. Соня присела рядом, сдернула одеяло и нежно погладила девочку по волосам. Синяков больше не осталось, только небольшой шрам под волосами над правым ухом – она рассекла голову, когда упала. Сеньору Колуччи передернуло, и она заботливо поцеловала красный рубец. – Вставай, солнышко! – нежно шепнула она на ухо и улыбнулась, когда Габриела заворчала и дернула головой.

По дороге в новую школу Габриела молчала, напряженно изучая новый город, окруживший их. Франко вел машину, а Соня только молилась про себя, чтобы их девочку хорошо приняли. Наконец, машина остановилась. Они обернулись на заднее сидение, где сидела Габи.
- Детка, - начал Франко. – Мы с мамой тебя безумно любим и…
- Ну, пап, я пошла. Хватит, - она махнула рукой и выскочила из семейного «Форда».
Соня посмотрела на мужа и прикусила губу. Её глаза блестели…
- Все будет хорошо, - одними губами сказал Франко и улыбнулся, заводя мотор.

* * *

Габриела шла к дверям новой школы, думая о том, что ждет её внутри. А тело снова ныло, и в ушах звучали все прозвища, обрушивавшиеся на неё в том аду. И как будто опять на губах ощущался соленый вкус крови. Она невольно провела по щеке – та и вправду была мокрой. Девочка присела на ступеньки, обхватила колени руками и уткнулась в них носом. Её отталкивала старая боль… и боязнь снова оказаться такой. Изгоем. Отбросами общества в их глазах, просто потому, что они не могут понять и принять её. А она была всего лишь маленькой девочкой, которой хотелось играть с друзьями, смеяться над ерундой, гулять после школы и приглашать подруг на девичники с ночевкой. Хотелось быть одной из них… только она была другой, и чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Соня всегда говорила, что нужно быть собой. Мама бы не сдалась на её месте, не сдастся и она – она истинная дочь своих родителей. Габриела встала и, шумно втянув побольше воздуха в легкие, вошла.Габи смело шла по коридору, заглядывая в лица проходящих мимо ребят, пыталась угадать в них своих одноклассников. В этот момент к ней подлетела молоденькая учительница:
- Привет! Ты - Габриела Колуччи? - девушка поправила упавшую на глаза челку и присела на корточки перед малышкой. Габриела кивнула:
- Здравствуйте!
- А я - Сеньорита Родригес, твоя учительница. Но лучше зови меня просто Сандра, как остальные ребята!
- Я постараюсь...
- Уверена, мы подружимся, - она встала и взяла девочку за руку. - Идем.
Габи снова кивнула, одарив новую знакомую сияющим взглядом, пошла с ней. Где-то внутри разгоралось новое, пока непривычное чувство. Какое? Она пока и сама не знала. Но это определенно было что-то такое, чего Габриела раньше не чувствовала. А, может, это было всего лишь ожидание чего-то нового? Ведь впереди её ждал новый старт.

Большой светлый кабинет с приятного бежевого цвета стенами был разделен на две части – одна, с партами, исполняла роль классной комнаты, а во второй было оставлено пространство для игр.
Габи невольно улыбнулась, окидывая все это взглядом: здесь было удивительно светло, легко и спокойно. Не так, как в старой школе, ничего здесь не напоминало её. И девочка вздохнула с облегчением.
- Скоро придут ребята, а ты пока поиграй.
Габи села на пол, достала из рюкзака медвежонка. Тут рядом опустился какой-то светловолосый мальчик. Она посмотрела на него: лохматые светлые волосы, на лице сверкают озорные глаза, одет он в топорщащуюся рубашку и грязные на коленках джинсы. Но при всем этом выглядел очень аккуратно, как бы абсурдно это не звучало.
- Ты новенькая? – странно и забавно кривя нижнюю губу на букве «ы» спросил он.
- А тебе какое дело?
- Я просто спросил, - пожал плечами мальчик. – Я – Пако.
- Что за дурацкое имя? – прыснула Габи.
- Ну… вообще-то Франциско, но друзья зовут меня Пако.
- Я тебе не друг.
- Пока нет, - согласился парень. – Будем дружить? Так как тебя зовут, ты не сказала!
- Я Габриела.
- Красивое имя. Как здорово, что у меня теперь есть такая подруга как ты.
- Я тебе не подруга! – рыкнула Габи, резко встала и отсела от него на пару метров. Внутри все бушевало – она боялась оступиться и снова попасть в положение жертвы, но и обижать Пако не хотелось, предпочла нападение.
Мальчик проводил её недоуменным взглядом. Тут в класс вошла толпа щебечущих девчонок.
- Смотрите, у нас новенькая! – крикнула одна из них, и вся компания с криками подбежала к Габриеле. И на малышку посыпались вопросы.
- Привет!
- Как тебя зовут?
- А откуда ты?
- Я – Фели, очень приятно.
- Как тебе наша школа?
- Сколько тебе лет?
- А почему ты перешла к нам?
- Так как, говоришь, тебя зовут?
Габи смотрела на эту визжащее-пищаще-кричащую толпу и мечтала лишь о том, чтобы поскорее их всех заткнуть. Да, в этой школе все иначе, но это невыносимо…
- Заткнитесь все!!! – закричала Габи. Одноклассницы недоуменно уставились на неё. – Вот так лучше. Меня зовут Габриела.
- Необычное имя…
Снова начать гомонить им не позволил раздавшийся звонок.

