Глава 1, Марисса
Под слова «…on a Venus day…» я вывалилась, в буквальном смысле слова, из толпы потных, раздетых тел. Никакой идиосинкразии к Royal Gigolos, просто не могла больше выносить спертый воздух, да и закурить хотелось. Широко зевнула, пытаясь как-то сладить с заложенными ушами. Что ж, сама виновата, дурочка, нефиг под колонками выплясывать.
Плюхнулась за стойку. Бармен заинтересованно взглянул, я полюбопытствовала, есть ли в наличии Мари Бризар. Он не услышал, пришлось заорать. Без толку. Мальчик, грудь которого украшала, как трофей, карточка «Рауль», залез на барную стойку, упираясь в неё острыми коленями. Рауль был в килте. Тьфу, надо же было в ирландский клуб припереться. В ответ покачал головой. Словами, жестами и телепатией пришлось заказать клубничную Маргариту. Закурила. Вздохнула. На секунду зажмурилась, думая, что я тут делаю среди ночи. Ясно что. Очередной непонятно зачем отирающийся рядом бойфренд. Я не заводила себе парней, они не хомячки, но, как тараканы, эти придурки заводились сами. И звали их, как на подбор, всех до единого – Пабло. Вдруг захотелось очутиться где-то далеко… а лучше, когда-то давно. Очутиться с ним…
… и как он любил целовать мою шею. А я ощущала щекой его взгляд, и пробовала на вкус его имя. Слушала его речь, - плавную, сладкую, густую, глубокую, - как ирландский сливочный ликер. И меня уносило, опьяняло, пока его язык рисовал на моем теле, пальцы царапали по спине Модильяни…
Я опять закружилась в паззльной мозаике того, что было. Вздрогнула, когда поняла, и резко затянулась. Как обычно, стоило только об этом подумать, как я судорожно обхватила руками талию, обнимала себя всё крепче и крепче. «Не твоя» - прошептала в потолок, обращаясь то ли к Пабло (ещё неизвестно, какому), то ли к небу. Дышать стало почти невозможно, я бросила непочатую Маргариту, оставив на стойке купюру. Выбежала. Воздуха мне. Подушку кислородную, капельницу глюкозную…
«никакого кислорода больше нет
я пишу стихи на пачке сигарет
я пишу свои следы по мостовой
кланяясь разбитой головой»
- Постой, - оборачиваюсь, сбившись с шага. Как я могла связаться с таким уебком? – Ты так рано убегаешь? – закатываю глаза к небу (опять) и иду вглубь улицы, «Отвали!»
Схватил за локоть, развернул. Боль пробежала электрическим током по руке, нервы загудели.
- Отпусти! – прошипела сквозь зубы, из последних сил сдерживаясь от воя. Нет, ну что за херовый день? – Пабло, убери руку.
Он молчал, тяжело дыша, пропуская воздух через ноздри. Покраснел.
- Я ухожу, - прорычала, выдернула онемевший локоть, не решаясь его даже размять, не желая показывать, что очередному Пабло под силам сделать мне больно. Это имя… его следует вычеркнуть из словарей. Всех пабл собрать на горе и заказать туда точечный бомбовый удар. Не отводя взгляда, медленно отошла.
«и от нервов по щекам размазав тушь
приземляюсь в зеркала холодных луж
это лето так похоже на конвой
кланяюсь разбитой головой»
Бежала, спотыкаясь, прижимая к животу сумку, неосознанно застывая перед его домом. Упала на стену дома, царапая лопатки и предплечья, с силой стукнулась затылком о кирпич. Перед его подъездом. Дура… Искала глазами его серебристый Бимер (и что за тупое слово? Кто его выдумал?).
Я нашла машину, на свою голову. Так темно, но я сквозь дым и соль могла рассмотреть две фигуры. Он вел её, скучающим взглядом скользя по её серебряному лицу, единственному, что можно было разобрать в тусклом свете фонаря. Его механические, слишком ровные шаги уже не принадлежали её пониманию.
Мне стало казаться, что он мне нужен. Когда? Наверное, вначале было выгодно его любить. Выгодно и престижно – его яркие глаза и холодный шрам где-то между вторым и третьим ребром. Хотя… наверное, я любила его всегда. Уверенно оттолкнулась спиною от своей стены-подпорки. Хотелось просто увидеть её серебряное лицо.
Не могла разобрать, как он выглядит, даже со спины, фигура словно размывалась. Но я почти кожей ощущала, как он, наклонившись к ней, целует, облизывая языком нёбо. В десятке шагов от такой маленькой и незаметной меня. Передернуло, глаза сами по себе обратились к небу. Но где-то по дороге споткнулись, с разлету врезавшись в одно из окон. На втором этаже, сжав ладонью занавеску, ту же сцену наблюдала девушка… женщина… она. Тонкая фигура, неестественно бледная в свете луны кожа, темные волосы… И хотя издалека разобрать было сложно, мне показалось, что она… загнанна. В пятый угол. Если бы я умела видеть ауры, на этой жирным шрифтом было бы выведено: «Опасность». Надоело…
Я сматывалась оттуда, не в силах протолкнуть в глотку хоть вздох. И только у школы поняла, что снова плачу.
«рыцарь топится в рисованном пруду
добровольно на расстрел души иду
миллиметр проползая до угла
снег целует ядовитая игла»
Я всегда ненавидела утро понедельника. Это закономерно, в общем, все его ненавидят. Но сила моей ненависти наверняка давала форы так же настроенному большинству. Мы с Лухан полуофициально переехали из общежития с молчаливого попустительства воспитателей и Дунофа ещё в начале года. Соня закатила истерику, взяв на вооружение вечные обмороки Мии, а затем отказалась за помещение платить. Мы с подругой только хмыкнули, да сняли с депозита – наследства Бласа – нужную сумму. Попрыгав немного на утреннем холоде, выпив две чашки крепкого кофе и выкурив три сигареты, я была морально готова отправляться в родные пенаты.
Но это не значило, что в первом же коридоре я должна была налететь на Пабло Бустаманте. Почти неосознанно, я обняла руками талию. Он скривился, как от удара, а обычно голубые глаза посерели. Ублюдок, как же хотелось во всем его винить… Иногда даже получалось ненадолго, пока привычные вина, ненависть и глухая боль не начинали пульсировать в горле объемным клубком.
«белой кожей, как побелка на стене
я похожа становлюсь на этот снег
ничего, что слов не помнит голова
я пишу и я почти еще жива»
- Марисса, - я оглянулась, встречаясь взглядом с Хавьером, - Постой.
- Я стою, - иногда наши вялые попытки изобразить дружбу выводили меня из себя. Но, если не считать Лухан, он единственный из всей школы продолжал со мной разговаривать. Остальным слишком уж нравилось обвинять меня во всех смертных грехах, в частности, в плохом настроении Пабло Бустаманте, а мне было лениво извиняться, и брезгливо оправдываться. Ну не умела я изображать взгляд побитого котенка, да и не хотелось.
- Ты знаешь, что девушка Пабло… - заискивающе заглядывая мне в глаза, начал было последний друг.
- Хави, меня НЕ интересуют девушки Бустаманте, - собралась скользнуть в класс и привычно притвориться, что меня не существует в этом пространственном континууме.
- Её убили, - слова ударились мне в спину, сшибив с ног и уронив прямо на парту. Дернул же черт взглянуть на её серебряное лицо.

Глава 1, Лу
Он уснул, я почувствовала, как его дыхание вернулось к прежнему ритму.
Села на край нашего облака, нащупала в темноте пачку вечного проклятия коренных американцев. От одной спички подкурила и зажгла две свечи. Сделала длинную затяжку. Опустила веки. Я уже больше месяца в этом чужом городе, в этой столь далёкой для меня когда-то стране. Я не знаю, почему мне пришло в голову выкрикнуть «Буэнос-Айрес», на его, - «Вали из моей жизни, убирайся, куда хочешь!»?. Через 2 дня на постели я нашла билет до моей глупости, ключи, адрес, паспорт, и записку «Я хочу пожить без тебя, на твоём счету деньги, Рик встретит тебя в Мадриде, и привезёт в город твоей мечты». Красноречие он обменял в первом классе на сигареты, едко подумала я. Но через секунду мне уже было пофиг, я считала, сколько мне нужно чемоданов. «…it’s a new day, it’s a new life for me, and I feel GOOD…»
Так всё и случилось, в точности соответствуя его жалкому извинению прощания; Рик даже довез меня до моего нового дома. Это была когда-то его квартира. 2-ой этаж, 2 комнаты, двухуровневое гиперсимметричное пространство, вечная статика, скука смертная. Рик сказал, что устроил меня на работу, в какую-то школу, преподавать экспериментальный курс истории мировых культур. На замечание о моём несовершенном испанском и вопрос зачем Рик бросил: «Ты умная девочка, быстро привыкнешь, и чтоб не умерла со скуки». Он отвечал чётко и коротко, от его слов хотелось блевать.
- Я заеду за тобой в понедельник с утра. Отдыхай.
«Хреново у него получалось мстить, если это и была месть. Очень старается меня проучить, думает, я умру, не выдержу, потеряю себя, приползу обратно и буду вытирать волосами его пятки. Мужское самомнение заменяло ему лимфу…бедный мальчик», и улыбнулась, «Учусь жить без него». А может, я зря позволила себя спровоцировать?
Теперь, когда меня спросят, что я ненавижу больше всего в жизни, я отвечу - часовые пояса. В тот вечер я легла рано, в 6, точнее упала и уснула. А проснулась в 3 ночи, причем так, как будто солнце дразнило меня кончиком языка.
Но это было не солнце, а яркая луна в жуткой смеси со столь противным мне светом уличного фонаря. Закажу ставни, свинцовые, с лубочными прорезями в виде сердечек.
Накинув халат, я подошла к окну, уселась на подоконник. Под фонарём стояли парень с девушкой, точнее я застала их в тот момент, когда он, перегнав её на полшага, остановил поцелуем. У неё были прекрасные волосы, очень длинные, я заметила её лицо, но не разобрала черт, зато моё воображение нарисовало эдакую куколку с точеным носиком. Я поморщилась. «Небось, пустышка» - быстро поставила на неё штамп. Он так и не повернулся ко мне лицом, но я отметила озорные кудри на его светлой голове. Херувимчик.
Они покинули поле моего зрения. И тут меня осенило, папиросы, я же привезла с собой это чудо флоры. Затяжка, ещё пара. Улыбаюсь, расслабляюсь, исполняю ритуальный танец - ватные ноги - под свой собственный аккомпанемент. Открыла глаза, ангелочек возвращался. Один. «Провёл кралю до дома» - съязвила я и чертыхнулась, прожгла сигаретой халатик, дура. Его профиль, я напряглась, прижалась лбом к холодному стеклу, но заметила только контур, какая-то мистическая сила прятала его лицо в тени. Но, самое весёлое было впереди, он зашёл в мой подъезд, блин, полуночник живёт со мной в одном доме.
Воскресенье прошло быстро, я полежала на диване, посидела на всех стульях, валялась на постели, в мягких ворсах ковра, прослушала все захваченные с собой пластинки битлов, With the Beatles - трижды, вышла во двор, разведала месторасположение ближайшей кондитерской, купила шоколада и бутылку белого вина. Размышляя о том, что не пристало такой красивой девушке переживать по поводу одиночества, я зашла в подъезд, и чуть не лишилась бутылки своей истины, потому что упёрлась в чью-то спину, подняла глаза и, о «привет, херувимчик!»
Он сначала извинился, смутился, а потом улыбнулся. «Обольститель», ухмыльнулась я.
- Привет, - прикоснулась щекой к его щеке, имитируя поцелуй.
- Здорова. Пабло, - снова улыбнулся он и мгновенно оценил меня взглядом. Казалось, я ему понравилась.
- Лу, - коротко ответила я, обнажая резцы.
- Лу от? - подсказывал мне Пабло.
-От Лу-лу, - кокетничала я, и добавила серьёзно, - Луз.
- Твоё произношение… подозреваю, ты не местная? - деликатничает, с чего бы? Попыталась вырисовать из тумана его психологический портрет.
- Центральная Европа, - уклончиво, - решила пожить у вас, пишу диссертацию, - сочиняла на ходу я, и в уме уже просчитывая расклад на то, что если, мы начнём ближе общаться, мне придётся как-то объяснять первую версию, - Вру, я в федеральном розыске, Аргентина предоставила мне политическое убежище, - я пыталась как-то выползать из болота своего воображения, но явно шла ко дну, - Опять вру, но разве это так важно?
- Нет, - и опять уголки его губ поползли вверх, - Долго здесь будешь скрываться? - Разрядил он обстановку, - Я живу на 4-м.
- А я на втором, - и дальше с надеждой, - Значит нам по пути?
- Нет, я спешу, дела, - и его лицо изменилось, похоже, его важные дела, были не из приятных.
- Ещё увидимся.
- Не сомневайся, - подмигнул, и на прощание быстро чмокнул в щёчку.
Я проводила его взглядом, и тут меня осенило. Профиль!!! У полуночника был другой профиль, прямой немного агрессивный силуэт. Я не могу ошибаться, но, вероятность была. Довольно беспечно и быстро свалила всю вину на усталость, недосып и травку.
Я поднялась к себе, открыла бутылку, сделала пару глотков, несколько минут размышляла, как мне выкручиваться завтра на преподавательском посту. Видно, глотки были выпиты не зря, они явно придавали нужное ускорение моим идеям, и через пару секунд я уже довольно улыбалась. Чтоб закрепить успех я сделала ещё глоток, закрыла глаза, и далее по схеме отбой-подъем и папироса.
Как и грозился, Рик постучал в 7 утра в понедельник. Я была уже готова, и дурь почти отпустила.
- Не спишь? - я запустила в него плюшевым медведем. Издевается.
- Просто встала раньше, - процедила я, - Морально готовилась к встрече с детками, - и добавила, - 4 часа.
- Ладно, поехали, - не поняв юмора, ответил он.
Он сидел за рулем, я села рядом, максимально откинула и отодвинула переднее сидение. Люблю ездить полулёжа. Включила радио: «О, шикарно!» - C’mon baby light my fire, надо бы запомнить станцию, приготовилась подпевать, но Рик резко отключил радио.
- Я сейчас отвезу тебя в школу, потом, заберу, и ты переедешь в другую квартиру.
Ведёт себя как мой папочка, решила его перекривлять.
- В школу, а потом, а потом... - и тут до меня дошёл смысл его слов, - Что??? - Вытаращилась на него, - С какой стати, я уже привыкла, подружилась с портье, тут лучшие булочки во всей Аргентине, очень удачное расположение окон, - в ход шли самые нелепые аргументы.
Он не посчитал нужным объяснить, а швырнул в меня газетой.
- И что?
- Читай!
- Ты уже прочёл вот и расскажи своими словами, будь хорошим мальчиком, - и я кукольно захлопала ресницами. И, новая победа моего обаяния.
- В ночь с субботы на воскресенье, между 2 и 4 часами ночи возле дома, где ты пока проживаешь, убили девушку, в извращённой форме. В газете её фото.
У меня перехватило дыхание, так это же та самая блондинка, её овал лица, волосы.
- Какой ужас! - и быстро нашлась, - А причём здесь мой переезд? - мой эгоизм не знал предела.
- Там не безопасно, я должен тебе помогать, и вообще странно, что ты об этом не знаешь, к тебе должны были зайти следователи, все воскресенье там проводилось расследование, все стоят на ушах.
- Это я весь день стояла на ушах, точнее в наушниках, и лежала, - объясняя скорее себе, чем ему, - Вышла только под вечер. Давай закроем тему, я никуда не переду.
-Ладно, моё дело предложить.
«Хорошо, хоть не настоять. И не надо мне помогать»

Глава 2, Марисса
Нет в жизни большего удовольствия, чем сидеть в будний день в свободный час в комнате отдыха, если ты – Марисса Андраде. Это поначалу было ужасно, а теперь душный воздух всеобщего презрения, забиваясь в бронхи и ноздри, действовал mere кокаин. Моей единственной силой всегда была сила противодействия.
Против обыкновения, Пабло не ошивался тут, со своим страдальческим выражением на личике. Неужели оплакивал героически погибшую бывшую с серебряным лицом? Полюбилось ему изображать из себя Байроновского, блин, романтического героя. Правильно, раз уж не отягощен печатью интеллекта на прикрытом золотистой челкой лбу, то почему бы и не поиграть в битого, всё ещё переживающего трагедию неврастеника. Конечно, никто не задается вопросом, откуда у него вообще могли взяться нервы.
К примеру: Лаура. Бывшая некогда лучшей подругой. Старательно, как делала в этой жизни всё, лизала язык своего Гидо (бэ, ну какая всё же гадость…). В перерывах жалобно, серьезно и обвиняюще смотрела на меня. Наверное, ожидала, что я в припадке раскаянья упаду на колени и переживу катарсис. Хищно ей улыбалась, чтобы весь набор передних зубов сверкал. Она ещё более серьезно и смиренно отвернулась, возвращаясь к прерванному занятию. Позволила мышцам немного расслабиться.
Нет, ну какое всё же развлечение поголовная к тебе ненависть! Курить хочу.
«когда я умру, над моей головой
они нарисуют нимб.
и крылья, прижатые к мостовой,
видимы только им.»
Новый воспитатель, которого Дунофф, не способный перестроиться, а с его подачи и вся школа, до сих пор называл то Бласом, то Эредией, нашел меня на ступеньках школы. И опять этот потрясающе взволнованный, кроткий и обвиняющий «что-же-ты-наделала-глупая-девочка» взгляд.
Вызывающе глубоко затянулась. Сейчас пойдут нравоучения. А я так люблю эту волынку.
- Андраде, директор собирает весь курс в классе, - и беззвучно удалился. Отбросила окурок и поднялась, отряхивая зад юбки от пыли с чужих – и своих – туфель. Трепетно обожаемый мною Свинюк опять решил прочехвостить состояние мозгов пятого курса? Однозначно, что бы у него в заднице не было, пора это вынимать.
Мануэль вел под локоть Мию. Прикусив щеку, скользнула за поворот.
«и все будет белым, почти слепым,
и ты не сможешь достучаться до тех,
кто хочет, чтобы ты просто был
пылью, танцующей в темноте.»
- … пригласил преподавателя из Европы. Сеньорита… - я почти незаметно проскочила в класс, и наткнулась взглядом на неё. Тонкая фигура, почти болезненно хрупкие запястья, пара серо-зеленых глаз. Тут же уставилась на кончики своих кед, чтобы не выдать выражения лица, - Луз Сантос, ваш новый учитель по истории европейской культуры.
Выставив Свинюка за дверь, она начала обычный неуклюжий треп новых преподавателей. Сладив со взглядом-предателем, нацепила любимый образ «наивная наглость».
- А почему бы вам не убраться в свою Европу? – ещё и наигранно хлопнула несколько раз ресницами.
- Имя? – все вокруг потрясающе быстро заткнулись, остался только наш с ней диалог на всех мыслимых сенсорных уровнях да гул машин, от которого почти незаметно вздрагивало стекло.
- Марисса Пиа… - закончить она мне не дала, оборвав на полуслове. Ах, ей не нужна моя фамилия, ну надо же. Я эту фамилию когтями выдирала, между прочим. Правда, и саму её оборвали на полуслове, но вот тут ждать от меня благодарности было бы тупо.
Как всегда, в помещение он заваливался с видом властителя.
- Извините, - он улыбнулся и… подмигнул ей? – Привет, - я искренне, всеми фибрами души ненавидела этот голос, - … у меня были дела.
- Смотри, Пабло, чтоб твои дела не сыграли с тобой марш Мендельсона, - невыразительно сказала я, пока что-то на задворках сознания теплилось.
- Не твоё это дело, идиотка, - он, как обычно, ответил невпопад.
И тут какой-то огонек в мозгу вспыхнул грибом взрыва.
Пабло. Эта дамочка. Знают друг друга. Ночью. Окно. Серебряное лицо. Убийство. Убийство?
Сама не заметила, как мелко затряслись пятки, непривычные, что в них вдруг забилось сердце. Хотя нет… похоже, оно раздвоилось, потому что билось и стучало ещё и в ушах. Тихо вышла из класса.
«когда я умру, заберу с собой
часть белого порошка.
в головоломке над головой
не дрогнула их рука.»
Они улыбались. Оба. Прямо посреди коридора, который я привыкла считать своим. Подслушивать не хотелось, и я снова, полюбившимся маневром, очутилась за углом. Забыла уже, когда не пряталась. Стало вдруг так противно в собственных туфлях, пришлось спуститься по стенке, тяжело вдыхая, и осесть на полу, впечатывая затылок в беспещанку. Дыхание узелками завязалось у запястий, вата в ушах зазвенела, перед глазами заплясали звёзды. Убийство… Боже, неужели ему настолько скучно? Как он мог настолько избаловать сам себя?
- Марисса? – я скорее догадалась, чем услышала. Не надо, Боже, только этого мне не надо. Мне не нужна эта фальшивая забота в его голосе. Сердито выпрямляюсь, делая вид, что способна что-то видеть, - Интересный у тебя оттенок тонального крема. В похоронном бюро покупала?
- Бустаманте, там я покупаю себе только любовников. И, знаешь ли, любой из них в постели потеплей, чем некоторые, не будем тыкать пальцем, - замечательно, хоть ответ и туповат, зато голос лишь самую малость хриплей, чем обычно, - И вообще, пойдем к Ману и Мии, играть. Желательно не вместе, - и я попыталась, не отпуская пляшущей под ладонью стены, гордо продефилировать в класс. Полгода назад нам выделили помещение для репетиций.
Между двумя отчаянно подавленными приступами тошноты, пока я умоляла себя не блевануть, уши сами по себе, не повинуясь хозяйке, услышали язвительное: «Не притворяйся слабой, я всё равно не верю».
«похожий на детский страх темноты,
на мифы добра и зла,
я стану белой, и только ты
не сможешь меня узнать.»