* * *

На перемене Габриела мечтала только об одном – остаться одной. Она бродила по школьным коридорам, прорываясь сквозь гудящую толпу, чувствуя себя героиней фильма, мимо и сквозь которую летят и летят люди, не замечая даже её тени. Она растворялась здесь, маленькая и одинокая, что позволяло ей окунуться в свои мысли – в воспоминания, чувства, мечты… И так она добрела до последнего этажа. Здесь учеников было меньше. Она опустилась на скамейку у окна достала из рюкзачка завтрак, альбом и восковые мелки. Потом осторожно, чтобы не перепачкать драгоценную бумагу, распаковала «твикс» и, облизнувшись, стала обгрызать с него ирис, потом шоколадку и только затем, облизнув шоколадные пальчики, отправила в рот печенье, и, сделав глоток вишневого сока, взялась за мелки. Она рисовала, и все её опасения, страхи, волнения, отходили на задний план.
- Привет, - на скамейку перед ней опустилась девочка. Габи подняла глаза и едва сдержала улыбку, такая неказистая была та. Короткие рыжие волосы, торчащие в разные стороны, одежда абсолютно несочетаемых цветов и смешные ярко-желтые балетки с мордочкой на мысочках. На шее у неё болтался десяток бус, которые обычно прилагаются к конфетам, в ушах – самодельные сережки из всякой ерунды.
- Привет, - скромно улыбнулась Габи.
- Что рисуешь? – новая знакомая потянулась к альбому.
- Да так, - Габриела судорожно схватилась за рисунок, закрывая его руками.
- Да ладно тебе, я просто посмотреть хотела, - пожала плечами девочка. Колуччи отвела глаза. – Соледад.
- Ну… мне пока немного одиноко в этом городе…
- Меня зовут Соледад, - сделав серьезное лицо, сказала рыжая. Габи подняла взгляд, пересекаясь с зелеными глазами собеседницы, и обе заливисто расхохотались.

У любви есть зубы, и она кусается. Любовь наносит раны,
которые не заживают никогда, и никакими словами невозможно
заставить эти раны затянуться.В этом противоречии и есть
истина - когда заживают раны от любви, сама любовь уже мертва.

Стивен Кинг

Она стояла в дверях и смотрела, как он читает, улыбаясь мельчайшим изменениям: вот он провел рукой по волосам, вот потер шею, и ниже склонился над газетой, видимо, нашел что-то интересное. Потирает руки и проводит пальцем по строчке. А на лице пробегает волна удивления и радости… Она еле слышно усмехнулась – он вздрогнул и поднял глаза.
- Соня? Я не слышал, как ты вошла.
Сеньора Колуччи подошла и обняла мужа за шею, утыкаясь носом в его макушку. Седые волосы пахли шампунем.
- Помнишь, какой сегодня день?
Плечи Франко напряглись под её руками. Он прикрыл глаза и вздохнул.
- Конечно.
В комнате повисла давящая тишина. Соня смотрела в окна, поглаживая Франко по голове.
- Конечно… - еле слышно повторил Франко.
- Я скучаю… - сказала Соня.