Глава 2, Лу
«Не самая дешёвая альма-матер» - первая мысль, которая ворвалась в мой больной мозг, «хотя это была пока единственная, какую я здесь видела». Мы зашли в кабинет директора, дорогу к которому Рик, похоже, прекрасно знал.
- Здравствуйте, Риккардо, как ваш отец?
«Так вот в чём фокус»
- Отлично, сейчас в Мадриде, приезжает через пару недель. А вот, - и он повернул ко мне голову, - Это моя кузина.
Я натяжно улыбнулась. «Попала девочка, по блату».
- Луз Сантос.
Он протянул мне руку, и я покорно опустила в неё свою миниатюрную ладошку.
- Очень приятно, Дунофф, Марсель. Директор школы «Элитный путь». Самого лучшего учебного заведения во всей Аргентине, он поднял кверху указательный палец. «Упражнение в саморекламе, вместо утренней пробежки».
Пока мы шли в класс, он предупредил:
- Это 5 курс, они настоящие дьяволята, можете наказывать строго. «Даже так?». И обращайтесь ко мне, я их всегда смогу утихомирить «И почему же тогда до сих пор не утихомирил?». Мои симпатии к нему быстро улетучивались. Дунофф по-джентельменски открыл дверь в класс, и я вошла, но… в классе никого не было. Улыбка. Они мне уже нравились.
- Эредия!!! - заорал он, и мгновенно в коридоре бесшумно появился парень, - Срочно, срочно собрать весь 5-й курс!!! – Так же бесшумно парень повиновался.
Через несколько минут в класс стали заходить ученики в сине-красной форме.
Пока старикашка истошно и нещадно их отчитывал, я вглядывалось в их скучающие лица.
Все разные, некоторые не очень красивые, но все достаточно приятные.
- ….я решил что, у вас очень много свободно времени, и я добавил вам дополнительный предмет, - в классе послышался недовольный гул, но директор только повысил голос, - Пригласил преподавателя из Европы. Сеньорита, - и я вышла из его тени, – Луз Сантос, ваш новый учитель по истории европейской культуры.
- Доброе утро. Спасибо, Дунофф, дальше сама. Я могу начать урок?
- Конечно-конечно. Удачи, - шепнул мне на ушко горе-директор. И напоследок окинув несчастных деток «прекрасным» взглядом его выпученных глаз, удалился.
Я смотрела им в глаза, они дружно меня ненавидели.
- Называйте меня просто Лу. Я перейду сразу к делу. Я вижу, вы с нетерпением ждали такого предмета как мой, - неудачно выруливала я.
- Почему бы вам не вернутся в свою Европу? - на меня нагло смотрела пара шоколадных глаз. «Бэмби»
- Имя?
Она пронзила плотный слой тишины острыми локтями.
- Марисса Пиа…
- Не нужно фамилии, - я оборвала её на полуслове, - Я не приехала сюда, чтоб забивать ваши головы всякой академической чушью, захотите ей насладиться, поступите в университет. На моих уроках мы будем просто общаться, хотите, обсуждать новинки музыки и кино, хотите, писать манифесты для антиглобалистов. Мы не отступим от темы занятий, просто говорить будем не о прошлом, а о настоящем. Сюда не обязательно ходить, только нужно будет меня заранее оповест..
Дверь открылась, на пороге стоял мой новый небесный знакомый.
- Извините, - начал он, улыбнулся и подмигнул, - Привет.
- Проходи, ты здесь учишься?
- Да.
- Лу, твоя новая учительница по факультативу.
- Пабло, и извините, что опоздал, - подыгрывая мне, - У меня были дела…
- Смотри, Пабло, чтоб твои дела не сыграли с тобой марш Мендельсона, - прервала его кареглазая.
- Не твоё это дело, идиотка.
Я решила не ждать продолжения:
- Всё в порядке, Пабло, можешь садиться на своё место. Сначала я расскажу вам о себе, точнее покажу. У вас есть диапозитив?
- Сейчас принесу, - откликнулся парень с проколотой бровью.
- Спасибо, имя?
- Маркус А.. – но он быстро нашёлся и улыбнулся, - Я принесу из подсобки.
Я одобрительно кивнула. «Братец кролик, а где твои очки?»
- Я покажу вам свою жизнь, практически с самых первых моментов. Школьные и студенческие годы. Некоторые вещи могут вас шокировать.
Парень вручил мне аппарат, я заправила его слайдами, настроила скорость. Погасила свет. Сначала это была парочка монохромных фотографий какого то карапуза. Потом девочки 3-4 лет и дальше скачёк – тощий подросток, показывающий язык и средний палец правой руки, далее - крупным планом счастливо-затуманенный взор зелёных глаз. Несколько общих планов – с классом, у костра, у стены.
- Москва, красная площадь, - коротко нарушив тишину, произнесла я.
Щелчок – школьный выпускной. Я у мольберта. Пояснила – «Институт». Обнажёнка со спины. Далее, в драпировках. Следом, быстрый портрет углём. Несколько набросков сидя в кресле.
- Это несколько работ моего хорошего друга. Я его муза. А это автопортрет, – на экране появился лёгкий портрет девушки в технике сырая акварель, - А это реклама белья. Пробы для рекламы джинсов, - Это мой дневник путешественника, – последовали фотографии возле всем известных достопримечательностей, - На этом закончим, я включила свет.
Кто-то зажмурился, некоторые зевали. В глазах парочки снобов я прочла «que verguenza!». Но, все находились в лёгком шоке, они не привыкли к такой откровенности – «Детки из клетки».
- Как видите, моя жизнь проходит под знаком экстравагантности, - поигрывая карандашом, «Хочу курить». - Моё мировоззрение не испорчено догмами и правилами. А чувство юмора - снобизмом. Я не умнее вас, просто у меня больше опыта. Поэтому, предлагаю не портить друг другу жизнь. И подружится.
Я решила театрально выдержать паузу. Ловила взгляды. Где-то в глубине забил фонтанчик доверия. Мне этого было достаточно. Я складывала слайды.
- На сегодня всё. Надеюсь увидеть вас в следующий раз.
Приготовилась покинуть помещение.
- Зачем вы нам это показали? - Я повернулась
- Молодой человек…
- Мануэль
- Спасибо, Мануэль. Я не хочу, чтоб вы меня боялись или ненавидели, и тащились сюда, словно на гильотину. По моему предмету не будет экзаменов и контрольных, я просто хочу научить вас проще смотреть на вещи, и главное, на себя. Всего доброго.
- До свидания. «Это радует»
В коридоре меня догнал Пабло.
- Не ожидал.
- Я сама не ожидала, - и расползлась в улыбке.
- Ты нас поразила. Особенно мужскую половину.
- Для меня это всегда было проще сделать, снова кокетничала я.
- Ты уже уходишь?
- Да, у меня уроки только с вами.
Идиллию прервал воспитатель.
- Сеньор Бустаманте скоро звонок, поспешите, или получите опоздание.
- Уже лечу Блас. Тогда я зайду к тебе вечером, поговорим.
- Не позже 6 -7, - предупредила, и добавила, - Часовые пояса. Увидимся.
- До вечера.
У выхода меня ждал Рик.
- Ну, как первый день?
- Прекрасно, - я решила не баловать его комментариями, - Теперь плиз, отвези меня куда-нибудь, где можно купить бумагу, акварель, заказать планшеты.
- Ты снова начнешь работать? - неподдельно улыбнулся Рик
- Поехали уже.
К часу я была дома. Рик, обещая не мять бумагу, вспоминая всех католических святых, помог мне поднять покупки наверх.
- Это последнее, что я для тебя делаю, - цедил он уже на пороге, вытаскивая зубами занозы из пальцев.
Я пожала плечами.
- Ты свободен, спасибо.
- А ты бессовестная, - Он повернулся и вышел.
«Ну, и ладно, телохранитель надул губки»
Оставалось подготовить последний планшет, когда в дверь постучали. «Пабло», обрадовалась я и крикнула:
- Открыто.
Но на пороге стоял не Пабло….

У любви есть зубы, и она кусается. Любовь наносит раны,
которые не заживают никогда, и никакими словами невозможно
заставить эти раны затянуться.В этом противоречии и есть
истина - когда заживают раны от любви, сама любовь уже мертва.

Стивен Кинг

Глава 3, Лу
- Лейтенант Эрнандез, - представился незнакомец, - У вас есть несколько минут? я хочу задать вам пару вопросов в связи с убийством совершённым прошлой ночью.
- Луз Сантос, - пожимая ему руку, промямлила я.- Вы спросите, не видела ли я чего? Страж закона одобрительно кивнул.
Я вошла в свой испытанный образ – контролируемая глупость.
- Понимаете, - я продолжала, распахнув на него по-детски невинные глаза, - В тот вечер я только прилетела, была очень уставшей, рано легла, поздно проснулась, понимаете, ещё не акклиматизировалась.
Театрально опустилась на стул.
- Это так ужасно, бедная девочка, я видела её утром в газетах. Так страшно жить.
- Так вы ничего не видели в ту ночь?
- Нет-нет, я даже ночи не видела, - пыталась шутить я, - Вечером уснула, утром проснулась, - «Жираф»
- Как долго планируете оставаться в Аргентине?
- Я гражданка этой страны. Просто часто бываю в Европе, - зачем–то оправдываясь.
- Спасибо за уделённое время, и за информацию. Всего хорошего.
- Всегда, пожалуйста, - снимая с себя маску идиотки. - Удачи.
Он ушёл, и я громко вздохнула. Врала я со вкусом. Не успела оправиться от визита лейтенанта, как в дверь снова постучали.
- Привет, - не дожидаясь приглашения, вошёл Пабло. - Ты одна?
- Хай, тебе повезло, если бы ты зашёл раньше, то застал бы меня с мужчиной…
- Я его встретил, он меня вчера приглашал в отделение, на опознание, мы ещё тогда с тобой столкнулись, - Он подошёл к планшетам и провёл рукой по бумаге.
- Понятно, - кивнула я, - А почему тебя?
- Ты рисуешь? ... Я хорошо её знал. Ну, ту девушку. Мы были вместе одно время. У неё в сумочке нашли нашу с ней фотографию. А так, как я лицо известное, они меня без труда разыскали.
- Где известное? В этом районе? - Не без иронии спросила я.
- Ну, я звезда, - он явно гордился этим титулом.
- Нескромно, - улыбнулась я, - А звезда чего?
- У нас группа. Мануэль, Мия, Марисса и я. Я только с репетиции, – скомкано произнес он.
- Мануэль, Марисса – твои одноклассники?
- И Мия тоже, просто она болеет сейчас.
- А-а-а, - протянула я. - Вы с Мариссой вместе поёте? И как получается? я заметила, вы не очень ладите… - «И чего я лезу?»
- Она не может меня простить. За то, - не дожидаясь моего вопроса, - Что она была влюблена в меня.
- Была? - удивилась я, - По-моему, ты используешь неправильное время.
- Я её ненавижу, - он сел на диван.- Не хочу сегодня об этом говорить. Можно?
- Что вы исполняете? - без труда переключилась я.
- Я принесу тебе послушать, может тебе даже понравится, это мои песни. - Разговоры о творчестве не нагоняли на него меланхолию, - Ты нас сегодня поразила, - повторился Пабло.
- Я на это и рассчитывала, очень важно оставить неизгладимое первое впечатление.
- Ты изучала психологию?
- Нет, дизайн. Психология - моя скрипка Энгра, - зачем – то сумничала.
Как ни странно он меня понял и кивнул:
- А моя - музыка, - он на секунду задумался, - У меня предложение. Ты первый раз в Буэнос-Айресе, не так ли? - я кивнула, - Я приглашаю тебя на ужин. Тебе понравится.
Через час мы уже сидели на мягких стульях в Кафе Тортони в самом сердце аргентинской столицы, тянули через трубочку вязкий мате и топили во рту горький шоколад. Пабло рассказал, что это самое старое кафе в городе, сохранившее дух позапрошлого века.
- Оно исполнено в стиле… как его…, - он ждал подсказки и смотрел на меня небесно-голубыми глазами.
- Арт Нуво.
- Во–во.
Мне здесь нравилось, нас окружала кованая мебель, старые витражи и плотный туман сигаретного дыма, и совсем не тянуло к подушке.
- Через 20 минут начнётся перформанс, давай спустимся в подвал, - предложил Пабло, - Нужно успеть занять места.
В тот вечер исполняли танго. Я видела раньше, как танцевали танго. Но это было нечто больше, это был редкий коктейль ритма, страсти и абсолютного поклонения танцу. Исполнители сорвали овации. Но, мой мозг предательски мечтал о постели.
Пабло стоял на пороге моей квартиры и явно ожидал награды за скрашенный вечер.
- Спасибо, ты чудо, - и я приготовилась наградить его поцелуем в щёчку, демонстративно сложила губки, и потянулось к его правой щеке.
Но Пабло неожиданно развернул голову. Его верхняя губа отдувалась за щёку. Поцелуй получился дурацким и смазанным.
- Повторим, - не без удовольствия промурлыкал Пабло.
- Для первого раза достаточно, - вспомнив про блондинку, я отошла.
- Сладких снов, Лу, - разочарованно пробубнил гость.
- Взаимно, КОТИК.
Я проводила его взглядом и закрыла дверь. «Интересно, сколько потребуют аргентинские прокуроры за растление малолетних?», - я быстро стекла вниз по стене и достала из сумочки новую пачку сигарет.

Часть вторая
А вот, и снова я, я не могу без тебя мой любимый, хороший дневничок. Сегодня, я наконец выбрал, надеюсь, что правильно выбрал. Хи-хи, я такой вредный и противный, что сам иногда удивляюсь, откуда я такой прекрасный взялся. Она красивая, и согласилась. Дурочка, конечно, но, ведь умных нам не надо, зачем? Следил за ней весь вечер, улыбался.
Она подошла ко мне и сказала:
- Привет. Ты хочешь снова?
- Привет, Карла. Хочу.
Я не помню что мы говорили друг-другу, но что-то очень похожее на это. И ли что-то тому подобное. Ведь это не важно. Извини, меня дневничок. Память у меня херовая. Она тоже очень красивая, похожая на актрису. Я правда, не знаю какую. Но очень похожа. Если бы я умел отфотографировать её, то обязательно снял бы для тебя, любимый друг.
Мы стали с ней танцевать. Правда танцевала она, а я лишь старался не испортить ей туфли. Когда ей надоело, она сказала: «пошли». И мы пошли. Пару раз останавливались, ей хотелось то купить сигарет, то прикурить, то затушить.. и почему меня тянет на курящих. Они же так много времени тратят на себя, на свои сигаретки, а про меня совсем забывают, так, забывают. Я не терплю, когда про меня забывают…
Я хотел её привести на прежнее место, как в прошлый раз. Но она привела меня на пустырь. Дурочка. Хи-хи. А я умный, умнее и сильнее её.
Всё рассказывала как она влюблена в мои «ангельские кудри, небесные глаза», лучше бы молчала. Но я заткнул ей быстро ротик, не успела она оправиться от моего удара по виску.
Я засунул в рот ей тряпки которые, ты же знаешь, ношу с собой. И стал её бить. Нет, ей не было больно, ей просто не могло быть больно, она ведь молчала. А если было бы, она ведь кричала? Я бил её ногами, потому что руками мне было больно. Я не хочу, чтоб мне было больно. Потом я устал, а как же. Это тяжело бить людей. Я сел отдохнуть, и смотрел на нё. Она уже не была такой красивой. Вот. Больше не была. Это я! Это я ей помог.
Потом я снял джинсы. Хотел её сначала поцеловать, приласкать - ну, ты знаешь, что в таких случаях делают. Но она была такая грязная, в крови, грязи. Бээээ…Фу.. Какая она была некрасивая. Но, она меня легко возбуждала своим видом. Поэтому я резко стащил с неё юбку и трусики и вонзил в неё своего большого героя. Она не сопротивлялась уже, она просто не могла. Её уже не было рядом… Хи-хи

Глава 4, Марисса
Первое, что ударило в мозг после навязчивого трезвона будильника – это не мой будильник. Не мой потолок. И не моя постель. О Господи, неужели? Я знала, что рано или поздно меня затащит в кровать Пабло. Особенно раз уж последние две недели я только о нем да Луз и думала. Игра «Убил – не убил», в которой я исполняла роль мисс Марпл, захватила всё сознание. Его запах, или его голос, или взгляд, или прикосновение, или всё сразу, а если ещё сдобрить алкоголем, остатки которого сушили нёбо, и травкой, звеневшей в пустом мозгу… Вторым шоком за пять минут стало то, что это была не постель Пабло. Третий факт, окончательно повергнувший меня в нокаут – это была постель сеньориты Сантос. Фааааак. Да ещё и какой фак, услужливо напомнило мне подсознание.
Я не буду об этом думать. Просто не буду. Остановлю мысли точками. Точка.
Лу стояла в дверном проеме, обнимая тонкими пальцами чайную кружку. Мужская рубашка в тонкую серую полоску висела на ней мешком. Но она хотя бы была выше, чем я. Вот и бедра, видневшиеся… точка.
- Не знаю, что это было, - сухо начала она, хотя неловкость всё равно виднелась. Казалось бы, ей довольно опыта на её года…
- У тебя есть сигареты? – перебила я, заворачиваясь в простыню. Лу махнула в сторону подоконника, и я направилась в указанном направлении, по ходу экспедиции подметая импровизированной одеждой пол. Затянулась, - Вызови такси, в школу пора.
Я, конечно, грубила. Но раскисать было не время. Я что, окончательно ебнулась? Спать с убийцей? Лу кивнула, молчаливо соглашаясь не обсуждать проишедшее. Когда я вышла из душа, она была уже одета и меланхолично курила.