* * *

Соледад оказалась странной девочкой. Но вся её странность только привлекала Габи: за то короткое время, что они провели вместе (всего перемену) та успела рассказать Колуччи всё о себе, начиная с семьи и заканчивая усами своего персидского кота. Она говорила с невероятной скоростью, глотая окончания и перескакивая с мысли на мысль, но слушать её было безумно интересно. Легкий испанский акцент приятно ложился на уши, хотя был немного непривычен Габриеле. Свою речь Соледад сопровождала всевозможными жестами, развлекалась с рифмой, которая периодически сама вылетала из её уст.
Им помешал звонок. Но на уроке они сели вместе, и Сол начала придумывать им тайный язык, обозначая интонации цветом, буквы, а иногда целые слова рисунками.
Габриеле совсем не хотелось говорить, только слушать новую знакомую. Её переполняло счастье, что она наконец-то нашла себе подруг. Она смеялась над шутками и глупостями Соледад, переписывалась с ней на их тайном – габридадском – языке.

Наконец, уроки закончились. Дети шумной толпой высыпали в коридор. Габриела с Сол вприпрыжку бежали по коридору. Тут Габи остановилась. Сол обернулась и в недоумении подняла одну бровь.
- Отдай! – раздался отчаянный крик.
Габриела заглянула за угол – два здоровенных мальчика перебрасывались чем-то, а между ними прыгал худощавый малыш, пытаясь забрать их игрушку.
- Что, Суарес, без очков ничего не видишь? Да ты просто слабак! – один из здоровяков отвесил тому оплеуху.
Габриела сорвалась с места, протаранив головой в живот того, у которого были очки. Он не успел опомниться, а его друг в то время уже подбирался к ней сзади, когда Сол с диким воплем набросилась на него сзади, царапая лицо. Пострадавший мальчик изловчился и выхватил из рук подвергшегося атаке Соледад парня свои очки. Габи заметила это и на секунду отвлеклась, дав опомниться своему. Но Сол удачно направила свою «боевую машину» прямо на его напарника. С громким треском столкнулись лбами старшеклассники и…
- Бежим!!! – заголосила Габриела, хватая за руку подругу.
Ловко лавируя между блуждающими по коридору школьниками, они добежали до туалета. Мальчишка было потянулся к двери в мужской, но Сол потащила его за собой. Через мгновение они уже заперлись в кабинке, облепив несчастный унитаз, чтобы не видно было ног.
Кабинку наполнил заливистый смех Соледад.
- Ну, ты даешь, подруга! Вот уж не ожидала от тебя… - Габи улыбнулась, самозабвенно поправляя прическу и не глядя на Соледад.
- Девчонки… - подал голос спасенный мальчик. – Спасибо вам… Я Гастон, а вы?
- Я Соледад, можно просто Сол, - подмигнула рыжая. – А она – Габриела. За свое спасение можешь благодарить её.
Габриела улыбнулась, но взгляда не подняла. Её всю колотило, дыхание все еще было сбивчивым и судорожным… а в голове царила полнейшая неразбериха.
- Спасибо, Габриела, - во все свои… сколько-то зубов улыбнулся Гастон.
-Да. Габи у нас сегодня просто герой. Вот честное слово, я бы прошла мимо. Ты у нас настоящий борец за справедливость! – Сол стукнула подругу по плечу. От удара, пусть едва ощутимого, Габриела нервно дернулась, соскакивая с унитаза. – Эй, ты что? - она потянула руку к Колуччи.
Девочка отшатнулась и резко выскочила из кабинки.
- Габи, что такое?! – закричала Соледад, но ответом ей был только стук каблуков и захлопнувшаяся дверь туалета.