У любви есть зубы, и она кусается. Любовь наносит раны,
которые не заживают никогда, и никакими словами невозможно
заставить эти раны затянуться.В этом противоречии и есть
истина - когда заживают раны от любви, сама любовь уже мертва.

Стивен Кинг

Глава 4, Лу
Я стояла и тупо разглядывала её тело. Мне было почти стыдно смотреть по сторонам. Безмолвные свидетели происшедшего вчера немного давили на меня молчаливым укором.
Что произошло вчера? Случайно встретились с ученицей в ночном клубе, ну и что? Раскурили остатки моих папирос. Ну и что? Почему она в моей постели? Неужели в самом деле... Зеваю. Пора бросать баловаться дурью… Закрываю глаза. Да это было что-то новенькое в моей и без того насыщенной жизни. Маньяк Бустаманте подбивает ко мне клинья, его бывшая пассия лежит у меня на шелках. В моей койке. Голая. Что за хрень? Сглатываю свежую порцию слюны. Её поцелуй… да, уж девочка целовалась на десятку. - И почему же не научила этому Паблито? - пыталась пошутить я. Ты понравилась мне сразу. С первых мгновений. Разряд. Я точно помню. А это маленькое обстоятельство только добавляла перцу в наши и без того пряные отношения.
Блядь, будильник, какого хуя? На секунду взмолилась, чтоб она оказалась глухой. Ха, приятно за ней наблюдать. В таком же шоке что и я.
- Не знаю, что это было, - пыталась дразнить.
Но она держалась. Надо отдать ей должное. Провокациям не поддается. Просит сигареты. Киваю в сторону подоконника. «Такси? Такси уже у дома, малышка.» Вылетела пулей из душа, потом квартиры. Я не торопясь, подошла к окну. Она не сбавила скорости и перед дверью такси.
- Увидимся на уроке, детка, - бросила ей в след почти телепатически.
Перешагнув порог школы, я столкнулась с секретаршей. Миловидная толстушка просила меня зайти к Дуноффу.
- Как ваши дела сеньорита Луз? - учтиво спросил меня пучеглазый директор. «Жаба».
- Можно курить?
- Да-да, пожалуйста, - амфибия придвинула мне металлическую пепельницу.
- Вы не поверите, но они прекраснее ученики, знают, что хотят, отстаивают своё мнение, - я сделала затяжку.
- Вот – вот именно, МНЕНИЕ – собственное мнение очень опасно.
- Бросьте Дунофф. Я прикоснулась к сигарете, и пепел бесшумно накрыл холодный металл. Для кого опасно? Для мировой политики?
Он удивлённо поднял брови.
- Для нашего учебного заведения. Вы разве не замечали что они буйные??? Я с нетерпением жду, когда они закончат этот год, и я, наконец, обрету покой. «Неужели помирать собрался?»
- Так в чём проблема? Не мешайте им, и они не будут мешать вам. Кстати о «них», - я бросила взгляд на дорогой циферблат, стоявший во главе директорского стола, - у меня с ними урок, - Резко раскрошила остатки сигареты об гладкую поверхность пепельницы. Вы позволите?
- Да-да, неожиданно повеселел Дунофф, - я провожу вас до дверей…

… если нет желающих зачитать на общий суд своё мастерпис, то я, будучи самодуром с острым желанием послушать ваши творения, выберу наугад. Марисса?
«Далеко не наугад, конечно…»
Она сопротивлялась. Попытка надавить на жалость. Я не была в том настроении, чтоб идти на уступки. Я знала, ЧТО она будет читать. Это было лучшее, что я вычитала среди штампов и пошлостей всех сдавших работы... Я хотела ей помочь...
Глупо…Она ненавидела всех – ВСЕ отвечали ей взаимностью, кроме конечно подружки её лучшей, Лухан. Та, как машина скорой помощи, поставленная у входа на рок-фестиваль, всегда была наготове откачать, растормошить, вытащить, спасти… Но, сегодня напротив фамилии Линарес красовалась absent.
Она взглянула мне в глаза... Истерика, буря – я добилась своего. «Тебе нужно больше плакать, Мари. Ты не можешь себе этого позволить? Ты сильная? Я тебе помогу, заставлю, от ненависти нужно избавляться. Ненависть… зачем девочка? Откуда столько горечи? «The bitterness inside is growing like the newborn». Тебе едва стукнуло 17, а ты уже мечтаешь разбомбить всё вокруг, и застрелится на обломках разрушенных отношений с миром. Нет, это были не остатки вялотекущего максимализма. У тебя была тайна…»
Я позволила её вечной тени, бесконечно покорному слуге последовать за ней. Надеюсь, он её не найдет.
- Насчет не могла, - обратилась я к злобному брюнету, – Она как раз смогла, а твоё жалкое подобие на сочинения, где я первые 20 мин разбирала почерк, а следующие 35 исправляла ошибки, думаю читать интересно только твоей мамочке.
- Что вы её защищаете, она СУКА, - пытался выступить в роли адвоката колоритный мачо, с замашками Бандераса.
- Гидо, меня не интересует кто она, и что она вам сделала. Но, то что она взрослее всех вас вместе взятых, это факт. И она мне нравится, - недвусмысленно как-то получилось завершить у меня.
- Значит вы против нас, - гнул линию смуглый парень, - вы ведь за неё.
- Не разводите тут политику, дети, - я сделала акцент на последнее слово, - и не указывайте мне что делать. Я этого, мягко говоря, не терплю. Для меня вы все равны. К следующему разу напишите отзыв о последнем увиденном фильме. Чао, детки.
На следующие утро меня порадовал визитом Пабло. Он стоял в дверном проёме и как обычно необыкновенно лучезарно улыбался.
- Доброе утро, Лу.
- Привет, Паблито, - весело бросила я, - будешь есть?
Я приготовила ему бутерброды и кофе. Мне есть не хотелось, поэтому я, флегматично наблюдая за его манипуляциями, уничтожала одну за другой сигареты.
- Сегодня ведь суббота? – подмигнул мне гость, вытирая салфеткой губы, - есть предложение.
- Валяй, - вяло отозвалась я.
- В Ла Бока по субботам работает антикварная ярмарка. Интересует?
- Я буду готова через 15 мин, - бросила на него томный взгляд.
Но, мне обломали кайф шоппинга. Только мы подошли к его машине, нас остановил скрипучий голос стража порядка:
- Сеньор Бустаманте? Вы арестованы по подозрению в убийстве Ирэн Перес и Карлы Риос.

Глава 5, Марисса
Перед самой дверью меня что-то остановило.
И дело тут не столько в том, что я никогда особым восторгом по адресу СИЗО не пылала, сколько в том, что Пабло вместо КПЗ согласно своему звёздному статусу торчал в одиночке, а для нас оставаться наедине в закрытом пространстве 3х3 равносильно… если честно, я не знала, чем это чревато. Это могло вылиться во что угодно.
Дежурный офицер комичным жестом распахнул дверь и с поклоном предложил мне пройти. В соответствии с моим собственным звёздным статусом, я могла там находиться, пока не надоест. Глубоко вдохнув, шагнула в дверной проем.
- Че приперлась?
- Угребок, - ну, начало могло быть и хуже.
- «Испугался, решил, что не сможешь держать на ладони», - криво передразнил он, - Кто тебя учил вообще…
- Училась у лучших, спасибо, - улыбнулась, выразительно уставившись на самого Бустаманте.
- Я стихов не пишу, - и быстро уточнил, - Уж точно не таких.
- А я и не сказала, что у тебя училась именно стихи писать, - пора было закругляться с прелюдией, по коже уже побежал знакомый холодок.
- Не играй со мной в эти свои игры, пожалуйста. Неужели тебе до сих пор мало? Ну, сколько ждать, пока ты достаточно не отыграешься? – естественно, наступила фаза вторая, mind games, кто более искренне соврет, как же он страдает по вине другого. Иногда я не могу, я просто отказываюсь верить, что мы с ним сами же, вдвоем написали этот сценарий для каждого разговора. Сами себе выдумали роли в этих жестоких сказках.
- Скажи, это ты их убил? – прыжок. С разбегу, словно в ванну для охлаждения шампанского.
- Нет, - и очередная игра. Верить – не верить. Лжет – не лжет.
- Нет? – старалась не показать, насколько именно я сомневалась в его словах. А я сомневалась?
- Нет, - твёрдо. Даже слишком твёрдо. Слишком уж страстно. И, без перехода, - Зачем ты пришла? – какой контраст с «Че приперлась», я прогрессировала.
- Поиграть в Коломбо? – даже мне самой показалось жалким.
- Ты мне скажи, тебе ведь виднее. Тебе всегда видней, что делать, разве нет? Как раз то, что первым в голову придет? – удар вне правил, но мы их никогда и не соблюдали, правда? Самое время для показательных выступлений.
Упала на пол, с силой прижав к животу руки, зажмурилась и мелко-мелко дрожала, отпуская на волю боль, свёрнутую и спрятанную подальше в стальной сейф. Она была очень в духе нашей любви, так похожа на ненависть. Или ненависть была так похожа на нашу боль? Неважно, швырнула в него этот клубок, который я боялась даже взяться распутывать. Пабло начал жевать нижнюю губу, сливаясь оттенком со стеной. Где заканчивалось представление, и начиналась я, мне самой тоже уже не было ясно. Дыхание шумными хрипами вырывалось на волю, подогнула ноги, ощущая боль во внутренностях уже почти физически, наверное, у меня была недетская сила самоубеждения.
Не знаю, поверил он или нет, когда с силой дернул за локоть и поставил на ноги, я не открывала глаз, а потому и расшифровать движения его зрачков не могла.
Парень встряхнул меня, впечатывая свои пальцы в мои плечи, а мою спину пристепплерив к ледяным решеткам.
- Только плакать не надо.
Что он хотел этим сказать, не верил он мне или боялся, что я действительно расплачусь, я так и не узнала. Для ответа пришлось распахнуть веки, и необходимость в нем моментально отпала. Въехав друг в друга, наши зрачки синхронно расширились. Я сглотнула, и заметила, как дрогнула кожа на его горле. Губы моментально пересохли.
А ну их нахрен, эти жестокие и дурацкие игры! Потянувшись, коснулась языком его губ, подтверждая догадку, что они так же сухи, как мои собственные. А ещё его губы были холодными и солеными, с железным привкусом крови. Что мне надо было сделать, чтобы этот сподвигся прокусить самому себе кожу? Я хотела поцеловать его аккуратно, не делая лишний раз больно, но он сам прижался ко мне так, что стукнулся зубами о мои зубы. Ласка и боль, боль и ласка. Ну, а когда было иначе? Пришлось разомкнуть челюсти, и следом за привкусом крови и частой вибрацией эмали во рту очутился его скользкий язык. Так же синхронно наши глаза закрылись. Я успела только про себя выругаться на собственную слабость, и забыла, что нужно ругаться и как это вообще делается. На самом деле мне хотелось не терять вот так голову. Но никто не трахается так здорово, как истеричка, стремящаяся сохранить ясность рассудка. В этот раз всё должно быть не просто здорово, этот раз должен быть лучшим.
Покорно вздохнув – мысленно, конечно, и самой себе, - я развела ноги шире. В тот же момент его рука стащила мои трусики и очутилась во мне. Я даже забыла, как с ним просто. Заученные для всех других слова вроде: «Левей… ниже… быстрее… медленнее… не туда… сильней… но не настолько же…» с ним теряли всю свою актуальность. Мы слишком хорошо друг друга помнили, поиски и исследования были не нужны. Решетка, слава богу, нагрелась от моей кожи, схватилась за неё левой рукой, правой пытаясь сладить с его джинсами. С хлюпающим звуком мы отклеили языки, чтобы вдохнуть побольше воздуха, и ещё раз столкнуться взглядами. По какому-то невидимому телепатическому каналу между нашими зрачками обменялись одной на двоих мыслью: при всей нашей звёздности, дольше чем на час-полтора нас определенно одних не оставят, да и то – в лучшем случае. «И что ты?» - «Всё равно», совершенно беззвучно.
Дышать мне больше не хотелось, притянула его рот в первоначальное положение, почувствовала легкую боль в прикушенном языке и возобновившееся движение пальцев. Закинула одну ногу на его бедро, повинуясь требованию спины выгнуться. Поза была, в самом деле, не самой удобной, но когда у нас что-то было просто? Мои собственные пальцы никак не могли словить ритм, то ускоряясь, то вдруг полностью замирая, пока мозг перетравливал поступающие в него сигналы. Хриплый стон перекочевал из моего горла прямо в его, минуя привычную траекторию через уши. Тратить драгоценное время на то, чтобы избавиться от одежды, мы не могли.
Пабло, обхватив вторую мою ногу в колене и придав ей то же положение, в котором пребывала первая, перетащил нас к стене, благодарно обхватила освободившейся рукой шею, запуская пальцы в волосы. Моя спина чувствовала себя так, словно её по острой гальке прокатили, но это казалось ерундой по сравнению с остальными ощущениями. Он каким-то незнакомым, хитрым движением убрал одновременно обе руки, я вынула свой язык из него, и мы оба жадно вдохнули. Пабло умостил тяжелую голову между моей шеей и плечом, вдыхая запах, одному ему было известно, что он хотел в нем понять. Сердце продолжало мешать слуху, но я разобрала шепот.
- Сейчас?
- Давай…
- Так…
Я сдавила губами мочку его уха, чтобы не завопить от той медлительности, почти садисткой жидкости, с которой он затолкнул в меня свой член. Крепче сжала ногами его бедра. Я не хотела такой… нежности, не сейчас и не от Пабло. Горячее дыхание со свистом ворвалось в моё многострадальное ухо, которое моментально возмущенно заложило. Но какая, собственно, разница в сравнении ускорившимися обжигающими движениями.
Соска, под которую я приспособила младенчески нежную кожу мочки, больше не спасала. Не знаю, успел ли он найти, что искал, в запахе и вкусе шеи, но ухитрился вовремя словить зубами мою нижнюю губу, притягивая мою голову чуть выше, заткнув своим ртом все хрипы и замерев так. Хотелось что-то делать руками, но все мои ласки Пабло останавливал на полдороги, пока в итоге не вдавил обе ладони в стену. Оставляя кожу на штукатурке, я по сантиметру ездила то вверх, то вниз, иногда с размаху ударяясь о пенобетон макушкой.
Передумав, Пабло отпустил мою губу и поцеловал. Следом во мне сжались какие-то мышцы, о существовании которых я раньше даже не догадывалась, а из-под закрытых век на ресницы посыпались звёзды.
«Descent
He"d been let down so often
His brow was on the floor
But then she found
A small hole in the ground
And let him down some more.»
Всё ещё одетая – ну, почти полностью, - я свернулась котенком под его боком. Узкое тюремное ложе мы тоже изловчились успеть испробовать. Мы оба молчали, отказываясь открывать глаза, но и не прижиматься друг к другу не могли. В повестке дня остался только один пункт, и мне предстояло всё в том же цейтноте с ним разобраться. Облизнула распухшую, искусанную нижнюю губу. Бедная маленькая я…
В последний раз зажмурившись, резким жестом убрала руки, поднялась и открыла глаза. Мысленная, беззвучная, одним взглядом выраженная, но оттого не менее явная просьба Пабло: «Останься» колоколом загудела в мозгу. Может, я просто так сильно хотела, чтобы попросил… Он без видимого усилия отпустил пальцы.
На не слишком стойких ногах прошлась по крохотной камере, подобрав трусики и сумку – единственное, собственно, от чего мы успели избавиться. И, не глядя на него, попыталась возродить в себе обиду. Или злость. Или гнев, ненависть, да что угодно сошло бы. Но находила только пустую, ни к чему не обязывающую усталость. Не слишком кстати вспомнила утро после нашего с ним первого раза, и даже не улыбнулась.
- Марисса? – позвал он, хриплость почти исчезла из голоса.
- У? – я была слишком занята, разглаживая ладонями измятую темно-синюю форменную юбку, расчесывая пальцами рыжие пряди, иногда проводя языком по ноющей губе.
- Обернись, - я вначале рванулась на 180 градусов, и только потом поняла, что делаю.
Пабло без малейшего выражения на лице изучал точно такое же ровное моё. Связь между зрачками с легким хрустом обломилась и упала нам под ноги. Что-то для себя решив, сплел пальцы в замок.
- Так зачем же ты пришла? - уже в третий раз спросил он. Я была готова и в третий раз солгать, но ведь я пришла именно затем, чтобы сказать правду. Или я обманывала себя, и пришла только чтобы побольней ранить, неважно кого, - Я их не убивал, но ты мне не поверишь. Если скажу, что убил, ты тоже не поверишь, - наконец, в нем не мог не проснуться тот вечный самовлюбленный козел, - В любом случае, ты вернешься. Хотя бы за этим.
Вот оно, то самое.

У любви есть зубы, и она кусается. Любовь наносит раны,
которые не заживают никогда, и никакими словами невозможно
заставить эти раны затянуться.В этом противоречии и есть
истина - когда заживают раны от любви, сама любовь уже мертва.

Стивен Кинг

Глава 5, Лу
Мне пришлось опять соврать. Соврать, что я его сестра. Я была настолько погружена в себя, что ворчание охранника, пронеслось где-то возле горизонта и не обратило на себя моего внимания:
- Зачастили к нему сегодня сёстры. Пабло, к тебе гости.
Он лежал лицом к стене и, изображая из себя пещерного гения, пытался что-то судорожно чертить на серых камнях. Небольшое помещение хранило остатки чьих-то духов. Знакомых духов.
- Пабло, - нарушила тишину я.
Он развернулся и изобразил на лице радость.
- А-а-а, это ты…
- Решила тебя навестить.
- Спасибо, - и он снова вернулся к своему нехитрому занятию.
Ужасный диалог. Пустой, глупый. Пабло явно не был рад моему визиту, и не предпринимал попыток выдавить из памяти уроки домашнего воспитания.
- Мне уйти?
Он не отозвался. Собирая остатки жалости, я подошла к нему. Мягко кладу ладонь на его плечо.
- Пабло, я пришла… - пытаюсь быть нежной.
- Для чего ты пришла? Ты тоже считаешь что, я её убил? Да, ты такая же, как все, - не дожидаясь моего отрицания, выпалил он. Мне показалась, что изо рта у него идет пена, как у взбесившегося дворового кобеля.
- Заканчивай ломать комедию, - лениво протянула я, - заткнись на пару секунд и послушай очень внимательно. Я не считаю тебя убийцей. «Только ненасытным извращенцем». Я закурила.
В его глазах появился странный блеск. Опасный блеск. Ещё утром я решила играть по его правилам. Пусть думает, что я ему верю. Что по уши влюбилась. Я буду хорошей девочкой и выведу тебя на чистую воду. Я найду способ тебя спровоцировать, а потом и сдать.
Он всё ещё молчал и пытался заморозить меня своим взглядом, но я только отмахнулась лёгким и неторопливым движением правой ладони. Здесь было жарко. В маленькой камере было бесконечно душно. Душно от высказанных обид.
- Ты мне веришь, - с сомнением произнес он.
- Мне повторить? - я стряхнула пепел на грязный пол.
Он не посчитал нужным ответить. Только резко поймал меня за подбородок, больно притянул и грубо поцеловал. Я облизала губы. Кровь? Откуда? Кусал губы? Отчаянье? А может раскаянье… нет. вряд ли.
- Пабло, ещё раз, - процедила я, - и мне придётся сделать тебе больно, - я ловко вырвалась из его клешней.
- Извини, я знаю, это было грубо. Я тебя люблю, - сказал он как-то неубедительно.
- Чего? – усмехнулась я, и демонстративно вывернула правый локатор в его сторону, - Люблю? Паблито, котик, мы можем ебаться и без ненужных признаний в ложных чувствах. Понял? Мне не 15 лет, чтоб я от слова люблю начинала источать вожделение и раздвигать колени. Ты так сильно меня хочешь? Что происходит, Пабло? С чего такая неземная любовь ко мне?
- Я понял, что ты мне нужна, - серьёзно отрезал Пабло и снова предпринял попытку овладеть моими губами.
- Слушай, если ты хочешь меня отыметь, - ладонью я мягко обозначила невидимую перегородку между нами, - то выбери более... хитрый способ, что ли... Если ты до сих пор не въёхал, то поясняю – я девушка не простая… И вообще, мы с тобой 2 недели знакомы, а ты уже устраиваешь эти бесплатные представления для двоих, - скривившись, я потушила окурок и произнесла, - Ты меня разочаровал, - и встав с койки, я продемонстрировала ему роскошное декольте на спине.
Собранная воедино жалость, начинала предательски увеличиваться... Я вспомнила, тот день когда увидела его впервые - «Херувимчик». Эдакое чистое и непорочное создание и вдруг пришибленный извращенец?
- Ладно, - произнесла я после зависшей тишины, - Я вижу, ты не в настроении, я зайду завтра, - я говорила сухо, чётко, не вкладывая не единой крупицы жалости в слоги, – Я завтра зайду, - повторила. И воткнув наушники, я нажала рэндом:
Since she"s been gone
I want no one
to talk to me
It"s not the same
but I"m to blame
It"s plain to see
So go away and leave me alone
Don"t bother me
Если есть силы, которые подбрасывают нам знаки, то у них определенно моё чувство юмора. А у меня оно отличное…
Вечер обещал быть скучным и одиноким, если бы не чей-то тупой стук во входную дверь. В дверь не стучали, нет, в неё колотили, с такой силой, что я прониклась вялым подобием жалость к несчастному металлу. Накинув на обнажённое тело намёк на халат, я подошла.
- Какого хуя, Пабло? Тебя уже отпустили? - рявкнула на него я, распахивая дверь.
- Прости, - только успел сказать он, и направился прямиком, на первое попавшееся ему на глаза сит плэйс.
- Паблито, у тебя что крыша протекает? Какого, хуя? - я подошла к нему, схватила его за подбородок и поморщилась от концентрации молекул спирта вокруг его рта, - Блядь, да ты пьян, Паблито, - у меня не было настроение выбирать выражения.
- Прости, - опять промямлил он.
Я накрыла холодной ладонью глаза. «Нахера нужно было напевать ему про психологию?»
- Рассказывай, - «Раз припёрся именно ко мне»
- Она и он обручились, и…
- Так, - перебила его я, - давай конкретнее, не до параллелей сейчас.
Он кивнул.
- Марисса, и Хавьер. Он ей предложил, она ему не отказала. Я её потерял. Я пытался, все испробовал с того раза. Я ведь её простил, - его глаза наполнились слезами. Он сильно зажмурился, и по щеке поползли блестящие тропинки.
- Стоп, кстати о птичках, ну-ка поподробнее про «раз»... может, скажешь, наконец, что у вас произошло?? И прошу тебя, без слёз.
- Я не знаю, - резко поднялся он и перешел на крик, - Я не знаю, до сих пор не знаю, КАК это могло произойти. У нас было пати – собрались мы с друзьями пивка попить, порнушку поглядеть. Гидо, Томас, Ману, Фран - ну все наши, пришлось и идиота Хави пригласить, но всё же. Я тогда рано вырубился. Проснулся потому, что стал задыхаться. Меня душили. Подушкой. Мари. Я подумал, что она шутит, попытался мягко поймать её за руку и притянуть, на что получил наотмашь по левой щеке, а подушкой в живот. Никогда не знал, насколько у неё рука тяжелая, до того случая. Она орала, я просил её успокоится, пояснить, в чем дело. Она замолчала и указала сначала на постель, а потом на меня. Провел взглядом по её руке. Я плавно скользил по траектории продолжения. В моей постели была девушка. Ор Мари её разбудил, и она, приподнявшись на локтях, произнесла «Котик, а ты не приготовишь мне кофе?». Шок. Несколько секунд шока. Пытаюсь ей объяснить, что не знаю эту шлюху, и то, как она очутилась в моей койке. Её глаза заблестели, и она выкрикнула: «Ублюдок, я тебя ненавижу!», и ударила меня по голове рюкзаком. «Посмотри на себя, идиот», орала она. На мне был какой-то бюстгальтер. На мои жалкие попытки всё объяснить он только ещё раз меня ударила, и выбежала. Я пытался бежать за ней, на ходу кутаясь в простыню. Выбежал на улицу – пусто. Никого. Тишина. Ущипнул себя, слабо надеясь на то, что это всё происки бога Морфея. Когда я вернулся, этой бляди и след простыл. Как будто её и не было. Не было НИЧЕГО. Я пытался набрать Мари. Она пропала – значит, было… Никто не знал где она. Или никто не хотел говорить мне, где она. Я не спал целую неделю. Ждал. Тупо смотрел на экран мобильника, и ждал, когда же там появятся любимое имя. Она позвонила. Было уже поздно, - он сел рядом, - Поздно, очень поздно…
Он обхватил голову руками и сжал кулаки.
- Поздно для чего? – вкрадчиво попыталась вытянуть я.
- В то утро она узнала, что беременна… Сразу прилетела ко мне, порадовать… Она очень импульсивна, потом жалеет, - он недоговаривал, как будто до конца не верил сам, - Она сделала аборт. Она УБИЛА нашего ребёнка.
Куда-то пропала моя способность трезво мыслить. Я не ожидала такого поворота событий в столь юном возрасте…
- Пабло, - вяло пыталась успокоить его я.
- Она, как она могла, Марисса никогда не любила меня, наверное. Она никого не любила, никогда..
- Пабло, - сказала я уже серьёзнее, - Я не вижу проблемы. Вот увидишь, через пол года всё утрясется, вы просто ещё дети. Вы повзрослеете, поженитесь, купите дом и нарожаете себе пяток херувимчиков, - почти весело закончила я.
- Она, - Пабло закрыл глаза, и, казалось, призывал все силы на помощь, чтоб не расплакаться, - Она не может иметь детей. Больше не может. С того раза не может, - он опять перешёл на крик, но, уже разрыдавшись, перескочил на вой.
Истерика. А я ненавижу истерики. Резко встав, я встряхнула его за плечи, и, усадив рядом, прижала к себе. Сложно сказать, сколько мы так просидели, но он перестал всхлипывать и покорно, как маленький котёнок, тыкал аккуратным носиком мне в ключицу. Левой рукой он едва заметно поигрывал концами шёлкового пояска. Немного посомневавшись, я опустила ладонь на его шелковистые кудри. Приподняла за подбородок, хотела сказать: «Обещай больше не плакать», но его мочка мягко легла на мою нижнюю губу. Он была мягкая и тёплая – как свежевыпеченный хлеб. Сделав лёгкий поворот, я прикоснулась к его скуле кончиком языка. Солоно. Слёзы. Хлеб и соль. «Очень гостеприимно, Пабло».
Коснулась кончиком носа его щеки. Ему надоело играть, и он быстро овладел моими губами, попутно избавляясь от шелков халата, притянул меня вниз на мягкие нити ковра. Пабло был немного неловким, неуклюжим, но было заметно, что он пытался произвести на взрослую тётю хорошее впечатление… люблю, когда стараются…
- Хочешь, курить? – поинтересовалась я, направляясь в душ. – Сигареты на столе, на кухне грейпфрутовый фреш. Я быстро.
Когда я вернулась, он уже расположился на моей постели, просматривая наброски сделанные из окна сегодня утром.
- Ты, что собираешься, у меня поселится?? - ухмыльнулась я.
- А можно? – игриво спросил он, продемонстрировав безупречные зубки. От былой истерики не осталось и следа. «Очередные показательные выступления?»
- Нет, нельзя. Это нехорошо, неэтично, как минимум.
- Ты же не живешь по правилам, - мягко подрезал меня Пабло.
- Но я соблюдаю законы, а ты несовершеннолетний, дошло? И вообще, Паблито, я люблю одиночество.
- Но всё же, можно я сегодня останусь. Ты… - он замялся, - Просто ты мне сможешь помочь.
Резко развернулась. Посмотрела в его глаза.
- Уломал. Только не рассчитывай на продолжение банкета, давай спать. – попросила я и погасила свет.
Я проснулась раньше. Его рука на моём бедре - «Замашки собственника». Красивые, ухоженные ручки. Зевнула, потянулась за сигаретой. Прикурив, откинулась на подушку. «Так же он держал и ту ночную красотку, а потом убил. Нет, сначала изнасиловал, потом долго измывался, и потом, сжалившись, проводил в последний путь». Я поморщилась: «Моё воображение совсем распоясалось». Нет, я не жалела о случившемся. Пару недель тренировки и Паблито меня вполне устроит как любовник. А после я тоже перейду в разряд его бывших. А ПОСЛЕ? Липкая смесь брезгливости и страха ударила по вискам, и я резко встала, освободившись от его плена. Он шумно втянул ноздрями воздух. Разбудила, дура. Теперь не даст в тишине подумать.
- Доброе утро, Лу…
- Привет, Паблито, - весело бросила я, - Будешь есть? Я решила и ему помочь…