* * *

По щекам струятся слезы и их уже не остановить. Снова и снова. Горячими ручьями сбегают по подбородку. Руки автоматически их вытирают. А в горле набухает комок и рвется судорожный всхлип. И громко и гулко стучит сердце. Смерть. От этого слова пробегают ледяные мурашки по всему телу. Внутри назревает звенящая одиночеством пустота. Холодные кончики пальцев судорожно дрожат. И уверенность быстро покидает мятежное сердце.
Холодное и пустое серое небо бестолково висит над головой, и промозглый туман застилает окружающий мир. Шаги странным пустым звуком отдаются в тишине. А сердце не может, не может поверить, что больше никогда не почувствует живого тепла…
Соня гладила влажную от сырости траву, закрывая глаза. Ей так хотелось, чтобы рука вдруг ощутила мягкий шелк волос своей девочки, её тепло… Франко стоял за спиной жены, сложив руки на груди и глядя в необыкновенно низкое небо.
- Ма-рис-са Пи-а Ан-дра-де, - тщательно проговаривая каждую букву, читала по слогам Габриела. – Лю-би-ма-я дочь, се-стра и по-дру-га. По-кой-ся с ми-ром.
Габриела сидела на корточках и водила пальцем по холодной плите, вглядываясь в буквы.
- Па-бло Бус-та-ман-те… Лю-би-мый друг и… Пап, а почему у Пабло так мало написано?
- У него большие проблемы с семьей были, малыш.
- Но мы же его семья? – удивилась девочка. Соня всхлипнула.
- Но у него были еще и родители, братья…
- Его мама и папа его не любили?
- Любили, конечно, солнышко, – звенящим голосом ответила Соня. – Просто все было очень сложно.
- А еще у него была Марисса, правда? Они же ведь любили друг друга, как принц и принцесса, да? И даже умерли в один день.
Супруги Колуччи даже не знали, что на это ответить…

На кладбище было пусто и холодно. Пронизывающий ветер безжалостно захватывал в свои объятия. Колуччи ушли, и среди надгробий осталась только пара печальных фигур.Их любовь – классика. Ромео и Джульетта… Они полюбили друг друга, не зная имен. Не зная, что их разделит ненависть, состояние, зависть. Она – первая красавица школы, а он – иммигрант без денег, семьи, друзей, положения. Но с первой встречи их сердца забились в унисон.
Шли годы. Из наивной дурочки, живущей в розовом мире моды, она стала разумной, пусть и немного странной женщиной, чтобы соответствовать ему. Он добился уважения, чтобы соответствовать ей. Теперь они – два сапога пара. Образованные, красивые, известные, уважаемые и вечно влюбленные Мануэль и Мия сделали свой выбор.

Их история развивалась логично и просто – колледж – университет – работа – семья. Вскарабкавшись на самый верх социальной лестницы совместными усилиями, они – обладатель половины предприятий Франко Колуччи и наследница многомиллионной империи все того сеньора Колуччи, а по совместительству директор одной из крупнейших телекомпании Аргентины – позволили себе, наконец, расслабиться и просто получать от жизни удовольствие, проводить время с семьей и творить.
Мия писала сказки для своих малышей – Мигеля и Тициано – и издавала их красочными книжками, иллюстрациями к которым служили рисунки самих мальчиков. Все детские песни, звучащие в их доме принадлежали перу их отца. На третьем этаже их особняка находилась творческая студия, где стены сначала специально были оставлены белыми. И в первые же выходные светлая комната под самой крышей превратилась в самую яркую и жизнеутверждающую в доме – всей семьей они разрисовали стены, конечно, перемазавшись с ног до головы, но получив ни с чем несравнимое удовольствие и прекрасные воспоминания. Теперь она пестрела детскими рисунками, вперемешку с разными надписями и просто брызгами, отпечатками ладоней и ног. Огромные окна наполняли студию солнцем, а ночью через них можно было наблюдать звезды.
Здесь была и небольшая сцена с настоящими микрофонами и всей необходимой техникой, гитары, ударные, синтезатор. А у другой стены – мольберт и детские столики с пластилином, глиной, всеми видами красок и карандашей, цветной бумагой и прочей нужной ерундой. И уголком стоял красный диван с кучей разноцветных подушек.
Одним словом, такой стала цель жизни знакомых нам Мии и Мануэля – творить и дать все, что нужно для творчества, своим детям.

* * *

Мия сидела в студии на диване, поджав под себя ноги. Она задумчиво разглядывала бокал белого вина, который изящно держала своими длинными пальцами. Через окна на пол падал белый свет луны, придавая еще большую волшебность комнате. Русые волосы сеньоры Агирре кудрями распадались по черному платью, идеально обтягивающему её фигуру. Странная улыбка слабо тронула её губы, когда она закрыла глаза. Накрашенные ресницы трепетали. Вдруг из уголка глаз выскользнула одинокая слеза, быстро, словно боялась, что её заметят, сбежала по щеке и упала на коленку. Где-то далеко внизу раздался звонок в дверь, Мия тряхнула головой, стерла кончиками пальцев мокрую дорожку, поднялась и направилась к лестнице, стуча каблуками по деревянному паркету.