Глава 6, Марисса
Мне не спалось ни в общежитии, ни на квартире Лухан, и уж точно засыпать у Хавьера я не собиралась. Поэтому, не страдая бессонницей и всем удовольствиям мира предпочитая хорошо подрыхнуть, я которую неделю утилизировала для ночных процедур совершенно не приспособленные для этого места. Учителя смирились, что две трети урока я мирно сопела на своей незаметной угловой парте, уткнув голову в костлявый локоть. Я могла уснуть в кафе, прямо над булочкой и соком, в троллейбусе и на лавочке парка.
Пугало, что я сама могу во сне вытворить… И пофиг, что я больше не хотела Пабло. Подсознание, чтоб его, не знает слова «нет».
«все это более "да", чем "нет"
более черное, чем цветное
и только глаза сохраняют цвет
уроков истории, ковчега Ноя»
Плохо помню, как я очутилась в классе, где группа обычно репетировала. Ладонь успокаивающе погладила холодный лак баса, легла на белые клавиши. Думала, что буду жалеть, но не жалела. А сколько раз я уходила из группы…
…в тот, самый первый, у нас даже контракта ещё не было, он только немного поорал. Из-за заложенных ушей я так и не разобрала, кого он больше ненавидит, меня, или друга своего, в чью группу я уходила…
…во второй я почти ушла, полгода назад. Вернулась из клиники, бескровная и почти немая. Села на этот же стул. Позвонила Ману и Мии, а потом тупо глазела на экран ещё минут 7. Несмотря на временную фору конкурентов, Пабло примчался первый, расхристанный и помятый. С театрально горящими глазами обнял, ткнувшись лбом в живот, и неразборчиво-быстро заговорил. А у меня не было тогда сил отстранится, и он только выговорившись понял, что реакции от меня ждать как минимум наивно.
Поднялся с колен.
- Ты не можешь мне не верить, после всего, скажи? Я тебя люблю, Марисса.
- Я верю, - выдавила, - И что теперь?
Пабло опять своим излюбленным рваным, стремительным движением схватил меня в душные объятия, и начал нести чушь о любви и что-то о том, как мы всегда будем вместе, и много такой дребедени, которую в любой другой день до этого я была бы счастлива слышать, а он никогда бы не сказал. И опять, до него не сразу дошло, что я не отвечала на поцелуи и отворачивалась от ладоней.
Развернулся, крепко держа мой подбородок, и ловил в сачок своих немых аквамариновых вопросов мой взгляд. Что, ну что, ради богов и духов, я могла ему сказать?
- И что теперь, - повторила, но уже с какой-то обреченной интонацией.
- Ты вернешься, - у Пабло получилось слишком жестко, слишком утвердительно. А со мной так нельзя.
Как маленький капризный ребенок, мотнула головой. Уже тогда, как бы я свою обиду не лелеяла, она понемногу сходила на нет. Она, как закованные в свои неподъемные латы рыцари Тевтонского ордена, уходила под лед, и мой собственный Невский грустно провожал её.
- Ты вернешься, Марисса, скажи мне, что ты вернешься, - он затряс меня, как деревянную марионетку, а у меня всё ещё не было сил сопротивляться.
Выдрала из его цепких пальцев руку, в которой магическим образом очутился крохотный листок бумаги.
- Возьми, я хотела тебе подарить, тем утром, - швырнула.
Пабло подобрал, развернул. Его глаза, его выразительные плошки на сей раз отразили только глубокий шок. Страх, радость, просьбу, опять страх.
- Ты беременна? – прошептал он.
- Была, - согласно кивнула я, - Но я решила и эту проблему. Даже если бы я и хотела вернуться, Пабло, ты перехочешь. Я убила твоего ребенка. Не хотела его в себе носить, это было унизительно, это было мерзко, но ты не поймешь… Тупой бесчувственный сукин сын, - я ударила его кулаком в плечо, но как-то через силу. Словно была обязана.
Мою щеку обожгло от его ответного удара.
«мы очень боялись вступать в разрез
между талией и бедром
но каждый мерил пули на вес
своим (и только своим!) крылом
а линии плавно смыкались там
куда идут в темноте
и кто-то был очень привязан к вещам
а кто-то хотел хотеть»
- Извини, - и он вдруг расплакался. Я тогда почему-то забыла, что он совсем ребенок, такой же, как и я, и только эти слёзы напомнили, что не со мной одной в этой истории нужно нянчиться, - Марисса, исправь всё, - нет, ну это уж слишком.
- Поздно, Паблито.
- Нет, всё ещё можно… - в его голосе так причудливо смешались надежда и отчаянье, что я чуть не расхохоталась. Ироничный ты мой.
- Нельзя. Можешь радоваться, Пабло, больше детей у меня не будет. Ни от тебя, ни от кого-то ещё.
И он ударил меня ещё раз, по-настоящему, наотмашь…
«условной формулой корабля
взгляд змеится на дно
ему наплевать, где его земля
там ночью так же темно»
…я не рассказывала. Он не рассказывал. Никогда, никому, ни за что. Только Лухан, через три дня, выпытала, что произошло. В группу я вернулась. К Пабло – нет. Через неделю он спьяну проорал всю ночь под моими окнами, что я – холодная сука. Через две его друзья начали прятать бутылки алкоголя, и даже сдавать драгоценную жидкость охранникам, лишь бы Бустаманте она не досталась. Как только он впервые протрезвел, он приполз извиняться. Ещё почти месяц он пытался поговорить со мной. Весь класс, а за ним вся школа умоляли меня выслушать его. А я просто не могла.
Трижды это были таблетки. И если первый раз мог сойти за OD, во второй Томас решил, и рассказал, кому не лень было слушать, что Пабло пытался себя убить. Со всей своей детской наивностью, «чтоб я знала». Он так со мной играл, хвастаясь свежими царапинами на запястьях и выковыривая фен из ноздрей. Бустаманте пришивал мне новый ярлык, и поверх симпатичной даже лейбы «сумасшедшая» стояло заглавными «СУКА». Так легко и незаметно я стала главной парией школы. Но мне было всё равно, детей мне с ними не крестить… как, впрочем, ни с кем. А Пабло сходил с ума по-своему. Трахал всех, кто раздвигал ноги, или пил всё, что горит, или снова резал вены – профессионально, неглубоко, даже шрамов в итоге не оставалось. Всё – чтобы я знала. Чтобы я видела.
До Пабло просто не доходило, кого из нас я никак не могла простить…
…а в третий всё было несложно. Переговорить с продюсером, а их – поставить в известность. Я видела, что Мия и Мануэль только вздохнули с облегчением…
Я ушла. Не знала только, зачем. Если честно, я не понимала, что именно мешало мне упасть на теплую Паблину грудь и свернуться там клубочком. Змеиным. Всё равно хорошо мне больше не было. Но, наверное, после всего сотворенного, и не должно было быть. Не заслужила.
Я сморгнула, вспоминая, что однажды всё-таки очень даже неплохо провела ночь. Да что там, ночь в десятку. И с кем, помилуйте, с его новой постельной подружкой Лу? Непривычно мягкие пальцы, необыкновенно теплые и влажные губы, легкие, ласкающие, расслабленные прикосновения. Мы не чувствовали ни времени, ни усталости, заставляя бра стыдливо прятаться за абажуры, окна девственно запотевать, а шелковые простыни – краснеть от зависти. Почувствовала резкий укол сожаления, что раньше пренебрегала соблазнительными предложениями от девиц. В глубине души ясно осознавая, что все они, вместе взятые, рядом с Лу на пьедестале не стояли. У нас была арена на двоих…
- Проснись, - шепнул на ухо единственный человек, которого мне не омерзительно было видеть.
- Я не сплю, Лухи, я так… задумалась, - У Лухан тоже был свой заскок. Винить во всем Бустаманте.
- Поедем домой.
- Лухи, мне не хочется, - протянула.
- Тогда держи, тебе письмо, - и всучила конверт.
- Спасибо, - я выдернула бумажку и незаклеенного конверта. Чтобы узнать почерк Пабло, мне даже читать не пришлось. Я даже не удивилась, несколько недель этого ждала. Если его игры в самоубийства переросли в игры в убийства, что ж. Хватит растягивать эту никому не интересную историю.
Хули только было назначать ритуальную встречу за три пизды?
«и там не спастись от ножей и пуль
подставиться самому
сесть и смерти подставить стул
и снять с нее свой хомут.
все это более вздох, чем стон
больше посадка, чем взлет
но если тени пришли на поклон
значит больше никто не придет»

Глава 6. Лу
Он что-то проворчал во сне и, перевернувшись, обнажил бугорки позвоночника. Я быстро нашла на столе уголь и сделала наброски на лежавшей под рукой газете. Он не был Аполлоном в примитивном смысле слова, но из него получался неплохой натурщик. Его движения были пластичны и не лишены грации. Я работала с удовольствием, рисунок всегда помогал мне анализировать происшедшее. Происшедшее за этот месяц с лишним. Время дикой смеси сомнений, страха, привязанности. Зачем я решила поиграть в детектива - Мегрэ явно не уступал мне свои лавры. Пабло, зачем? Зачем ты это делаешь? Понятно, что тебе в этом грёбанном мире нечего терять, тебе опротивело провожать закаты, бренчать на шестиструнной. Но зачем убивать? Вариации на тему «спирт» больше не помогают? В коктейле водка + фанта последнее решаешь заменить кровью «невинных дев», даже если не совсем невинных? Неужели всё так банально и тебе просто НЕЧЕГО терять. Нелогично. Страшно. Признаю, мне страшно, но страх только сладко дразнит меня. Я стояла на краю бездны и провожала взглядом улетающие в никуда камешки. Я не могла отойти, или не хотела? В любой момент ты мог меня убить, я следующая и я добровольно шла на смерть. Мне ведь тоже нечего терять – семьи нет, друзей нет, детей нет, есть ты и острое желание ощутить что-то новое. После того как его отпустили за неимением доказательств, он взял зубную щётку и переехал на 2-ой этаж. Признаюсь его постоянное присутствие, даже когда он был вне, меня тяготило. И в постели он оказался далеко не богом. Хотя, недостатка в сексе мы не испытывали. Не было места в моей квартире, котороё бы не запомнили наши спины. Он был ненасытен. А мне давно никто столько не вставлял. Для упражнений из Камасутры нам не хватило бы акробатических способностей, поэтому мы выдумывали на ходу, подозревая где–то в глубинах подсознания, что до нас это уже пару тысячелетий практикуют. Его начало каждый раз было одинаковым – он всегда прикасался мягкими подушечками пальцев к моим губам, проверяя их влажность, потом дразнил подбородок, спускался все ниже. По той траектории, которую подсказывала ему я поворотами шеи. Всё это происходило необычайно быстро и легко. Мне иногда даже подмывало спросить – «Какая я по счёту, а?» А, может, это был наш «стиль»? Если смотреть на это с другой стороны, то мои отношения, с младшим Бустаманте, были почти идеальными. Он меня ухитрялся удовлетворять, а я, развлекала его разными сексуальными игрушками. Я улыбнулась, вспомнив выражение его лица, когда я, стоя к нему спиною, лежавшей под рукой тонкой кистью, набрала немного черного акварельного пигмента на её волоски и легким движением наметила на щеках пару острых усиков а-ля «Дали», и резким взмахом эспаньолку на подбородке. И попросила:
- Закрой глаза.
Он покорно закрыл. Мне показалось даже, что я слышу шорох от опустившихся ресниц. Подошла к нему? расположилась сверху его бёдер, и томным шёпотом сказала:
– Можешь открыть.
Он удивлённо поднял бровь и ухмыльнулся:
- Ты извращенка?
- Спасибо за комплимент, Паблито, - весело отозвалась я. Сегодня я, генерал её величества испанской короны, Кортес, пришёл чтоб покорить твой народ и завоевать твои земли, о уважаемый Монтесума. – пафосно сыграла я. На что Пабло, обхватив мня за хрупкие плечи, дёрнул и резко облизал мне губы. Он прекрасно владел своим бескостным товарищем, и, проведя им по моим ещё сжатым дёснам, получил разрешение на поцелуй. Его язык быстро сплёлся с моим, попутно, в стотысячный раз, исследуя рельефы моего рта. Он оторвался от меня и рассмеялся. Я открыла глаза и увидев его испачканное лицо произнесла:
- Если нас сейчас рядышком сфоткать, то будет прекрасное пособие для психов,- я сделала серьёзное лицо, - Скажите, больной, что вы видите в этой монотипии?? – и, улыбнулась, - всё Паблито, ты теперь мой оттиск, и никуда не денешься теперь от…
Но Бустаманте не дал мне договорить. Он резко вытер одной ладонью мои губы, а второй сжал правую грудь, переходя на необычайно приятный массаж. Он хитро и самоуверенно поймал мой томный от удовольствия взор и медленно, почти показательно припал к моему соску. Очень рафаэлевская картинка. Он, кудрявый ангелочек, припавший к груди, пусть и не такой дородной, как у ренесаннсных матрон, смотрелся по-детски невинно. Как же, невинно… да, Паблито, тебя не нужно учить как обращаться с противоположным полом.
Помимо щётки ко мне перекачивала его фонотека, и мы часами могли с почти сексуальным удовольствием слушать нами так любимых битлов. Когда он предоставил на мой суровый суд свои творения, я лишь произнесла:
- Выбери самую лучшую, - пытаясь отогнать от себя критиканские настроения, я закурила.
С самодовольной улыбкой он нажал на play.
- Enjoy it.
После первых нот, мне почему – то показалась, что он пошутил, потому, что у меня в голове запел Ленон:
When I find myself in times of trouble…
Но запел не Ленон, а Паблито Бустаманте. Я попыталась вникнуть в слова песни, найти что-то интересное, новое. Я старалась сохранит ровное выражение на лице, когда он запел о ней… После, исполнитель спросил:
- Ну, как? – и улыбнулся. «Человек-улыбка»
- Это твои стихи? – уточнила я.
- Да.
Я задумалась и неожиданно произнесла:
- А почему Марисса не пишет песен? Её взгляд на ваши отношения мне понравился больше, - его выражение на лице сменила гримаса, - Ты ведь написал это после разрыва с ней?
- Пошла она, - произнёс он так, что я почти поверила в его слова, - Эта сука нас кинула, - он посмотрел на мою удивлённую мину и произнес, - Да, правильно расслышала, она ушла из группы. Её суженный не хочет, чтоб она играла с нами в группе, - он скривился, - По крайней мере, это её официальная версия, - он опять скривился, - Счастья ей в личной жизни, - он попытался вложить в слова всё возможную злость.
- Счастья, - и я подняла к верху очередной бокал с вином.. – счастья, - произнесла я уже тише, - когда в голове подул лёгкий ветерок грусти… Марисса… запретная Марисса… ты оставила в моём извращенном воображении самое яркое, сладкое, и бесконечно нежное воспоминание… Паблито, конечно, старался, и чем больше старался, тем лучше у него получалось, но ты дала ему фору… нам нужно было несколько часов, чтоб показать друг другу, КАК нужно любить… наверное, такое бывает только раз в жизни… я успела поймать пяток положений, когда он проснулся, и зажмурившись протянул:
- А-а, - зевнул Пабло, - что ты делаешь? – он протёр тыльной стороной ладони глаза, и снова зевнул.
- Тебя рисую, - улыбнулась я и неожиданно в мою голову ворвалась «идея»,- Паблито, - обратилась к нему я.
- У, – подал голос Бустаманте.
- Я хочу нарисовать твой портрет. Обнаженка.
От неожиданности он поперхнулся только что собранной во рту слюной.
- Да не дрейфь ты, святая инквизиция давно канула в лету, и вряд ли кто-то станет тебя предавать аутодафе, - пыталась вернуть его из лёгкого шока, - и, даже если ты не согласишься, я тебя напишу. По-памяти. Так что твоё согласие нужно для того чтоб облегчить мне работу. Ну, как тебе?
- Я никогда не позировал, - попытался он отлынивать.
- А , ничего и не надо делать, - спокойно произнесла я, - Ты просто сядь поудобнее , а я сама найду нужный мне ракурс. Хочешь?
- Да, забавная идея, - улыбнулся он, - Я могу начать? И он стал подражать кавалерам с картин эпохи рококо, манерно выбирал позы.
- Не кривляйся, а просто облокотись на спинку кровати, согни одну ногу в колени, положи на неё противоположную руку, можешь слегка повернуть голову. Вот так, отлично, - он покорно следовал моим инструкциям, - И последнее, самое главное. Расслабься. Только так я смогу тебя почувствовать, да ты быстро не устанешь.
Получилась лениво – отдыхающая поза. Красивая поза. Расслабленная спина, согнутая в тупом угле ближняя ко мне нога, левая выпрямлена, как будто слегка забыта её обладателем. Зато левая рука, была покорно положенная на угол колена . На правую же, он дополнительно облокотился. Бёдра накрыл конец простыни. И ещё раз, окинув взглядом композицию, я провела языком по его губам. Его лицо расслабилось и засветилось - Замри, - весело приказала я, вот такое выражение я хочу, - Сможешь, продержаться?- Сказала я выбирая подходящий свет.
- Только с допингом, - улыбнулся Паблито.
Провела ладонью по фактурной бумаге, натянутой на планшет, как будто пыталась отчистить от невидимой пыли. Установила его на мольберт. Взяв в руки мелок тёмной сепии, я стала быстро работать. Слегка дотрагиваясь острым концом тонкого цилиндра материала, наметила сначала позу, потом общие формы, крупным штрихом собрала тени, начиная с головы, спускаясь по шее, груди, бёдрам. Пабло молчал, наверное, поняв, что мне мешать не стоит. Я решила сделать рисунок лёгким, творческим, не обращая внимания на академические требования. Наметила камертон сильным нажатием на падающие на его не столь рельефное тело тени. Я сделала их нарочито темными, глубокими, местами испортив фактуру бумаги. Я хотела показать его тёмную сторону, его скрытую сторону. Я хотела… нет, я работала не задумываясь, что я хотела, просто моя рука сама выводила на бумаге цвета карамели шоколадный образ. Я принялась за его лицо. Выступили глаза – я немного преувеличила их прищур. Быстро наметила тёмные брови, кончик слегка вздёрнутого носа, всегда приоткрытую верхнюю губу, аккуратный подбородок. Простыми линиями изобразила его вьющиеся волосы... Мы работали с перерывами, в которых опустошили почти 2 бутылки вина. Я запретила ему смотреть на рисунок, до его окончания, он только улыбался, бесконечно красиво улыбался. К 5 часам утра, наконец взяв в руки белый карандаш, почти невидимыми точками, расположила блики света на его фигуре- кончик носа, нижняя губа, скула, косточки среднего и безымянных пальцев левой руки. Как ни странно света получилась мало…
- Всё, - со вздохом произнесла я, закурила, - можешь любоваться.
Он быстро подошёл и, обняв меня за талию, начал изучать себя на бумаге. Молчал, мне показалось, что он бесконечно долго молчал.
- Нет слов, - сказал вдруг он.
- Я так и поняла, - пошутила я в ответ.
Он улыбнулся, и поцеловал меня в плечо.
- Супер, - шепнул на ушко Паблито.
- Спасибо, - отозвалась я и добавила, - Давай спать, уже поздно.
- Точнее рано, - улыбнулся он, подхватывая меня на руки…
Во сне мне казалось, что он с кем-то говорит, и что он ушел. И правда, когда я проснулась, его не было рядом. Решив прогуляться за спиртным, я вышла в холл, где меня остановил портье, сказав, что для меня письмо.
Я развернула конверт.
«И какого хуя Пабло приспичило встречается так далеко?»

У любви есть зубы, и она кусается. Любовь наносит раны,
которые не заживают никогда, и никакими словами невозможно
заставить эти раны затянуться.В этом противоречии и есть
истина - когда заживают раны от любви, сама любовь уже мертва.

Стивен Кинг

Я была рада одному – таксист попался молчаливый. Все полтора часа дороги репетировала слова, словечки и фразочки. Подбирала к ним интонации. А получалось почему-то не то…
«капли крови на обивке
мягких кресел в зазеркалье –
просто мы уже убиты,
просто мы уже устали.
съела кролика Алиса
и Ван Гог отрезал ухо.
заповедь каннибализма –
превращаться в слепо-глухо
умирающих созданий;
проходить сквозь их желудок,
выживать сквозь их страданье,
становиться их Иудой…
задыхаться сквозь запястья,
резать вены, чтоб дышалось…
смена крови – смена власти.
просто я уже устала…»
Если уж и перед смертью я не могла не писать стишки, на случайно прихваченной из МакДи салфетке, то Пабло, очевидно, должен был оказать обществу неоценимую услугу. Оставила водителю на чай трижды против обыкновенного. Экономить теперь – полное жлобство. Стукнула титановыми носками Гриндерсов об асфальт. Я не собиралась в последний день своей жизни терпеть каблучную боль в голенях. Минут десять, не двигаясь, рассматривала закат. «Скоро встретимся» и подмигнула. Замок, готический антураж, очень не в его духе. Моментально почувствовала себя инородным телом, спертый пыльный воздух окружил меня, как лейкоциты, вытравливая из замка. Вместе с ними, как главное антитело, вышла Лу. Божественно прекрасная, словно готовилась к церемониалу не два и даже не три часа, абсолютно органичная в своём черном блеске этому замку.
- Что ты тут делаешь, дура? – синхронно спросили мы друг друга.