- Соня, я так безумно соскучилась! – через несколько минут говорила Ми, обнимая сеньору Колуччи. – Ты не представляешь, как мне тебя не хватает!
- Представляю, милая, мне тебя тоже! Но я не могу больше проводить у тебя все время, ты же знаешь, у нас обеих семьи… как забавно это звучит, - сверкнула ослепительной улыбкой экс-Рей.
- Но все равно нужно почаще встречаться! Просто так, без повода, - повисла тишина. – Проходи, скорее. А где папа и моя племяшка?
- Франкито паркует машину, а Габи уже забрали твои хулиганы, - сказала Соня, снимая кардиган. – Чем ты сегодня нас удивишь?
- Увидишь, - ответила хозяйка, провожаю мачеху в гостиную.
- А где Мануэль?
- Думаю, в саду. Отправим к нему Франко, - Мия подошла к задернутой портьере. – Вот мой сегодняшний сюрприз.
За портьерой оказались…
- Они прекрасны! – воскликнула Соня, подходя ближе. Её глаза наполнялись слезами, хотя на губах играла улыбка. На стене висели портреты Мариссы и Пабло. Мари озорно сверкала карими глазками. Это была одна из самых последних её фотографий – такая живая и… настоящая, как она сама. Прямые рыжие волосы ниже плеч по-детски прихваченные сбоку ярко-оранжевой заколкой, желтая футболка с красной надписью – вот она, та самая Марисса, которую они все помнили. Соня коснулась щеки своей дочери и перевела взгляд на Пабло. Видимо, фотограф пытался переупрямить его и заставить надеть костюм. Ему не удалось – костюм Бустаманте надел, но воротник рубашки расстегнул, бабочку развязал, и теперь она грустно болталась на груди, но на радость мастеру пиджак парень оставил. В голубых глазах плясали огоньки, появившиеся там с тех пор, как в сердце его появилась Марисса. Улыбка, та самая улыбка, сводившая с ума всех девушек, озаряла его лицо и всех вокруг. Колуччи провела по рамочке, спрашивая Мию:
- Откуда у тебя такие фотографии?
- Фотограф – мой знакомый. Ребята не забрали их, и за небольшую услугу он продал всю фотосессию мне.
- Потрясающе… как он смог запечатлеть их такими, какими они были…
Мия обняла Соню сзади за плечи и уткнулась носом ей в волосы. Так они и стояли, пока не пришел Франко.
- Мия, доченька!! – он приподнял дочку и покрутил вокруг себя. – Ты все хорошеешь!
- Папочка, не льсти мне! У меня появляются морщины! – вздохнула Ми, разглаживая «морщинки» на лбу. – Я старею!
- Прекрати, дорогая! Ты у нас самая красивая на свете!
- Мия, представь, что бы сейчас сказала Мари! – улыбнулась Соня.
- Конечно… - фыркнула Мия. – «Колуччи, еще одно слово и я накачаю в тебя столько ботокса, что руки и ноги перестанут шевелиться! Зато будешь вечно молодой! Не думаю, что Мануэль переживет, если ты будешь лежать как мебель в кровати, и уйдет к Сабрине. А у тебя будет идеальная кожа!» - передразнила сестру сеньора Агирре. – Мне так не хватает таких реплик!..
- Звони нам, так уж и быть, я попробую осыпать тебя колкостями в духе моей девочки…
- Никто не заменит мне мою сумасшедшую сестрицу! – экс-Колуччи обняла отца и вздохнула.
- Дорогая, а где твой обожаемый муж?
- Во дворе, пап. Сходишь к нему?

* * *

Тихие переливы гитары вливались в безмолвие ночи, как растопленный шоколад в стакан с водой – сначала держась обособленно, а потом постепенно растворяясь. Две луны отражались в блестящих карих глазах, пустым взглядом изучающих небо.
В голове мелькали с огромной скоростью, как спортивные машины на трассе, мысли, воспоминания… сколько ненависти было сначала в их отношениях. Как тяжело было перебарывать себя, чтобы даже просто находиться в одном помещении. Как глаза метали молнии, а губы шептали сотнями, тысячами проклятья, мечтая только об одном: чтобы другого не существовало на этом свете. Но эта неприязнь была всего лишь данью традициям, воспитанию, всему, что они, мятежники, стремились сломать, в чем они скоро сами и убедились.
Он часто думал о том, почему же он вспомнил тогда, после операции именно Пабло. Пусть даже их связывала крепкая дружба, но он никогда не называл Пабло лучшим другом, не пускал его в самые темные уголки своей души. Были же еще Маркус, мама, старые друзья, Мия, наконец. Но нет, судьба, Бог или что-то еще неведомое распорядилось так. Тогда Пабло возился с ним, хотя теперь Мануэль отчетливо вспоминал отчаяние в его глазах, ужас, когда он, Ману, не мог сделать элементарных вещей. Память вернулась, а вместе с ней пришла и благодарность, и понимание, что найти такого друга – счастье. И с того момента Бустаманте стал ему как брат. Нет, больше – он стал ему братом.
А Марисса… она так логично вошла в его жизнь, что даже не вызывала сомнений – её невозможно было не любить. Даже сейчас он словно чувствовал её дыхание за своей спиной. Она всегда была с ним… только сейчас, наиграв пару аккордов её первой песни, он понял, что она просто превратилась для него в ту мятежность, что всегда жила в его душе.

- Мануэль? – раздался знакомый голос сзади. Мексиканец вздрогнул и обернулся.
- Франко? Ты уже здесь? Я не слышал, как вы приехали!
Франко улыбался той самой улыбкой, которая делала его Франко Колуччи, обнимая парня и похлопывая его по спине.
- Ничего. Присядем?
- А как же Мия? Она ждет нас к ужину. И Соня с Габи… я еще не поздоровался… - засуетился Ману.
- Расслабься, они все понимают, - уставшие глаза мужчины упали на бутылку виски, стоящую рядом со скамейкой. – Вспоминаешь ребят?
Мануэль кивнул, зажмурился. Потом резким движением взял в руку бутылку и сделал большой глоток, слегка поморщившись. Франко внимательно следил за ним. Когда Ману отпустил бутылку, тоже сделал глоток.
- За них… - сказал Колуччи. – за них…

У любви есть зубы, и она кусается. Любовь наносит раны,
которые не заживают никогда, и никакими словами невозможно
заставить эти раны затянуться.В этом противоречии и есть
истина - когда заживают раны от любви, сама любовь уже мертва.

Стивен Кинг

* * *

Габриела шла с Соней по улице, кишащей людьми. Мама что-то громко рассказывала. Откуда-то вынырнул мужчина в костюме клоуна и предложил леденцы. Габи улыбнулась и протянула руку к разноцветной конфете, Соня засмеялась и попросила сразу три. В этот момент кто-то толкнул девочку, и она повернулась посмотреть, кто это. Когда же она развернулась обратно к маме – той уже не было. Не было и продавца конфет. И вдруг все краски исчезли из этого мира – люди стали одинаково серыми, небо тоже окрасилось акварельно-асфальтовой дымкой. Мимо неё проносились люди, отдаляясь и сливаясь в один поток черно-серого цвета, двигались и двигались вперед, и где-то далеко превращались в ворон, с громкими криками взмывая в небо. Крики птиц, топот людей, шорох одежды и крыльев и полное отсутствие красок… Девочку охватил ужас. Она пыталась кричать, но из горла вырывался вороний крик. Она плакала, но ни одно существо не отозвалось на её голос, как будто её и вовсе не существовало.
Вдруг пелену сумерек пронзил яркий луч света, и тени расступились, будто ощутив его тепло. Из-за облаков спускался светящийся шар. Он приближался к земле, постепенно становясь похожим на фигуру. И вот уже коснулась ногами макушек спешащих превратиться в птиц людей женщина. Она была одета в белоснежное платье до пят, сверкающее камнями в свете, который она излучала. На голове была диадема, от которой шел самый яркий, самый слепящий свет. В карих глазах женщины ютилась любовь, так и норовя вырваться наружу. Изящные губы нежно улыбались. Что-то смутно знакомое было в её лице, но Габи не могла понять что.
Не говоря ни слова, она протянула руки к малышке, словно приглашая её уйти из равнодушного мира, и Габриела пошла. Пошла, перебирая ногами, прямо по воздуху, пошла к кареглазой девушке в белом платье. Когда она подошла совсем близко, женщина присела на корточки, принимая ребенка в свои объятия. От неё пахло корицей. Габи зарылась носом в каштановые волосы, закрывая глаза – рядом с этой женщиной было так тепло, так хорошо… От неё шло такое родное тепло. Губы сами собой прошептали: «Мама, я люблю тебя…»