-Марисса, что за хуйня? Ты с ним заодно?
- Ты что, ёбнулась, блядь? Я тебе тот же вопрос могу задать, - она явно сдерживалась, чтоб не плюнуть мне в лицо.
- Деточка, не пудри мне мозги. Вы с паблито заодно?
- Тебя видно Пабло совсем затрахал, раз ты нихуя не хочешь слушать и понимать…
Я резко прервала её, нервно размахивая тлеющей сигаретой. «Лу, не нервничай, не нервничай, не нервничай. Фак. Как можно не нервничать???»
- Что понимать? Что потрахавшись со мной, вы решили от мня избавится?, - я сглотнула,- Ладно, Пабло – он урод и извращенец, ему нечем себя занять. А ты…
- А что я? – она как обычно ухмыльнулась, - Я здесь за тем же что и ты. За смертью. Я ведь тоже его БЫВШАЯ. Так что становись в очередь.
Воображение. Сиди ровно и не рыпайся. Не нужно. Но было уже поздно. Мертвый холодок достиг кончиков пальцев, и я выронила только что початую сигарету.
- Марисса, - мне почему-то стало не хватать воздуха и тепла, - Марисса, беги. Я прошу тебя. Не нужно, - я стала её практически выталкивать, - Я ему нужна.
- Нужна, - послышался гулом эха, чей то голос.
Пытаемся нащупать источник эха резкими и судорожными поворотами головы.
В падающем свете луны из окна, стоял он. Ночной профиль и белокурая голова.
- Пабло? – выдавила из себя я.
- Хави? – послышался шёпот Мариссы.
Цепляясь за ниточки сознания борюсь с дрожью в коленях.. Он уже приближался. Обратным счётом я мерила его шаги. Когда оставалась 2, из горла вырвался хриплый крик.
- Марисса, галопом отсюда.
Но, орангутаноподобный извращенец успел поймать её одной рукой. Вторая, приземлилась на моём виске.

В сердце что-то треснуло. Боже, какая я дура, ёбнутая дура… Подозревала всё время Пабло, мнительная самовлюбленная идиотка, не видела, что у меня под носом творилось. Лу что-то крикнула, но я даже слов её разобрать не могла. Я тупо оцепенела, не в состоянии понять, что происходит. Почему эта черная богиня по-матричному медленно опускается на пол, зачем Хави скрутил ей руки за спину и связал. За коим хреном сунул руку в карман, и потом встряхнулся, словно только что вспомнил. Я стала предметом мебели, может быть, торшером. Если бы мне в рот всунули лампочку, она бы наверняка засветилась.
Он подошел ко мне, бережным прикосновением беря ладонь. Я брезгливо вздрогнула.
- Теперь ты знаешь, Марисса, - кивнула, - Я делал всё только ради тебя. Я знал, что тебя это порадует, я такой умница…
Я, я, я… отвратительный эгоцентризм, мне стало страшно, зато прошло оцепенение.
- Хавьер, что именно ты сделал?
- Ты не поняла? Пабло. Он должен был заплатить за то, что отобрал тебя у меня.
- Он не отбирал, я сама к нему ушла… - механически заметила, и тут же мысленно ударила себя по губам.
- НЕТ! – завопил он, - Ты врёшь, это всё он виноват, я его убью, и ты будешь вся моя.
Надо лгать. Сумасшедшим надо лгать, соглашаясь со всем, что они говорят.
- Конечно, буду, - ласково прикоснулась к его рукаву, передергиваясь от отвращения, - Я и так твоя, Хави, не стоит никого убивать… - это я зря. Надо было заговаривать зубы иначе…
Хавьер с полминуты подозрительно щурился, и вдруг ударил меня по щеке.
- Врёшь, сучка, ты хочешь его спасти. Я! Я тебе нужен. Ты должна быть со МНОЙ, - я упала в серый ковер пыли, - Я сделал всё. Я победил. Я стал им, раз он так тебе нравился! Ты будешь МОЕЙ.
Да, а особенно после всех твоих заявлений, псих ненормальный. Попыталась подняться, но он вдруг упал сверху.
- Не дергайся, сучка, - рванул ширинку, - ты сама напросилась.

- Лу… Лу… Лу…, - кто-то мычал у меня возле котелка.
Холодно... пол… каменный пол… чье-то тёплое дыхание… пытаюсь погладить саднившую щёку. Не могу… Какого хуя? Веревка? Блядь, этот урод меня связал…
- Лу… Лу…, - опять тот же голос. Делаю рывок и приворачиваюсь на другой бок.
- Пабло? Пабло. Пабло! – почти с радостью произнесла я. От меня Пабло отличался лишь какими то тряпками во рту. Экономия времени, видимо, была выше здравого смысла, если он у Хавьера вообще имелся, и он только связал нам руки за спиной.
- Лу… Луууу… - его накрыло моей волной радости.
Надо что-то делать. Срочно… очень срочно. В мои планы не входило играть в смерть с припиженным и закомплексованным уродом Хавьером. Хавьер. Дура, нужно лучше в всматриваться в лица. Ну и что, что тогда был контражур, сейчас я ведь тоже его не узнала. Совсем растеряла профессионализм на шелках. Блядь. Беспечная блядь. Теперь это может выльется в двойную панихиду. Двойную?
- Марисса, её нужно спасать. Она тоже здесь, - я застонала на его удивленно поднятую бровь. Он ничего не сказал. Ему мешали.
- Пабло, я попробую вытащить у тебя эту мерзость изо рта.
Я снова, сделала рывок и столкнулась носами с Пабло. И с почти животной жадностью я стала вырывать, выдирать, вытаскивать грязные в нитки из его рта. Когда я насытилась, и почти освободила его голос из плена, мы стали усердно сплёвывать остатки ниток, песка и воспоминаний которые хранили эти в целом невинные материи.
- Спасибо, - Пабло вздохнул, и, на секунду замявшись, быстро стал соображать, - Нужно валить отсюда, и как можно скорее. Значит так, ты сейчас вытащишь у меня из кармана перочинный нож, и освободишь мне руки, а потом я тебе. Приди в себя, - прорычал Пабло, заметив моё замешательство. «Хоть он сохраняет трезвость ума»
Повернувшись к нему спиной, я нащупала в заднем кармане Бустаманте чехол с дорогим оружием. Раскрыв его, несколько минут яростно перерезала верёвки на его запястьях. Позже, когда он освободил меня, мы стали в одинаковом ритме потирать синие запястья.
- Пабло, прости меня, - я опустила в глаза, впервые мне было бесконечно стыдно.
- Сейчас главное - свалить отсюда, - быстро произнес Пабло, - Например, окно, потому что, - он подошел к двери и опустил ручку, - Этот ублюдок нас закрыл.
- Мы не можем уйти, - меня немного передернуло, - у него Марисса.
- И почему ты молчала? - заорал он.
- Не нервничай, его сейчас нельзя пугать, понимаешь. Его нужно застать врасплох.
Оставив туфли на каменном полу, я открыла окно и выпустила Пабло.

Вначале был страх. Потом омерзение, ненависть, и затем тошнота. Я вдруг поняла, как у Дженис могла наступить асфиксия от собственной блевотины. Этот уебок что-то мычал, заткнув мне рот ладонью, свободной рукой время от времени ударял в живот, от чего рвотные посылы только усиливались. Ему нравилось зажимать мне двумя пальцами ноздри и смотреть, как я почти теряю сознание без воздуха. Мне нужно было только продержаться, быть сильной, сделать так, чтобы Пабло и Лу спаслись. Остальное не имело значения. Казалось, он никогда не кончит, казалось, это длится целую вечность.
Пока он вдруг не замер, не двигаясь. Мою грудь залило чем-то горячим. Я ухитрилась увидеть кровь, фонтаном брызгающую во все стороны из его пробитого легкого, и Пабло, удивленно разглядывавшего доску, не замечая, что в ней торчит несколько длинных ржавых гвоздей.
Лу проорала: «Идиот» и бросилась стаскивать с меня бесчувственное тело Хавьера. Я поднялась, стыдливо оправляя юбку, хотя что с Пабло, что с Лу вытворяла и не такое. Выхватила из рук Пабло доску и с размаху запиздячила гвозди в его голову. Выдернула, и ударила ещё раз. А потом, это стало так просто… я била, и била, и била, не останавливаясь, чтобы утереть слёзы, остывающая кровь, залившая майку и руки, только злила ещё больше.
Почувствовала на плечах горячие ладони. Они скользнули по предплечьям, и аккуратно расплели пальцы. Пабло отобрал окровавленное оружие, очень мягко, казалось, он чего-то опасался. Завладев деревяшкой, он, против всех моих ожиданий, ещё несколько раз ударил Хавьера. Точнее то, что от него осталось. Обернулся ко мне, нежно, словно прося позволения, провел пальцем по скуле, оставляя кровавую полоску. Наши зрачки встретились, и говорить, как всегда, больше не было нужды. Но я всё равно, поколебавшись ещё секунду, кивнула, и Пабло в то же мгновение прижал меня к себе, прижимаясь губами к виску. Мы простояли так целую жизнь, длинною в несколько секунд. А потом в ход пошли уже языки. Я так и не заметила, когда именно Лу вышла за дверь, оставляя нам одиночество и беззвучный разговор, и вызвала полицию.

Эпилог
Если бы это было сказкой, её следовало бы закончить словами, как один белокурый рыцарь упал ниц перед прекрасной темноволосой, или, если бы ему повезло, то и рыжеволосой леди, и они жили долго и счастливо впредь. Отнюдь, ничего подобного не случилось. Марисса Андраде так и осталась Мариссой Андраде, и даже Лу Сантос сохранила свою фамилию. Мои чувства к этим прекрасным леди не совсем угасло. Иногда, мы обмениваемся открытками на Рождество и дни рождения, где то раз в несколько месяцев то Мари, то Лу отсылают мне письма. Иногда я не могу поверить, что с того дня прошло всего пять лет.
Что произошло с нами? Я опять ничего не знаю. Лу не закончила учебный год, уехала в Нью-Йорк, управлять галереей Латиноамериканского искусства. Как она сообщила в одной из своих бесшабашно веселых открыток, она была уже на 5м месяце. Упомянула, что если я хочу, то могу играть с ней в дочки-матери, но не более того. Больше ей ничего не надо. Каждый раз, вспоминая её, я мурлыкающе щурился.
Нам с Мариссой выпало несколько месяцев счастья, с некоторым привкусом постельного угара, только там мы действительно могли найти общий язык. Иногда я просыпался рядом с её теплым, желанным телом, сглатывая слизь. Потому что кошмары остались. Я не мог тогда заснуть до утра, ворочался или готовил завтрак. А иногда, проснувшись, обнаруживал Мари на кухне, с сигаретой, а меня на столе ожидала трапеза из трех блюд. У нас бывали ночи, когда от вкуса и запаха любви и пота мы оба не могли больше дышать, только почти беззвучно хрипели, по нарастающей, и чувствовали, что нас разделяет только одно – окровавленная одежда и обвиняющее лицо Хавьера. Мы притворялись, что спим, я так и не мог понять, почему меня отделает ледяной стеной именной от этой женщины, единственной, кем я хотел тогда обладать во всем этом долбанном мире.
Наверное, даже мы не смогли бы прожить вместе дольше с такими воспоминаниями. Через несколько месяцев она уехала – тоже в Нью-Йорк, в колледж. А ещё через несколько недель я получил письмо, теперь уже от них. Лу писала, что назвала девочку Анхеликой, своим маленьким ангелочком. И что они с Мари наконец смирились с тем, что любят друг друга. Я понял, что три прекрасные леди неплохо живут и без своего белокурого рыцаря, раз он провалил задачу сделать их счастливыми.
Через три недели я защищаю диплом. Девушка, последние два года напрашивавшаяся на предложение руки и сердца, наверное, никогда меня не простит. Но я предупреждал. Нью-Йорк – большой playground. А я тоже хочу играть. Играть в отца с тремя лучшими леди в мире, если они мне позволят.

У любви есть зубы, и она кусается. Любовь наносит раны,
которые не заживают никогда, и никакими словами невозможно
заставить эти раны затянуться.В этом противоречии и есть
истина - когда заживают раны от любви, сама любовь уже мертва.

Стивен Кинг