Соня вошла в спальню малышки и присела на край кровати. Солнце уже заглядывало одним глазом в комнату, освещая половину лица Габриелы. Девочка морщила лоб во сне – наверное, неприятный сон. Вдруг её лицо озарила улыбка, и она прошептала:
- Мама, я люблю тебя…
Колуччи вздрогнула и погладила девочку по голове. Внутри горечь, смешанная с теплом, начинала медленно подниматься к горлу. Соня замерла на мгновение, уплывая в свои мысли, потом пришла в себя:
- Габриела, пора вставать, - бодро сказала она, подскакивая с кровати. Девочка недовольно заворочалась. – Вставать, я сказала, - Габи поднялась, потирая глаза. – Да, вот так. Я пошла накрывать на стол. Жду тебя через пять минут внизу.
Габриела проводила Соню глазами. Все внутри еще трепетало от увиденного сна. И почему она назвала кареглазую женщину с волосами, пахнущими корицей, мамой?

* * *

Пока машина неслась по улицам по направлению к школе, а Соня вдохновенно рассуждала о планах на неделю, спорте, правильном питании и новой коллекции Франко, Габриела возвращалась к последнему школьному дню. Для неё самой оставалось загадкой, почему она убежала тогда. Соледад ничего не сделала. Но внутри все перевернулось, возвращая обратно к тому дню. Габи закрыла глаза и втянула носом воздух. Глупости.
- Габриела, ты меня слушаешь? – донесся откуда-то голос Сони.
- Да, да, да. Не волнуйся, у тебя все получится.
- Ты о чем?
Габриела повернулась к маме. Та недоуменно смотрела на неё через зеркало. Девочка пожала плечами.
- Ты никогда меня не слушаешь… - насупилась мама.
- Ну мааам!!
- Все, молчу. Действительно, зачем слушать маму? Вон, Марисса тоже не слушалась…
- Соня, останови машину, я сама дойду!! – возмутилась Габи.
- Но…
- Останови!
И она остановила. Габи выскочила и хлопнула дверью. Соня закрыла глаза. И зачем она опять упомянула Мариссу… Ведь клялась, что позволяет себе говорить о дочери только в день её рождения и смерти…

Марисса, Марисса, опять Марисса. Да, Соня совершенно иначе любила Мариссу. Любила беззаветно, и, Габи казалось, иногда забывала, что у неё есть еще живая девочка помимо безмерно любимой мертвой Мариссы. Ребенку тяжело принять такое. Тяжело, когда твоя пока короткая жизнь похожа на ад, а самые близкие люди живут лишь прошлым.
Иногда Габи казалось, что мама её совсем не любит. Иногда она ненавидела за это Мариссу… за эти мамины слезы, за бесконечные разговоры о ней, за то, что в мамином сердце все еще оставалось слишком много любви для мертвой дочери. Иногда напротив – ей безумно хотелось, чтобы она была рядом. Чтобы была еще одна сестра, кроме Мии. Мия замечательная, но от её причуд очень быстро хотелось лезть на стену. А Мари всегда казалась другой, более похожей на Соню, а значит и на неё, Габи. Нет, конечно, она знала почему – у Мари и Мии были разные родители, и сестрами они были только понарошку. Их мало что объединяло, но одним из этого немногого была Габи – в ней смешалась кровь мамы Мариссы и папы Мии. Габриеле всегда казалось это забавным.
Удивляясь обилию мыслей в своей маленькой голове, она добралась до школы. На ступеньках сидела Соледад. Короткие волосы были собраны в десяток маленьких хвостиков, вместо бус на шее болталась картонная звездочка на цепочке, желтые балетки сменились на зеленые кеды. Девочка плела фенечку, прицепив нитки к джинсам на коленке большой английской булавкой с утенком. Услышав шаги, девочка подняла голову.
- Габриела! – ловким движением руки булавка вместе с заготовкой отправилась в карман, и вот Сол уже стояла рядом. – Может, ты объяснишь, что тогда случилось, и почему тебя не было вчера?
- Привет, - нервно кивнула девочка. – Ничего не случилось. Я не хочу сейчас об этом.
- Ладно, забыли, – согласилась Соледад. – А почему тебя не было?
- Просто вчера было шесть лет, как умерли моя сестра и её муж. Мы ездили к другой сестре и на кладбище…
- Ой, извини, я не знала… мне жаль.

* * *

Соня ждала Габриелу, нервно посматривая на часы. Звонок уже прозвенел, и ученики начали шумными стайками покидать школа, разбредаясь по родителям. Наконец, Габи выбежала из дверей школы в мамины объятия.
- Мамочка, я так соскучилась! А мне сегодня учительница поставила две пятерки!
- За что, солнышко?
- Мы писали сочинение «Моя семья». Я написала очень красиво, меня хвалили и даже прочитали его вслух для ребят.
- Видишь, ты у меня умничка! – улыбнулась Соня. – А у меня для тебя сюрприз.
- Какой?
- Приедем домой – увидишь, - она взяла малышку за руку и повела к машине.

* * *

- Габи, это твой преподаватель по музыке, - мужчина, сидевший на диване привстал, улыбаясь. На вид ему было лет двадцать пять, из-за аккуратных очков без оправы поблескивали озорные, но словно какие-то уставшие темные глаза; короткие каштановые волосы весело торчали на голове, на губах застыла мягкая, обворожительная улыбка. С первого взгляда можно было понять, что перед вами человек, живущий творчеством
- Я – Вивиано Лопес, - мужчина протянул ей руку, и Габи робко пожала её.
- Очень приятно, сеньор. Я – Габриела.
- Я вас покидаю, - улыбнулась учителю Соня и пошла к двери, - Удачи.
Они еще мгновение смотрели на дверь, потом Вивиано заговорил:
- Ну, что ж, начнем? Ты любишь музыку?
- Очень, - кивнула Габи.
- Здорово. Я тоже очень люблю. Музыка – это моя жизнь.
Габриела улыбнулась. Что-то незримое, притягивало её к этому человеку.
- А что мы будем делать? – спросила она, проходя к пианино.
- Твоя мама хочет, чтобы ты научилась играть на пианино, на гитаре, разобралась с сольфеджио…
- А что это такое?
- Сольфеджио? – девочка кивнула. – Это нотная грамота. Ты пишешь буквами, а музыканты – нотами. Там тоже есть свои правила.
- И я тоже научусь писать нотами?
- Обязательно! Но сегодня, - парень открыл крышку пианино. – Мы не будем ни играть, ни учиться писать.
- А что мы будем делать?
- У тебя есть цветные карандаши? – вопросом на вопрос ответил он, подмигивая ей одним глазом.
- Конечно!
- Неси их сюда!
- Они здесь, - девочка достала из ящика стола большую коробку с карандашами и бумагу.
- Отлично. Давай я буду играть, а ты в этот момент рисуй то, что тебе диктует музыка и твоя душа, хорошо?
- Как диктант?
- Да, что-то вроде диктанта, – глаза малышки зажглись в ожидании чуда. - Готова? – девочка кивнула. – Начинаем!
Он потер ладони друг об друга и начал играть. Его пальцы порхали над клавишами, казалось, не касаясь их. Габриела закрыла глаза. Потом открыла их и начала рисовать. Переливалась, менялась музыка, рисуя образы в её воображении.
Когда музыка остановилась, Габи разочарованно выдохнула – она только вошла во вкус.
- Нарисовала?
- Да, - девочка протянула Вивиано лист. Какое-то время он молча изучал рисунок, потом положил на пианино.
- Хочешь что-то добавить на словах?
- Эта музыка похожа на луну.
- Почему?
- Потому что она такая… как будто хрустальный шарик. И как будто светится.
Лопес пронизывающим взглядом смотрел на новую ученицу. Габи занервничала.
- Я что-то не так сказала?
- То, что ты говоришь – в любом случае правильно. Потому что каждому музыка говорит что-то свое.